Огненный рай - Сьюзен Виггз

Все те несколько недель, проведенных ею в обществе Дориана Тэннера, не остались незамеченными и вызвали жгучую зависть молодых женщин Ньюпорта. И все же классическая красота и утонченные манеры Дориана не находили ее ответного отклика: каждый раз, глядя на его безупречное лицо, она с тоской вспоминала грубоватые черты Эштона Маркхэма, а расточая фальшивые улыбки Дориану и подавая ему руку, вспоминала крепкие мозолистые руки Эштона, его естественность и безыскусность. Его недостатки в соединении с его человечностью и отзывчивостью привлекали ее больше, чем искусственное совершенство Дориана. Она вынула из кармана письмо Гарри.

— Эштон!

Он вскинул голову. Глаза его сузились за стеклами очков.

— Снова собралась на прогулку, любовь моя? — Он умел превращать ласковые слова в шутку. — Твой капитан решил сделать перерыв, пока не угрожать горожанам, а снова помучить Корсара?

— Он не мучает лошадь, Эштон, — поморщилась Бетани. — Ты знаешь, я бы этого ему не позволила.

— Тогда как ты объяснишь то, что я нашел вчера в его копыте устричную раковину?

— Я об этом не знала, Эштон. Правда.

Чтобы как-то оправдаться, она добавила:

— Извини, возможно, мы слишком увлеклись.

Он вскочил на ноги, сорвал очки и бросил их на стол.

— Значит, благородный капитан увлек тебя, мисс Бетани? — Он подступил к ней так близко, что она почувствовала запах мыла, которым моют лошадей, а также теплоту его дыхания, разглядела холодные льдинки в глазах.

— Я… Мы не… — У нее перехватило горло от смущения. Он усмехнулся, его рука дерзко потрепала ее по щеке.

— Почему ты смутилась?

— Меня всегда возмущает грубость.

Он дотронулся до ее щеки, затем до головы и стал перебирать пряди волос.

— Разве я груб?

— Оставь меня, Эштон. Я пришла сюда не для того, чтобы…

Он заглушил ее возмущенный протест поцелуем. Она уперлась кулаками ему в грудь, хотя уже много недель мечтала об этой минуте, только совсем не ожидала, что произойдет именно так; хотелось нежности и вместо настойчивости — страстного желания. Ей вдруг пришла мысль, что ее поведение вряд ли вызывает ответные нежность и желание, — у нее закружилась голова и появилось такое чувство, что над нею совершается насилие. Наконец он отпустил ее из своих жестких объятий. Слезы выступили на ее глазах.

— Зачем ты это сделал?

— Раньше тебе это нравилось, любовь моя.

— Мне нравилась твоя дружба, Эштон. Твое одобрение, твое сочувствие. Без всего этого твои поцелуи ничего не значат.

Бросив письмо Гарри на стол, она выбежала из конюшни. Легкий утренний ветерок, пропитанный медовым ароматом жимолости, высушил ее слезы. Со слезами ушло и чувство боли: она с удивлением поняла, что именно произошло в конюшне — Эштон поддался чувству ревности.

На следующий день она появилась в библиотеке отца в великолепном настроении. Синклер сидел за массивным письменным столом, курил трубку, просматривая корреспонденцию.

Он взглянул на дочь и довольно улыбнулся.

— Выглядишь очаровательно, — заметил отец, рассматривая ее костюм темно-золотистого цвета. — Не всякой женщине так идет костюм для верховой езды. Ты выглядишь безупречно.

— Спасибо, отец, хотя сомневаюсь, что для Каллиопы это имеет какое-то значение. — Ей хотелось, чтобы отец замечал не только как она выглядит. — Хочу до завтрака прогуляться верхом.

— То, что я тебе намерен сообщить, не займет много времени: мы с матерью и Вильямом уезжаем в Литтл-Рест и вернемся только завтра — твой брат решил вступить в кавалерию Его Величества, и у меня там есть дела.

— Вильям решил вступить в английскую армию?

— Да, если только ему удастся быть трезвым, чтобы сидеть на лошади. Офицерский патент для него стоил мне целого состояния.

Бетани почувствовала, что бледнеет: Гарри присоединился к мятежникам, а Вильям к англичанам — братья вполне могут умереть врагами. Синклер улыбнулся ей через стол.

— Пока мы будем в отъезде, тебе есть о чем подумать. — Он постучал трубкой о серебряную пепельницу и отложил ее в сторону. — Капитан Дориан Тэннер просит твоей руки.

Ошеломленная услышанным, она невольно сделала шаг назад.

— Нет.

Брови отца сошлись вместе.

— Почему тебя это так удивило, дорогая? Осмелюсь заметить, ты дала ему для этого достаточный повод.

— Но это потому, что… что… — голос ее дрогнул. Отец ее не сможет ни понять, ни одобрить ее поведения с Дорианом. — Мне было приятно в его компании, — поспешно призналась она. — Но у меня нет намерения выходить за него замуж.

— Ты выйдешь за него, моя дорогая девочка. Через два месяца. Тэннер уехал по заданию. К тому же он обещал присматривать за Вильямом. Я заверил капитана, что, когда он вернется, ты примешь его предложение.

Бетани уперлась кулачками в бока.

— Ты даже не посчитал нужным узнать мое мнение.

— В конце концов, твои симпатии и антипатии не имеют никакого значения, — холодно заметил отец. — Я хочу, чтобы ты вышла замуж за приличного человека, и мне нужны внуки. Оба твои брата не могут дать мне этого. Вильям увлекся пирушками, Гарри женился на женщине из низов и занялся преступной деятельностью.

— Я не обязана обеспечивать тебя наследником. Если ты заинтересован в выведении породы, найди другую породистую кобылу.

— Бетани, раздоры разделили страну, хотя здесь, в Систоуне, мы почти не ощущаем этого. Мятежники в Бостоне и Вигинии подняли оружие против нам подобных. Я хочу быть спокойным за тебя в случае, если мятеж докатится до Ньюпорта. Дориан Тэннер хороший человек и прекрасный солдат. Правда, ничего не удалось выяснить о его семье, но уверен, что он прояснит этот вопрос по возвращении. Ты должна быть довольна оказанной тебе честью.

— Я не выйду за него замуж, — дрожащим голосом заявила она, берясь за ручку двери.

Синклер добродушно улыбнулся.

— Поезжай на прогулку, моя дорогая, и обдумай все спокойно. Если ты хорошо подумаешь, то поймешь, что принято мудрое решение.

Она выбежала из библиотеки и помчалась туда, где всегда, с детства, находила душевное равновесие, — в успокаивающие объятия Эштона Маркхэма.

Глава 4

Сырым августовским днем — нудные дожди шли не прекращаясь — на качающуюся под ногами палубу морского парома, отплывающего в Бристоль, поднялись несколько пассажиров. Эштон, оказавшийся в их числе, хмуро всматривался в воды залива Наррагансетт, недоумевая по поводу письма, переданного ему вчера Бетани.

Гарри Уинслоу попал в какое-то затруднительное положение — это было ясно из таинственного послания юноши, а дальше следовало сообщение о конспиративной доставке писем и о каком-то английском агенте, который не должен ничего узнать о переписке. Эштон про себя произнес ругательство, обзывая последними словами Гарри, вовлекшего его в свою опасную деятельность.