Огненный рай - Сьюзен Виггз

Эштон беспокойно поерзал на стуле, настроение его становилось все хуже и хуже. Зря не поддался ее порыву, послав к черту все приличия. Вместо этого он благородно отверг ее прелести. Ради чего? Чтобы бросить ее в объятия этого франта, капитана Дориана Тэннера? В последнее время парочка была неразлучной, уезжая в далекие прогулки на лошадях, выращенных и взлелеянных им; проводя долгие часы вместе, — каждому понятно: предаваясь удовольствиям, которые Эштон запретил для себя.

«Все ясно — женщины предпочитают хорошо воспитанных джентльменов». Эштон сделал глубокий глоток, презирая себя за то, что не удовлетворил пробудившиеся желания Бетани, а теперь этим занимается другой. Так и должно было случиться, мрачно сказал он себе. Но почему тогда ему так тоскливо?

Появление нового человека отвлекло его от мрачных мыслей: капитан Дориан Тэннер, одетый в красный мундир, уверенный в себе, важной походкой вошел в таверну и бросил презрительный взгляд на посетителей.

«Белая лошадь» была любимым местом патриотов, где обсуждались мятежные памфлеты, а тосты поднимались совсем не за здоровье короля Георга, а в честь другого человека — генерала Вашингтона, выступившего летом этого года во главе мятежных сил, осаждавших город Бостон.

Сначала Эштон не обратил внимания на вошедшего, но затем до его ушей донесся его голос:

— А-а, это Финли Пайпер. — Взгляд черных глаз Тэннера остановился на человеке среднего возраста в помятой и перепачканной чернилами рубашке. — Как дела, мистер Пайпер? Я слышал, как ваш печатный станок работал вчера до поздней ночи.

Пайпер взглянул через стол на своего сына, долговязого юношу по имени Чэпин, и промолчал.

Эштон хорошо знал Пайпера и его сына. Отец был простым человеком, отличался острым умом и получил хорошее образование. Его сын Чэпин, худой, со впалыми щеками, долговязый юноша, на несколько лет младше Эштона, отличался молчаливостью, хотя всегда имел что-то на уме. Сейчас, например, из его головы не выходила Кэрри Маркхэм. Что касалось «красных мундиров»[5], то Пайпер относился к ним с молчаливым вызовом.

Тэннер подошел к столу, коснувшись его шпагой.

— В чем дело, сэр? Вы что-нибудь скрываете?

— Мне нечего скрывать, сэр. — Финли неожиданно стал совсем не похож на обычного работягу. Плечи его расправились, подбородок поднялся, крупные, перепачканные чернилами руки сжались в кулаки. — Нет такого закона, сэр, который запрещал бы человеку трудиться столько, сколько он хочет.

— Я заинтригован, сэр. Вы работали почти до рассвета, но мне не удалось найти ни единого экземпляра вашей продукции.

— Мои публикации, сэр, пользуются большой популярностью в последнее время.

Тэннер прижал кулаки к грубой поверхности стола и угрожающе наклонился к собеседнику.

— Мистер Пайпер, — четко выговорил он. — Ваши мятежные памфлеты — это пока только слухи. — Тэннер наклонился еще ниже, приблизившись к самому лицу Пайпера. Печатник даже не шелохнулся. — Но я смогу найти доказательства вашей предательской деятельности, если не завтра, то послезавтра или позже… и тогда надейтесь только на Бога.

Эштон с шумом отодвинул стул и поднялся на ноги.

— Вам, надеюсь, не хочется, чтобы офицера армии Его Величества обвинили в бездоказательных угрозах, не так ли, капитан Тэннер? — спокойно произнес он. — Незапятнанная репутация так важна в эти неспокойные времена.

Тэннер вспыхнул от злости, но мгновенно взял себя в руки.

— Конечно, — засмеялся офицер. — Это ты верно заметил, Маркхэм. Хотя удивляюсь, что простой работяга говорит о подобных вещах. — Демонстративным жестом он достал из жилета часы и уточнил время. — В любом случае мне уже пора. Ждет мисс Уинслоу. — Тэннер насмешливо скривил рот. — Бедняга, при каждом упоминании этого имени твои глаза мечут молнии.

Эштон сжал кулаки. Только рука Пайпера удержала его, иначе он нанес бы удар в красивое лицо капитана. Эштон крепко сжал зубы и сдержал гнев. Офицер вышел из таверны и уверенной походкой направился вдоль Мальборо-стрит.

— Не советую связываться с ним, мой друг, — пробормотал Финли, подавая Эштону новую кружку эля. — Бессмысленно драться из-за чепухи, когда будущее предоставляет нам безграничные возможности бороться за более важные цели.

— Меня это не касается, Финли. — Эштон почувствовал внезапную неприязнь к таким ярым агитаторам, как печатник. — Не собираюсь вступать в ваше братство. Это подходит тем, кто готов убивать ради ваших целей. Я не отношусь к их числу.

— Но придется включиться в борьбу, — уверенно заявил Финли. — Уже вижу, как в тебе растет гнев. Это только вопрос времени. Обстоятельства заставят тебя примкнуть к нам.

Эштон с сомнением покачал головой, но когда Чэпин поднял кружку в честь генерала Вашингтона, он невольно присоединился к этому тосту.

Бетани жадно читала письмо Гарри, первое после его отъезда в Бристоль. Послание брата отличалось оптимизмом; несмотря на крайнюю бедность, он и Фелиция несказанно счастливы, весной ждут ребенка. Гарри приглашал Бетани в гости. В конце письма была приписка: «Доверяю тебе запечатанное письмо и прошу со всеми предосторожностями передать его Эштону Маркхэму».

Она повертела в руках запечатанное послание. Почему Гарри пишет Эштону? Почему просит передать письмо тайно? Недоуменно пожав плечами, она отправилась в конюшни — по крайней мере, есть повод повидаться с Эштоном.

С тех пор как по плану Кэрри затеялась кампания охоты на Эштона, Бетани очень редко виделась с ним. Временами ее одолевали сомнения в верности выбранной тактики, хотя часто, уловив ревнивый блеск глаз Эштона, девушка понимала, что их хитрость удалась.

Иногда у нее портилось настроение из-за всех этих сложных шарад, но Кэрри заверяла ее, что игра стоит свеч. Может быть. Но Бетани уже решила для себя, что скоро она покончит с этой игрой. Очень скоро.

Эта мысль подбодрила Бетани, и она отыскала Эштона в небольшой конторке, в углу конюшни, сидящим за столом. Остановившись за его спиной, она ощутила, как всколыхнулись все ее чувства. Его голова склонилась над журналом, куда заносились наблюдения о лошадях. Верхняя часть страницы была заполнена рукой Роджера Маркхэма, вторая половина записей принадлежала Эштону. Он стал носить очки отца, что придавало ему особую интеллигентность и в то же время напряженность. У нее появилось острое желание дотронуться до него рукой и снять это напряжение.

Все те несколько недель, проведенных ею в обществе Дориана Тэннера, не остались незамеченными и вызвали жгучую зависть молодых женщин Ньюпорта. И все же классическая красота и утонченные манеры Дориана не находили ее ответного отклика: каждый раз, глядя на его безупречное лицо, она с тоской вспоминала грубоватые черты Эштона Маркхэма, а расточая фальшивые улыбки Дориану и подавая ему руку, вспоминала крепкие мозолистые руки Эштона, его естественность и безыскусность. Его недостатки в соединении с его человечностью и отзывчивостью привлекали ее больше, чем искусственное совершенство Дориана. Она вынула из кармана письмо Гарри.