Портреты замечательных людей. Книга первая - Владимир О. Смирнов

На мою детскую, отроческую и юношескую девичью жизнь выпало много чего. Тут и война, и ранняя смерть мамы, и не по возрасту взрослые заботы. Голод, холод, дрова, керосин… Голод особенно тяжёл в сочетании с вездесущим холодом: из холодного дома по холодной улице в холодную школу, и то же обратно. Карточки: не потерять! Очереди многочасовые. А читать хочется. А свет опять не дают. Читала при свете коптюшки.

Несмотря ни на что, мы с сестрой обе получили высшее образование. Я окончила литфак Ленинского педагогического института, аспирантуру, хотела заниматься литературой 19 века, но, оказавшись на кафедре языкознания в Литературном институте, сразу окунулась в лингвистику. Так и пошло.

– Когда вы пришли в Литинститут?

– В институте я с 1956 года. Преподавала сначала неуверенно, может, от того, что занималась с иностранцами, а этому нас не учили, да и вся система РКИ (русский как иностранный) только налаживалась. Вскоре я освоилась, стала учить русских студентов и студентов из советских республик. Мы читали вместе рукописи, делали подстрочники. Первым моим дипломником был Василий Белов, будущий классик нашей литературы, он получил диплом с отличием, а отзыв свой я до сих пор храню.

– Можно его посмотреть?

– Пожалуйста.

Отзыв о дипломной работе студента V курса Литературного института Белова В. И. (в сокращении)

В качестве дипломной работы В. Белов представил сборник «Знойное лето» и несколько отдельных рассказов.

Несомненно, что диплом защищает человек одарённый, со своим видением мира, с оригинальным, определившимся почерком.

Произведения Василия Белова, объединённые темой современной деревенской жизни, характеризуют автора как серьёзного, думающего, с большим сердцем писателя, резонирующего и на радость людскую, и на печаль, на всё, что он видит и знает.

В. Белов определился как художник-лирик.

Т. Архипова, 1964 год

– Кто ещё из именитых был у вас учеником?

– Меня иногда спрашивают, помню ли я Колю Рубцова. Конечно. О нём всякое пишут, и не всегда справедливо.

Студенты его очень уважали, знали его стихи, гордились, что они учатся вместе с ним. На занятиях он всегда занимал место на последней парте, у окна. Слушал, писал, и всё это молча, вопросов никогда не задавал. Сейчас, читая его стихи и письма, я понимаю лучше, чем тогда, какой это был скромный, деликатный и мужественный человек. Жилось ему тяжело и голодно, начальство было к нему на редкость несправедливо. Как он нуждался в поддержке и защите! Его медленная ровная походка, длинный шарф, молчаливость – вот его облик. Без имени Николая Рубцова Литературный институт – не институт.

– И вы все эти годы работали в Литературном институте?

– С перерывами. Это были командировки, далёкие и долгие. Первая – Алжир, 1974 год. Прилетела я туда 4 февраля. Лето! Другой мир, яркий, солнечный. Море, пальмы, закутанные в белое женщины, витрины, мимоза, апельсины, мраморный университет. Там я пережила войну, побывала в пустыне Сахара, прочла многие запрещённые у нас книги, в том числе «Архипелаг Гулаг».

Потом была Франция, потом Афганистан. Везде было трудно. Везде было интересно. Потом я вернулась в родной институт, на родную кафедру. Теперь она называлась кафедрой русского языка и стилистики. Работали новые профессора: Александр Иванович Горшков, Наталья Георгиевна Михайловская, Лев Иванович Скворцов. Они очень много дали мне. Это была середина 80-х годов. Моя самая счастливая пора в Литературном институте. Я набралась опыта, стала как бы состоявшимся преподавателем и с наслаждением ходила в аудитории.

– Для этого потребовалось 30 лет?

– А что вы хотите? Не сразу всё дается. Я думаю, студенты вообще не ученики, не только знаний они ждут от преподавателя. Особенно студенты-литераторы. Никогда я никого не укоряла. Чтобы твоим ученикам было интересно, надо, чтобы и тебе, преподавателю, было интересно. Когда студент допускает ошибку, то лучше подтрунить или сыронизировать. Тут и аудитория включается. И все довольны, и виноватый не сердится. Мне как-то не приходилось страдать от недисциплинированности моих учеников. Я старалась найти возможность поехать со студентами в Звенигород, в Тарусу, в Поленово, в Ясную Поляну, пригласить к себе домой, поехать вместе за город… Студент чувствует, когда преподаватель не жалеет для него времени и сил.

– Чему научил вас большой преподавательский опыт?

– Я поняла, что на занятиях по русскому языку нельзя говорить только о предмете. Это скучно. А если человек спросит: «А кто такой Аксаков?..» Нельзя уходить от ответа, как бы труден и неожидан он ни был. Нужно очень внимательно относиться ко всем вопросам и стараться, чтобы ученикам открылось что-то новое из истории, из культуры. Я научилась делать «коктейль» из грамматики, стилистики, культуры речи и литературы. Это стало особенностью моего преподавания в течение всей моей жизни. Я вижу себя популяризатором русского языка.

Нужно развивать вкус, грамотность, обращать внимание на интонацию, на расположение слов. За чистоту русского языка нельзя бороться с помощью штрафов. Это глупо. Как бы человек сам по себе ни был умен и благороден, он никогда не будет интеллигентным, если не будет много и внимательно читать. Когда женщина, окончившая университет, высокого мнения о себе, говорит «кушать», мне больше ничего не надо знать о ее культуре.

– А как правильно?

– А я вас учила, что глагол «кушать» должен быть исключен из нашей речи.

– Я, наверное, прогулял, Татьяна Александровна…

– Я вам, ребята, говорила: «Выкручивайтесь, как хотите: “прошу к столу”, “пора завтракать”, но не употребляйте глагол “кушать”. Это сразу выдает провинциалов».

Или выражение «я в шоке». Хотите у себя в рассказе изобразить полуграмотную женщину, всю в золоте, – дайте несчастной пару раз произнести эту фразу, и всё, достаточно, образ будет создан.

– Когда вы стали преподавать на Высших литературных курсах?

– Практически сразу. Сначала не без страха. Люди взрослые. Члены Союза писателей. Приехали со всех концов Советского Союз. Аудитория многонациональная. Уровень знаний очень неровный. За парты сели люди, вернувшиеся из ссылки или из сталинских лагерей.

– Много было таких?

– До четверти слушателей ВЛК. Может, странно прозвучит, но они несли с собой дух свободы, к которой мы не привыкли.

В последующие годы слушателей Высших литературных курсов разбаловали. Они жили комфортно. Стипендия у слушателя ВЛК была хорошая. Во всяком случае, никак не меньше, чем зарплата преподавателя.

– Я-то застал другие времена. Стипендия была мизерная, почти символическая, правда у нас был бесплатный обед и отдельная комната за каждым сохранялась.

– Да, да, это уже в конце 80-х так было. У вас уже не было ковров в комнатах, а были трудности. Через Высшие литературные курсы прошло много писателей. Среди них