Джеронимо! Книга первая. Война - Анатолий Логинов

— Что за сложности?

— Сэр, для сохранения секретности мы не могли настаивать на возвращении. Просто предложили вернуть для обработки нам, с обязательством возместить поставками уже готовых снарядов. Однако русские заявили, что снаряды такого типа мы поставить не сможем…, — полковник развел руками и снова утерся платком. Точнее не утерся, а размазал пот по лицу.

— Ясно. Спасибо, Генри, за доклад. Будем решать этот вопрос другим путем.

— Простите, Лесли. Стоит ли? Наш чрезмерный интерес к руде может подтолкнуть русских к нехорошим выводам.

— Вы считаете, Генри, что у них нет своего Манхэттенского проекта?

— Сэр, я полагаю, наша разведка вполне компетентно высказалась по этому поводу. Их, — полковник на несколько мгновений задумался, припоминая, — да, «Урановый комитет» — всего лишь сборище теоретиков. Тем более, что один из их основных ученых, как мне доложили, убедительно доказал, что наш проект невозможен…

— Вы проверили эти доказательства у наших «битых горшков»?

— Несомненно. Они очень смеялись, найдя как минимум две ошибки.

— Будем надеяться, что вы правы, Генри…

Неожиданным последствием этого разговора стало приглашение примерно через полгода военного атташе США в СССР на показательные испытания новых противотанковых снарядов.

Но Толику было совершенно не до этого. Ему хотелось выжить в предстоящих боях. И не только ему, если подумать. Причем большинство из его сослуживцев относились к такой возможности скептически. Их уже не радовали ни лишние полсотни баксов, ни даже новости о предстоящем переезде поближе к большому городу, в котором, кстати, было все для развлечения. Даже, как говорили штабные писаря (самый, как известно, компетентный во всех делах народ) — «кошачьи дома». Тем более что отсутствие «постельной гимнастики», даже при таких повышенных физических и психологических нагрузках, сказывалось и на Толике. Он стал раздражительным и плохо спал по ночам, а недавно ему опять приснился тот самый сон. Хотя и перенес он его совершенно спокойно, словно практически безобидный детский кошмарик, но симптом был тревожный и Толику не понравился.

Хотя еще больше ему не нравилось отношение командования к предстоящей высадке. Никаких выводов из их ночного «эксперимента» начальство принципиально не сделало и делать, похоже, не хотело. Провели еще одну ночную выброску, теперь уже другой роты, в том же районе в лунную ночь и решили, что такого света будет вполне достаточно для ориентировки авиаторов, а десантники соберутся сами. Ну, в крайнем случае, воспользуются выданными им детскими трещотками и свистками. Ничего сложного в сборе высадившегося десанта они не ожидали, даже Бак, обычно прислушивавшийся к Томпсону, на этот раз отмахнулся от его замечаний. «У роты А все прошло отлично, собрались девяносто процентов состава. Отдельные неудачники, плохо управляющиеся парашютом и неспособные найти в баре стойку — не считаются, — заявил он Толику в конце концов. — Занимайтесь своим делом, сержант!» Пришлось последовать букве знаменитого приказа Петра Первого и сделать вид «лихой и придурковатый, дабы разумением своим начальство не смущать». И уйти, вспоминая прочитанного перед армией «Швейка» и размышляя, что все армии мира одинаковы, а офицерам явно вместе с первой звездочкой на погонах обрезают часть здравого смысла. Пришлось готовить к предстоящему только свое отделение, а через Джонни — и его подчиненных. Надеясь, что даже две дюжины парашютистов, собравшиеся быстро вместе смогут многое.

А увольнение в город они все же получили. Начальство решило, как подумал Том, дать подчиненным разрядку перед предстоящими боями.

Город Кейруан был сильно похож на виденные в Афгане — такие же кварталы местного населения, кривые пыльные улицы, ограниченные сплошными стенами и глинобитными заборами, плоские крыши домов, над которыми возвышались стрелы минаретов. Более интересным показался европейский район — окруженные небольшими островками зелени виллы, двух- и трехэтажные каменные дома французской архитектуры. Решив прогуляться по арабским районам, Толик растерял своих спутников. Теперь, выбравшись из паутины кривых, непонятно куда ведущих дорог, он пытался сориентироваться. Прохожих было мало и все, как один неевропейского вида, так что даже спросить дорогу. Внезапное ощущение опасности заставило его резко отпрыгнуть в сторону. Едва не сбив идущего навстречу и с испугом отшатнувшегося араба, он отпрыгнул в сторону. Развернулся лицом к опасности. Глухой стук за спиной заставил еще раз обернуться. Рядом с глинобитной стеной поблескивал нож. Моментально он повернулся назад. Делая шаг в сторону, пригибаясь и выхватывая из кобуры пистолет, он успел заметить мелькнувшую тень. Причем одетую, как осталось в памяти, в обычную армейскую форму. То есть американского военнослужащего. Толик медленно убрал в кобуру «браунинг», осмотрел моментально опустевшую улицу, на которой лишь несколько не успевших скрыться прохожих жались к заборам. Вернулся к забору. Поднял нож. Осмотрел и хмыкнул себе под нос. Нож не был похож на армейские боевые. Это было какое-то весьма профессиональное метательное оружие с легкой, обмотанной кожей ручкой и тяжелым острием. Способное, брошенное умелой рукой, отправить человека на тот свет метров с десяти. Он прикинул расстояние до поворота. Примерно… ярдов, то есть двенадцать — тринадцать метров. Если бы не отточенная службой в «горячей точке» реакция, он сейчас глядел бы в небо остекленевшими глазами. В лучшем случае — пытался бы позвать на кого-нибудь на помощь. И не факт, что прохожие помогли бы ему добраться до госпиталя, а не до Господа Бога. Он чужак, а таких здесь не очень-то и любят.

Размышляя о превратностях судьбы и возможных заказчиках (мафия, похоже, решила если не отобрать у него добычу, то хотя бы отомстить), Том незаметно добрался до столь желанной цели. Скромная вывеска на двухэтажном домике, несколько стоящих в сторонке солдат, уже получивших свое, и теперь поджидающих в тени своих сослуживцев или обменивающихся впечатлениями… Том подмигнул одному из них, сержанту из роты Си, и смело вошел в двери. Вопреки его ожиданиям, внутри было сравнительно благопристойно. Столики с сидящими группами солдат и девиц, слегка, но в меру накурено, попахивает спиртным и присутствием большого количества людей. Напряженно вращаются несколько больших вентиляторов под потолком, стараясь разогнать горячий воздух, но лишь добавляя в атмосферу у столиков побольше табачного дыма. К нему медленно, плавно покачивая бедрами, подошла невысокая блондинка и спросила на английском с чудовищным французским прононсом:

— Отдохнуть, солдатик?

На что он ответил с не менее чудовищным английским, но по-французски:

— Пуркуа па?[11].

7. Камень и пламя

Двигатели мерно гудели, унося их в ночь. В летнюю лунную ночь, когда так хорошо гулять с девушкой. Только вместо улицы был тесный грузовой отсек привычного уже транспортника, вместо пения птиц — гул моторов, а вместо рук девушки тело «нежно» обнимали ремни подвесной системы. Где-то вдали, за тысячи километров от него, русские перемалывали немецкую танковую мощь в одном из величайших сражений войны, а здесь Том и его сослуживцы летели, чтобы высадиться прямо на «мягкое подбрюшье Европы». Так Черчилль называл Балканы, но откуда было об этом знать Тому и тем более Толику. Зато выражение он помнил и оно ему почему-то нравилось.

Под крыльями самолетов темнели воды Средиземного моря, а впереди их ждала Сицилия, набитая итальянскими и немецкими солдатами. Именно об этом говорилось в приказе, зачитанном им на построении. «Если пилот и старший команды парашютистов не смогут точно определить место выброски, солдаты все равно должны прыгать и сражаться в меру своих сил», — вспомнил Том заключительные слова. Неожиданно иллюминаторы слева озарились вспышками орудийных выстрелов. Огонь был настолько сильным, что все встревожились. Кто мог, выглядывал в иллюминатор, стараясь рассмотреть, что же происходит за бортом. Впрочем, все быстро успокоились. Самолет накренился, свернув куда-то вправо, потом еще раз развернулся… и его вдруг встряхнуло. В иллюминаторах снова появились проблески огня. Но на этот раз вспышки были где-то рядом, к тому же самолет сильно трясло. Том почувствовал еще один крен. «Дакота» явно поворачивал и снова вправо. Ясно было, что группа, а скорее всего и вся эскадрилья попала под зенитный огонь и сейчас пытается выскользнуть из зоны поражения. Времени на размышления у него оказалось совсем мало. Как только вспышки взрывов исчезли вдали, раздалась команда: «Приготовиться!». Все шло привычным порядком, как на учениях, и Толик нисколько не волновался до самого последнего момента. Только оказавшись в проеме люка, он неожиданно осознал, что внизу не учебные укрепления, а самые что ни на есть настоящие. А главное, он вдруг вспомнил, что в одной из высадок десанта американцы ухитрились сбросить парашютистов прямо в расположение немецких войск. Кажется, это было во Франции, но вот на то, что он запомнил этот эпизод правильно, Толик не поставил бы и дохлой мыши. От столь неожиданных воспоминаний вместо привычного уже крика «Джеронимо» из его глотки вырвался невообразимый, краткостью и глубиной заложенного в нем чувства превосходящий все большие и малые боцманские, петровские и прочие загибы, клич.