Дети дельфинов - Тамара Михеева

Сквозь гул голосов послышался звонкий голос Ботко:

— Как ему там живется, Посланник Богов?

— Ну как может житься в Доме Богов? Прекрасно.

— Ты говорил, он был кедоном…

— Боги милостивы к тем, кто раскаивается, — усмехнулся Игорь.

Снова гул голосов. Долго они будут стоять у палатки? Не выбраться нам, ни за что не выбраться…

— Посланник Богов!

— Что, Ярослава? — Кажется, Игорю надоела эта болтовня. Или он что-то заподозрил? Услышал наше дыхание?

— Тогда, — сказала Роська, — может, сходим к Хоте? Он так страдает! Он очень любил своего внука и очень скучает по нему. Вы скажете, что видели Лойко в Небесном Доме, что у него все хорошо, и Хота утешится.

— Хм… я схожу, Ярослава, я схожу потом. Сам.

— Игорь-Посланник, — твердо сказала Роська, — пойдемте сейчас. Нам тоже интересно послушать. Все знали и любили Лойко. Правда, Ботко? Правда, Ола?

Игорь вздохнул.

— Ладно. Будь по-вашему. Мой долг — утешать скорбящих.

Они пошумели еще и ушли. Я посмотрел на Максима. Пока я трясся от страха, он разглядывал толстую тетрадь на столе.

— Маленький мальчик играет на контрабасе, — пробормотал он, — а мужчина… глупый мужчина оставляет на виду тетрадь, в которой много полезного.

И Максим сунул тетрадь за пояс. Прикрыл футболкой. Потом мы выбрались из Игоревой палатки. У дома Хоты толпились ребята со всего города. Мы незаметно присоединились к ним, будто всегда были здесь. Пока Игорь расписывал жизнь Лойко (Хота смотрел на него суровыми глазами и молчал), Роська прокралась к нам.

— Ну что? — спросила она шепотом.

Мы молчали.

— Ну что?

— Рось, — твердо сказал Максим, — когда мы вернемся, напомни мне, что я хотел утопить в море мотор от «Ласточки».

7

В тот же день, в сумерках, мы сидели на камне у мастерских, ели землянику, смотрели, как пастухи с рысями гонят из леса коз. Рядом, с копьем наперевес, застыл Хвост, поэтому сидели мы молча. Не обсуждать же при нем наши дела! Он немой, но не глухой.

— Ой, мальчики, вон Игорь идет… — сказала Роська испуганно, — он в бешенстве. Может, удерем?

— Вот еще! — хором сказали мы с Максимом.

Игорь и правда был в бешенстве. Глаза его, казалось, вот-вот выскочат из орбит, рот скривился. Он сдернул Роську за руку с камня и прошипел:

— Паршивка! Думаешь, провела меня? Никому этого не удавалось безнаказанно! Значит, тебе интересно, как живут Боги? Скоро ты к ним отправишься!

— Не смей ее трогать! — соскочил я с парапета и встал рядом с Роськой.

— Убью! — процедил Максим.

— А вы! — взвизгнул Игорь. — Бездари и тупицы! Да вы хоть представляете, что наделали?! Вы представляете, сколько стоит эта техника?! И чего мне стоило доставить ее сюда?!

— А ты знаешь, чего стоило дяде Фаддею наше исчезновение? — закричал Максим. — Может, жизни!

— Плевать я хотел на вашего дядю Фаддея! — заорал на него Игорь и так сжал Роськину руку, что она вскрикнула.

Может быть, мы бы даже подрались. А что? Втроем мы бы его точно завалили. Но тут подошел Дот, один из Семи Отцов. Он мягко высвободил Роськину руку (на ней заалели отпечатки Игоревых пальцев) и сказал с укоризной:

— В нашем городе нельзя обижать детей, тем более причинять им боль. Разве Солнце и Дождь не предупредили тебя об этом, Посланник Богов?

Что-то такое было в голосе Дота, что мне показалось, будто он не верит во всю эту чушь с Посланником. А Игорь сразу успокоился, только в глазах поблескивало еле сдерживаемое бешенство.

— Конечно, Дот, — сказал он, — просто некоторых детей иногда приходится воспитывать…

— Не кулаками! — возмутился Дот. — Дети мудрее нас, они понимают и слова.

Сказал и пошел своей дорогой. Игорь посмотрел ему вслед, потом усмехнулся и сказал:

— Что ж… Я сделал вам честное и выгодное предложение. Но вы, видно, так глупы, что никакого сотрудничества не получится. Пусть ваша глупость будет видна всем. Или вы возомнили, что я не найду и не приручу шуршунов? Да и дельфины есть не только в вашем Центре. Тетрадку! — крикнул он резко.

— Какую тетрадку? — изумилась Роська.

— Ярослава Андреевна, не стройте из себя дурочку: вам это не идет, а меня выводит из себя. Так и до греха недалеко. Верните тетрадку, и я… постараюсь, чтобы ваше отправление к праотцам затянулось.

— Да какую тетрадку?! Листик, ты что-нибудь понимаешь?

— Не-а, — глядя в небо, отозвался я. — А ты, Максим?

— Первый раз слышу!

Игорь взревел как бешеный. Он бы кинулся на нас, точно. Но тут как раз вернулся Дот, с ним был Онго. Они очень удивились, увидев, как Посланник Богов, нервно подпрыгивая, бежит к шалашу пленников, выбрасывает оттуда одеяла и сено…

Но мы не стали на это смотреть. Рассмеялись и побежали к каменной гряде. Там под одной плитой было углубление, не видное со стороны. Настоящий тайник! Там мы и спрятали тетрадь еще утром. И сейчас были очень довольны собой. Радуясь, что Дот отправил нашего стража Хвоста усмирять Посланника Богов, мы уселись на вершине, открыли тетрадь и начали читать.

Глава VII. Что было в тетради

«…Уже пятый день, как я пришел в сознание. Лежу в постели, курю, хоть врач и ругается. Перевирая мое имя, он ласково ворчит:

— Ну что это такое, дорогой мой, Андрей Михайлович… От табака только слабость да воздух плохой.

Он старый, вернее любит казаться старым, то есть мудрым и много повидавшим. Наверное, хороший врач. Все говорят, что он вытащил меня с того света. Даже не знаю, как отблагодарить. Зовут его Павел Сергеевич.

Он вдруг замолкает, присаживается рядом со мной и говорит, похлопывая меня по руке:

— Что вы, голубчик… Радуйтесь — ведь живы. Уж сколько вы там пробыли, это же счастье, что живы! А рассказы ваши… вы уж не обижайтесь, я как врач говорю, — привиделось вам, такое бывает: лес, голод, такая рана глубокая… Ну, ничего, поправитесь окончательно — все забудется. Перемелется — мука будет.

Он улыбнулся сочувственно и ласково и вышел. Я долго лежал и думал. Потом попросил у Светы толстую тетрадь и ручку. Вот теперь пишу. Может быть, Павел Сергеевич и прав, может, и привиделось, бред все, и только! Может, и правда пройдет, когда выздоровею, перестанет мучить. Но если ничего не было, почему даже во сне встает передо мной Зое как живая? Ладно, может, еще Зое — бред, мои мечты. Но не мог же я в самом деле придумать целый народ!

Разобраться у меня нет ни сил, ни возможности. Никто не хочет выслушать до конца (Мумука бы выслушал, но его ко мне не пускают). А сам чуть напряжешься — у Павла Сергеевича запикает что-то там на пульте: пациент нервничает. А пациенту нервничать нельзя, у пациента что-то такое в мозгу, что вот-вот черепную коробку разорвет. А этого никак нельзя допустить. Очень уж важная я птица — „главный специалист в стране по дельфинам“, так называет меня Жорка.

Ладно, не буду я нервничать. Лучше запишу все, что было, точнее все, что еще помню. А потом разберусь. До сих пор ругаю себя, что не вел заметки там, у анулейцев, не записывал все на месте. Будто ученый во мне умер, когда я встретил Зое… Если, конечно, анулейцы и Зое были, а не привиделись мне.

Нет, я соврал сам себе. Я хочу записать не для того, чтобы разобраться, вернее не только для этого. Главное — чтобы не забыть.

Я уже многого не помню, все ускользает, теряется (может, мне какое-нибудь специальное лекарство дают?). Я хочу записать, потому что боюсь забыть. Не хочется мне забывать.

Итак. Я приехал на Лысый остров 23 мая. Строительство Поселка началось без меня, за главного был Паша Силин. Хороший мужик, порядочный, но въедливый до невозможности. Я разбирал документы, знакомился с островом и сотрудниками, наслаждался тишиной и удаленностью от всех и вся. Потом приехал Мумука, друг моего детства, которого я втянул в это дело, и привез четырнадцатилетнего сына Жорку. Стало совсем хорошо.

Мы вчетвером (я, Мумука, Жорка и Силин) проектировали здание Центра. Мумука, конечно, не утерпел, наколдовал так, что я собственный кабинет до сих пор по полдня ищу. „Теория скрытых пространств! Школа относительных координат!“ В общем, чувство юмора у моего друга своеобразное. Жорка мастерил флажки и обозначал ими места, где будут вольеры и бассейны.

Первое время жизнь нам сильно портили археологи. Это все из-за Башни. Конечно, их интерес можно понять: стоит на берегу острова этакая махина из непонятного камня, неизвестно, для чего и кем выстроена. Выяснили только, что лет ей больше тысячи. Ну ладно, может быть, это действительно ценно для истории и археологии, но где вы, господа, раньше-то были? Остров ведь не вчера открыли! Но только мы начали обустраиваться здесь, как… Так, стоп, стоп. Что-то там у Павла Сергеевича запикало. Чего это я разнервничался? Ну копают что-то там в Холмах и у Башни, так и пусть копают. Тоже ведь делом люди занимаются. Да и интересно все-таки: что за Башня? А вдруг правда докопаются?