Круги Данте - Хавьер Аррибас

― Что это за демоны?

― Они гуляют по «бычьим сушильням»! ― выкрикнул старик.

Пытаясь понять эти слова, Данте не обратил внимания на треск около его левой ноги; однако мгновение спустя он осознал, что что-то происходит: что-то просвистело мимо его головы, ударившись рядом о землю. Он привстал и тогда заметил близкий стук камней. Он почувствовал, как об него ударяется дождь из мелких осколков, и понял, что его бьют камнями, возможно, выпущенными из пращей, судя по силе, с которой они били, хотя он не видел, откуда они летят. Удивление сменилось паникой, когда несколько камней ранили его; он решил, что, несомненно, у нападавших наберется целый ящик камней. Старик, видимо, понял, что происходит, потому что он начал молиться дрожащим голосом.

― Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem, factorem Caeli er Terrae…[39]

Испуганный, почти ослепший от этого дождя из камней, Данте понял, что должен быстро решить, что делать дальше, прежде чем один из этих снарядов прибьет его. Он решил укрыться среди камней вместе со стариком, который, всхлипывая, бормотал: «…visibilium ominum et invisivilium… Et in unum Dominum Iesum Christum Filium Dei unigenitum…».[40] Но потом понял, что такое решение еще скорее приведет его к гибели. Перед его глазами проходили почти забытые образы: военная служба в молодости, участие в битве при Кампальдино, когда он был кавалеристом во флорентийском войске и сражался против гибеллинов Ареццо. Дикая атака вражеской кавалерии выбила многих из седла. Тогда, как и теперь, он стоял на земле ― там ослепший от пыли, тут от темноты, ― и ужас перед решающим ударом и смертельным исходом напал на Данте. И теперь, как тогда, у него было одно желание: бежать, бежать отсюда со всех ног! Он побежал, понадеявшись на силу своих уставших ног, в том направлении, в котором шел, перед тем как заговорил со стариком. Он чувствовал себя скверно, оттого что бросил его одного, хотя не видел смысла в том, чтобы остаться. На бегу он услышал, как слабый голос проповедника терялся во мраке…

― Et ex Patre natum ante omnia saecula… Deum de Deo, lumen de lumine, Deum verum de Deo vero…[41]

Данте нужно было время, чтобы подумать, как выйти из этой ситуации. Отражая на бегу удары камней, летевших в него, он задыхался. Потом вдруг прижался к груди, сильной и горячей, ― она могла принадлежать только лошади. И прежде чем лошадь заржала, сильная рука схватила поэта, помогая забраться на круп животного. Данте не сопротивлялся, наоборот, он приложил все свои силы, чтобы оказаться в седле неожиданного спасителя. Он закрыл глаза, пока они галопом уносились прочь, но прежде узнал, кто был тот всадник, который спас ему жизнь. Франческо де Кафферелли.

Глава 24

Граф Баттифолле не удивился, увидев изменившееся лицо Данте. Комната утратила прежний театральный вид, который бросался в глаза во время первого посещения. Наместник, приветливый и веселый, принял поэта без промедления. Стерев кровь с лица, Данте, не ожидая приглашения, занял свое прежнее место на скамье со спинкой. Он старался ровно дышать, глядя в пол.

― Ваша встреча с Флоренцией была плодотворной? ― дружелюбно спросил Баттифолле.

― Очень, ― ответил Данте бесстрастно, не поднимая глаз. ― И очень увлекательной в своей финальной части, о чем, без сомнения, вы уже знаете…

Граф улыбнулся, но ничего не сказал.

― Несомненно, ― продолжал Данте тем же тоном, ― я должен чувствовать себя счастливым из-за своевременного появления вашего Франческо в Санта Кроче.

― Я говорил вам, что с каждым днем Флоренция становится все более опасным городом, ― сказал граф.

― Поэтому вы решили меня охранять? ― произнес Данте, впервые поднимая глаза. ― Я не думаю, что это были условия, которые…

― Ладно, Данте… ― перебил его Баттифолле, хотя сделал это мягко, не теряя хороших манер и сердечности. ― Вам самому ясно, что сейчас не время ставить условия. Понимайте это только как разумную защиту. Вам никто не мешал двигаться свободно там, где пожелаете. И вы должны признать, что это было необходимо для вашей безопасности…

― Я должен поблагодарить вас за то, что вы следили за мной? ― упорствовал Данте.

― Я говорил, что вам понадобится защита моих людей. Я понял, что вы не хотите ходить со свитой, но при этом не готовы остаться наедине с опасностью. ― Баттифолле замолчал на мгновение. ― Тем более произошедшие события, как мне показалось, требовали нашего вмешательства.

― Вы подумали, что кто-то знает о моем присутствии в городе и…? ― спросил Данте.

― Нет! ― воскликнул Баттифолле. ― Я уверен, что это нападение никак не связано с вами лично, скорее, с вашим теперешним внешним видом: иностранец с возможным многообещающим уловом в кошельке, заблудившийся в городе, решивший провести ночь в таком квартале, как Санта Кроче. У меня такое ощущение, ― добавил с иронией граф, ― что Франческо не единственный, кто следил за вами во Флоренции.

― Тот безумный человек, возможно, уже мертв, ― пробормотал Данте опечалено, снова опуская голову.

Баттифолле пожал плечами. Во Флоренции жизнь и смерть были понятиями, подчиненными интересам политики.

― Если так, то упокой, Господи, его душу, это был, возможно, лишь вопрос времени, ― ответил граф, не придавая важности событию, которое было маленькой каплей в головокружительном водовороте, затягивающем Флоренцию. ― Преступники, холод, болезни… Это конец любого бродяги.

― Вы знаете, что он был готов назвать возможных исполнителей тех злодеяний, которые вас волнуют? ― прямо спросил Данте, глядя графу в глаза.

― Вот как! ― ответил тот насмешливо. ― Знай мы это прежде, не было бы необходимости в вашем приезде из Вероны. И кто преступники?

― Он говорил о каких-то… ― заколебался Данте, сознавая ненадежность сведений, которые был готов предложить, ― немых демонах с голубыми ногтями…

Баттифолле молча улыбнулся. Данте отвел глаза, понимая, что граф не будет помогать ему выйти из этого неудобного положения. Поэтому он заговорил с уверенностью:

―…некие бегины, как сказал старик…

― Бредни, ― наконец произнес граф. ― Не знаю, стоит ли посылать его к дьяволу, но что до голубых ногтей, руки и ноги тех, кто сотворил преступления, были человеческими, как и тех, кто забросал вас камни сегодня вечером.

Баттифолле заложил руки за спину и стал по привычке ходить туда-сюда.

― Что касается бегинов и всякой мистики, нищих и попрошаек, ― продолжал граф, ― это мало касается религиозных дел. Я могу уверить вас, что ни церковники, ни какие-либо другие почтенные источники не могут привести конкретных обвинений против них. И если бы мы доверяли всем сплетням, которые ходят по городу, то, уверяю вас, немного монахов, прелатов и священников сохранили бы свою репутацию.

Данте признавал в душе, что это, возможно, так и было. Действительно, только впечатление от пережитого нападения придало важность словам старика.

― Очевидно, ― продолжал Баттифолле, ― что одержимость бедностью и религиозными воззрениями опасна, когда она не имеет ничего общего с проблемами сеньории; особенно когда нужно платить налоги, следовать присяге и отбывать воинскую повинность, ― сказал граф, угловатое лицо которого преобразилось в лукавой улыбке. ― Я не люблю скрывать своих мыслей по поводу религиозных опасностей.

Данте едва смог подавить ответную улыбку. Он не мог отрицать очарования этого человека и его умения обольщать. Поэт спросил себя, возможно ли, чтобы человек, с которым он имел дело в начале своего изгнания, превратился в его друга, будучи в положении, когда ему уместнее было стать врагом.

― В любом случае, ― продолжал Баттифолле, пока его взгляд наполнялся новой решимостью, ― если вы пожелаете, вы можете испытать…

― Да, я сделаю это, ― ответил Данте, не обдумав заранее свои слова.

Не было необходимости следить за реакцией графа, чтобы понять важность этого короткого ответа. Баттифолле тут же успокоился, весело посмотрел на Данте, как обрадованный ребенок, и сел на свободную скамью перед ним, лицом к лицу.

― Вы сделаете это? ― повторил он. ― Вы хотите сказать, что согласны?

Данте не знал, в какой момент принял решение. Может быть, это произошло, когда граф взывал к его душе, которая все еще надеялась вернуться на родину; или, может быть, так на него повлияли любимые места во Флоренции. Несомненно, не была бесплодна и хитроумная деятельность наместника короля Роберта: слова этого человека, которому не имело смысла доверять, тем не менее вызывали доверие.

― Полагаю, да. ― Данте набрал в легкие воздух и прекратил сопротивляться. ― Бог свидетель, я не знаю, как могу помочь вам, но попытаюсь.

Граф сжал обе руки Данте в знак признательности и дружбы; удовлетворение озарило его лицо.

― Вы не пожалеете, ― произнес он.

― Возможно, пожалею… ― смиренно ответил Данте, подозревая, что у таких дел всегда двойное дно.