Роковой рейд полярной «Зебры» - Алистер Маклин

Мы глядели вдаль на это ледяное поле до тех пор, пока у нас не заболели глаза — единственное, к чему привело наше неусыпное бдение. Однако мы так ничего и не заметили, ровным счетом ничего. Перед нами простирались только одни льды — безжизненные, мертвые.

Когда пришла смена, мы с Роулингсом помчались вниз с быстротой, на какую были только способны наши закоченевшие ноги. Капитан Свенсон сидел на раскладном брезентовом стуле у входа в радиорубку. Я скинул с себя верхнюю одежду, снегозащитную маску, очки и тут же припал к кружке дымящегося кофе, возникшей словно из-под земли, решив как можно меньше двигаться, пока в руках и ногах не восстановится нормальное кровообращение.

— Где это вы так порезались? — участливо спросил Свенсон. — У вас на лбу полоса крови полдюйма шириной.

— Ледяные заряды — не самая приятная штука, — ответил я, превозмогая усталость и боль. — Мы понапрасну тратим время на передачи. Если людям на «Зебре» негде укрыться, понятно, почему они молчат. Без еды и надежного укрытия больше двух-трех часов снаружи не продержаться. Роулингс и я не маменькины сынки, но, проведя там, наверху, всего лишь полчаса, мы ощутили это на собственной шкуре.

— Как знать, — задумчиво произнес Свенсон, — а как же Амундсен? Скотт? Пири? Они пытались добраться до обоих полюсов пешком.

— Они были другой закваски, капитан. Да и потом, путь им освещало солнце. Во всяком случае, одно я знаю наверняка: полчаса на таком морозе — выше головы. Пятнадцати минут хватит вполне кому угодно.

— Пятнадцать минут, — повторил он, подняв на меня глаза, лишенные всякого выражения. — Стало быть, у вас не осталось никакой надежды?

— Если у них нет надежного укрытия, — никакой.

— Вы же говорили, что у них есть аварийный блок питания на никелево-железистых элементах для передатчика, — возразил он. — И что эти батареи не разряжаются годами, независимо от погодных условий, в которых они хранятся. Они, верно, использовали их несколько дней назад, когда послали первый сигнал бедствия. Но даже в этом случае батареи никак не могли разрядиться.

Точка зрения капитана была предельно ясна, и я ничего не сказал ему в ответ. Батареи, конечно, не могли истощиться, а как насчет людей?

— Я согласен с вами, — бесстрастно продолжал он. — Мы действительно тратим время понапрасну. Наверное, нам следует поворачивать назад. Если нам не удастся поймать их сигнал, дальнейшие поиски бесполезны.

— А может, и нет. Вы, должно быть, забыли инструкции Вашингтона, капитан.

— Что вы имеете в виду?

— Помните? Вы обязаны оказывать мне всяческую помощь в действиях, не угрожающих безопасности подводной лодки и жизни экипажа. Как видите, сейчас ни лодке, ни команде ничто не угрожает. Раз мы не можем поймать их сигнал, я готов прочесать пешком ледовое поле в радиусе двадцати миль отсюда, чтобы еще раз попытаться обнаружить их. Если и это ничего не даст, мы поищем еще одну полынью и предпримем еще одну вылазку. Район поиска не так уж велик, и у нас есть верный шанс, правда, один-единственный, что когда-нибудь мы все-таки обнаружим станцию. Я готов зимовать здесь до упора.

— И вы полагаете, что это не будет угрожать жизни моих людей? О каких поисках во льдах в самый разгар зимы, тем более пешком, да еще в таком радиусе, может идти речь?

— Никто и не говорит, что жизни ваших людей будет что-то угрожать?

— Вы что, собираетесь идти в одиночку? — Свенсон потупился и покачал головой. — Даже не знаю, что и сказать. То ли вы совсем рехнулись, то ли я наконец начинаю понимать, кто и зачем вас сюда послал, доктор Карпентер.

Взглянув на меня задумчиво, капитан вздохнул и прибавил:

— То вы говорите — нет никакой надежды, то вдруг собираетесь провести здесь всю зиму. Не обижайтесь, доктор, но то, что вы предлагаете, — чистое безумие.

— В вас говорит упрямство и тщеславие, — сказал я. — Но мне бы не хотелось бросать дело, даже не начав его. Не знаю, как в американском военно-морском флоте принято относиться к таким вещам.

Свенсон воззрился на меня как бы изучающе, и я понял, что он верит мне так же, как муха пауку, который сидит в центре паутины и зазывает ее провести ночь в тиши и покое. Улыбнувшись, капитан наконец сказал:

— В американском военно-морском флоте не принято обижаться на такие вещи, доктор Карпентер. Я думаю, вам не мешало бы соснуть пару часов. Тем паче перед прогулкой к Северному полюсу.

— А вы-то сами? По-моему, вы тоже за весь день не сомкнули глаз.

— Я немного обожду, — Он кивнул на дверь радиорубки. — Вдруг что-нибудь прояснится?

— Что за сигналы они посылают? Обычные позывные?

— Запрашивают у них координаты, а еще просят запустить ракету, если у них осталась хоть одна. Если что-нибудь прояснится, я немедленно дам вам знать. Доброй ночи, доктор Карпентер. А вернее, доброе утро.

Я тяжело встал и поплелся к каюте Хансена.

В восемь часов утра, когда пришло время завтрака, атмосфера в кают-компании была весьма далека от праздничной. Кроме дежурного по кораблю и вахтенного лейтенанта-механика, здесь собрались все офицеры «Дельфина» — кто недавно поднялся с койки, кто еще только собирался идти спать. Разговор за столом, однако, не клеился — все говорили односложно. Даже неугомонный доктор Бенсон держался замкнуто. Очевидно, что задавать мучительный вопрос о том, удалось ли установить связь со станцией «Зебра», было ни к чему. А ведь передача велась непрерывно почти пять часов. На лицах офицеров лежала печать подавленности и отчаяния оттого, что каждый из них понимал: с теми, кто выжил на станции «Зебра», давно уже все кончено.

Никто не торопился приступать к еде — теперь спешить было некуда. Офицеры вставали один за другим и уходили кто куда: доктор Бенсон — в лазарет; молодой лейтенант Миллз, торпедист, — в торпедный отсек, руководить работой своих подчиненных, которые два дня трудились по двенадцать часов в сутки, пытаясь устранить неполадки в некоторых торпедах; третий офицер пошел сменять стоявшего на вахте Хансена, а остальные трое отправились спать. Остались только Свенсон, Рэберн и я.

Насколько мне было известно, Свенсон не смыкал глаз всю предыдущую ночь, но, несмотря ни на что, вид у него был бодрый, а взгляд — ясный, как будто он проспал, по крайней мере, часов восемь.

Утром, не успел старший вестовой Генри принести горячий кофейник, как из коридора послышался топот ног — в кают-компанию сломя голову влетел старшина. Он не снес дверь с петель только потому, что компания «Электрик боут» устанавливает на дверях своих подводных лодок очень крепкие петли.

— Поймали, — заорал старшина, но тут же, вспомнив правила поведения членов команды в офицерской кают-компании, уже более спокойно продолжал: