Идеальные - Николь Хакетт

Селеста знала не только об этом, но и о том, что у Холли был миллион и сто тысяч подписчиков. А еще она знала, что Алабама не из тех людей, кто будет изнурять себя физическими тренировками по собственному желанию. Как-то раз Селеста убедила подругу позаниматься вместе аэробикой – она благотворно влияла на суставы и повышала упругость ягодиц (так, во всяком случае, ей сказали). В итоге Алабама хромала потом две недели. На первом же занятии она «порвала гибискус», выполняя плие, – угрюмо объяснила подруга. Селеста догадалась, что под «гибискусом» та подразумевала мениск.

– Этим летом Холли организует в Далласе забег на пять миль, – продолжила Алабама, явно не замечая скепсис Селесты. – Я собираюсь принять в нем участие.

– А я думала, ты ненавидишь бегать, – осторожно проговорила Селеста.

Она уже позабыла про фотографии в телефоне. Что-то в этом разговоре заставило ее ощутить беспокойство, хотя, что именно – Селеста понять не смогла.

Наклонив голову, Алабама запустила пальцы в волосы, уже ставшие мокрыми. Вода в Голубой лагуне оказалась восприимчива к средствам для ухода за волосами. И перед тем как покинуть раздевалку, их погнали в душевые кабинки, чтобы все смыть. Алабама всячески упиралась, громогласно возмущаясь произволом – перед самым отъездом из Чикаго она сделала укладку. Но суровый вид работницы у входа в бассейн вынудил ее подчиниться.

– Я вовсе не ненавижу бегать, – заявила Алабама, собирая волосы в спутанный узел. – По-моему, то, что делает Холли, реально впечатляет и вдохновляет. – Она запрокинула голову назад. – И знаешь, я вот что подумала. Такие люди, как Холли… они не только занимаются продвижением одежды. Они практикуют нечто большее. У них есть фишка, особенность, которая делает их уникальными в своем роде. А мне этого как раз не хватает. Мне тоже нужно найти что-то такое, что позволит выделиться на фоне других.

Алабама схватила резинку для волос, а у Селесты екнуло сердце. Это было то самое, характерное чувство, которое ты испытываешь, вспомнив вдруг о чем-то важном, сопряженном с опасностью и чреватом нежелательными последствиями (например, о невыключенном утюге, всплывающем перед глазами, когда ты уже удалился от дома).

– Ладно, – указала Алабама на воду, – пошли, окунемся.

Она не посмотрела на подругу в ожидании одобрения, а зашагала прямиком к бассейну, оставив Селесту одну, с неприятным гулом в голове.

Особенность. Именно это слово употребил муж Алабамы, когда несколько месяцев назад открылся Селесте. Алабама хотела быть особенной любой ценой. «Она чувствует себя уже лучше», – заверил ее Генри Вуд. И Селеста – отчасти уязвленная тем, что Алабама не призналась ей лично, отчасти ощущавшая вину, потому что не заметила этого сама – решила поверить ему на слово. Потому что это было не худшее из того, что она когда-либо делала.

Глава 13

Селеста

На утро следующего дня

Вик, Исландия

Тонкая занавеска, трепетавшая над кухонной раковиной, была почти прозрачной и совершенно не справлялась со своим предназначением – блокировать свет. Селеста сочла это серьезным упущением. «Такого не должно быть в стране, в которой летом никогда не сгущается полная тьма!»

– Вы делили с Алабамой номер, так? – спросил полицейский, вернув к себе внимание собеседницы.

Они находились одни на кухне мини-гостиницы; вблизи полицейский выглядел старше, чем поначалу показалось Селесте. «Ему, наверное, лет сорок пять. Немного старше меня», – констатировала она. Фамилия у представителя закона и порядка была Бьёрнсон, и когда он ей представился, единственным, о чем подумалось Селесте, был детский рюкзак-кенгуру от шведской фирмы «Бэби Бьёрн», залезть в который она попыталась сама, но так и не смогла убедить свою новорожденную дочку. Даже тогда, не прожив на этом свете и трех месяцев, Белла выказывала абсолютную незаинтересованность в физическом контакте.

– Да. – Селеста подковырнула заусенец на большом пальце.

И только после этого сообразила, что из-за таких нервных движений может выглядеть подозрительно. Она решительно переплела пальцы и водрузила руки на стол.

Полицейский Бьёрнсон медленно кивнул и что-то записал в свой блокнот. Волосы у его висков серебрились величавой сединой. Луи тоже уже начал седеть, только он подкрашивал свои пряди специальным шампунем.

– И вы вместе прилетели в Исландию, верно?

– Да, все верно. Мы прилетели ночным рейсом.

Сказав это, Селеста ощутила некоторое облегчение: так бывало всегда, когда она чувствовала, что порядок восстанавливается. В своей семье подраставшая Селеста была аномалией – единственной дочерью, родившейся на три года позже самого младшего из четырех братьев. В отличие от братьев, для которых беспорядок и хаос были константой существования, Селеста чувствовала себя увереннее всего, когда жизнь вокруг упорядочивал план.

– Хорошо, – постучал кончиком ручки по блокноту полицейский Бьёрнсон.

Селеста поглядела через его плечо в окно – на крутой уклон скальной стены, по которой упорно полз вверх зеленый мшаник. День выдался ветряным (а о сильных, порывистых ветрах в Исландии их предупреждали). И, вспомнив тишину и неподвижность деревни при приезде, Селеста поежилась: сейчас ей это спокойствие показалось бы зловещим.

До прибытия в Вик Селеста с Алабамой провели почти два часа в машине, петляя по сельской глубинке страны. Наконец холмы расступились, и их взорам открылся вид на океан у окраины небольшой рыбацкой деревни. Море тоже накануне было тихим: волны едва накатывали на черный песок пляжа. Все вокруг, казалось, пребывало в умиротворении. А теперь Селесте постоянно лез в голову вопрос: что там назревало – под поверхностью воды? И почему-то ей никак не удавалось избавиться от чувства, будто эта деревушка намеренно ввела их в заблуждение при встрече.

– Итак, – произнес полицейский, и его ручка застыла в воздухе. – Вы не заметили ничего необычного в поведении Алабамы перед поездкой? Чего-либо такого, что поразило вас своей странностью?

Голос Бьёрнсона прозвучал легко и непринужденно, и, обдумывая ответ, Селеста поймала себя на мысли: ей очень хотелось произнести его также легко и непринужденно. Но проблема была в том, что она никогда не являлась хорошей актрисой. В начальных классах, к примеру, Селеста была настолько невыразительной, что в школьном спектакле ей отвели роль травинки-былинки. Все считали эту роль простой, даже примитивной. Но семилетняя Селеста старалась изо всех сил. Ей не удалось в точности передать, насколько жесткими, негнущимися могут быть стебли травы. А когда на девочку упал луч прожектора, она почувствовала себя такой угрожающе незащищенной, что пропустила сигнал для ухода со сцены.

Даже став взрослой, Селеста, предаваясь воспоминаниям, ощущала порой жар от того школьного прожектора и зуд от зеленой картонки, прилепленной скотчем ко лбу. И ее вновь охватывала такая