Дети дельфинов - Тамара Михеева

А если тонул в неспокойном море человек, дельфины из морских глубин мчались ему на помощь.

Вот так и появился на свете анулейский народ. А было это так давно, когда светило два Солнца: и днем и ночью было светло. Потом одно Солнце погасло, и пришли темные времена. С другого берега приплыли слуги крыс, страшный и сильный народ. Море не пускало их, но они были злые и жадные, и их злость и жадность оказались сильнее моря. Дети дельфинов хотели жить в мире, но слуги крыс жгли и убивали; они забирали все, что анулейцы добыли своим трудом и любовью; они разрушали дома, жгли деревья и ели дельфинов.

Анулейцы не умеют убивать, поэтому их так легко убить! Когда их осталось очень мало, Вождь Торо увел свой народ в леса. Они долго блуждали между деревьями, и душа деревьев была сокрыта от них, им неведома. Анулейцы еще не знали леса, не умели ловить зверей, они знали только рыбу, но вся рыба осталась далеко в море. Люди страдали и умирали. И тогда ведун Ло — да не забудет его Время! — стал просить деревья разрешить анулейцам жить здесь, в лесу, потому что у них нет другой земли. Ведун Ло подходил к каждому дереву и разговаривал с ним, гладил его ствол, рассказывал нашу беду. И когда он обошел все деревья в лесу, лес послал нам рысь, которая привела анулейский народ к Дому-со. Мы увидели каменное тело Человека-со, озеро около него и поблагодарили рысь и лес. Здесь была вода и можно было жить.

Анулейцы ушли далеко от моря, чтобы спастись. Они потеряли энко — душу своего народа. За это Боги наказали анулейцев — вот уже много лет мы не можем найти дорогу к морю. Слуги крыс жгли лес, думали, мы умрем. Лес горел, и ничего не оставалось после огня, только царство желтой травы. Был огонь, и Дельфиниха-мать стонала от боли и проклинала крысиных слуг. Дельфин-Отец, слыша ее стоны, горько плакал. Его слезы потушили огонь, и много деревьев спаслось. Здесь мы и остались. Но до сих пор ищем дорогу к морю, потому что без своего энко народ не может жить. Наши дети забыли вкус соли и рыбы, они не видели волн и широкого горизонта…»

Вот что рассказала мне Зое. Я спросил ее:

— А ты видела море, Зое?

— Ну что ты! — грустно улыбнулась она. — Даже мой отец не видел. Мы так давно здесь живем!

— Но, Зое… на твоих рисунках — и дельфины, и море. Очень похоже.

— Откуда ты знаешь? — встревоженно, даже резко спросила Зое. — Ты видел море?

— Я живу у моря.

Зое вскочила. Глаза ее сверкали.

— Ты… ты — слуга крыс! Ты из тех, кто прогнал нас!

— Нет, Зое, нет!

Она бросилась бежать. Но я удержал Зое, притянул к себе, погладил ее сильную руку, а потом поцеловал прямо в середину раскрытой, пахнущей глиной ладони. Гнев в глазах Зое погас. Я прижал ее ладонь к своей груди. Зое смотрела на меня широко распахнутыми глазами.

— Зое… слуг крыс давно не существует. Они… ну, вымерли. Очень, очень давно. Видишь, Боги все-таки на вашей стороне. Пусть без энко, но твой народ жив, про крысиных же слуг даже никто не вспоминает. Я… я совсем из другого народа. Да, я живу у моря, я изучаю дельфинов, я ученый.

— Изучаешь?

— Ну… как тебе объяснить? Дельфины живут в таких специальных домах, и я наблюдаю за ними, я…

— Дельфины у тебя дома? Так не бывает. Ты обманываешь.

— Нет! Просто я из такого народа!

— И дельфины слушаются тебя?!

— Мы друзья. Мы помогаем друг другу жить.

Зое долго смотрела на меня, склонив голову, потом сказала серьезно:

— Это я понимаю.

Я отпустил было ее руку, но она подняла на меня свои васильковые глаза и сказала:

— Нет, подержи еще.

…Собак у анулейцев нет. Вместо собак у них прирученные рыси. Они прекрасные охотники и пастухи. И так же верны хозяевам. По-моему, это феномен. Странно видеть домашними своенравных и гордых животных, свободно гуляющих по городу и играющих с детьми. Это при том, что в лесу вокруг полно диких рысей, и одна из таких чуть не убила меня. Прирученные и дикие рыси — это примерно как наши собаки и волки, но анулеец никогда не убьет рысь. Он относится к ней с почтением и благодарностью, помня, что именно рысь помогла ему освоиться в лесу.

Впрочем, скоро я перестал удивляться: анулейцы казались мне уникальным народом. Они строят дома из каменных глыб без всяких приспособлений. Они искусные ремесленники — я нигде не встречал таких изящных украшений, утвари. А врачебная практика Киро и его знания, накопленные поколениями, не имеют равных даже в современной медицине. Про Киро, конечно, надо рассказать подробно. Он был ведуном, то есть ведал тайны жизни и смерти, умел разговаривать с травами целебными и ядовитыми, знал, как заставить их служить людям; он был советником Вождя, то есть входил в Совет Старейшин (Совет Семи Отцов). И он был влюблен в Зое. Понял я это не сразу, потому что более тактичного и сдержанного человека я еще не встречал, хоть и повидал за свою жизнь немало. Только Хота, кажется, знал все. Хота — мудрый, добрый Хота! — видел всех насквозь: и Киро, и меня, и Зое. Зое прятала глаза и от меня, и от отца, и только на Киро смотрела открыто, с вызовом. Она знала о его чувствах, но ничего ему не обещала, потому что не любила его — хотя не могла не думать о том, что быть женой ведуна очень почетно.

Какая она, моя Зое? Такая, что я влюбился сразу, хотя до этого всерьез любил только дельфинов. Ее волосы пахли медом, полынью, сухим деревом, а руки — красной глиной, из которой Хота делал посуду.

Зое умела рисовать. Так здорово, совсем… м-м-м… цивилизованно. Совсем не похоже на витиеватые узоры, которыми украшали дома и одежду. Узоры рисовали мужчины, а Зое — людей и животных, деревья, дома. Очень любила разные сюжеты: вот пастухи выгоняют коз из загонов, вот спорят соседки, вот мальчишки играют в игру, похожую на наши городки, вот Хота за гончарным кругом, у его ног их домашняя рысь Нин, а за его спиной столпились ребятишки — смотрят. Зое бы книжки иллюстрировать или мультики делать! Но анулейцы ее не понимали. Их женщины никогда не пробовали рисовать, да еще так непохоже на традиционную живопись. Поэтому Зое не показывала свои рисунки никому, кроме Хоты, который безумно ее любил.

Я Зоины рисунки увидел случайно. Пришел в восторг. Она смутилась, быстро все спрятала и убежала, закрыв пунцовое лицо руками. Я ее догнал, отнял руки от лица и сказал, что это здорово, это чудесно, надо гордиться своим талантом. Я держал ее за кончики пальцев, а она смотрела на меня счастливыми и испуганными глазами.

Я вдруг заметил, что мы стоим посреди города, на Белой дороге, и вокруг нас уже стали собираться люди. Зое оглянулась, глаза ее наполнились веселым ужасом, она вырвала руки и опять убежала. Я растерянно посмотрел на людей, окруживших меня, и внезапно со всей силой понял про нас с Зое, понял, что уже ничего нельзя остановить. И тут же увидел в толпе Киро. Лицо его было бледным, глаза горели…

…Мы разговаривали с Зое обо всем. У нее был пытливый ум и чуткое сердце. Ей было интересно все! В каком доме я живу, какие деревья растут рядом с домом, в какие игры я играл в детстве, как я разговариваю с дельфинами, почему ростом я меньше анулейских мужчин, а голос у меня такой громкий (она имела в виду отсутствие анулейской шепелявости, как я понял), откуда у меня шрам на руке и как я смог победить рысь.

Сначала мне казалось странным, что ни Зое, ни старика Хоту не интересуют мои вещи, все те мелочи цивилизации, которые, судя по книгам, так нравятся диким племенам. Я показывал им компас, термос, зеркало, фонарик, но не встречал с их стороны восторга.

— Хорошие вещи, помогают человеку, — говорил Хота и возвращался к гончарному кругу.

Зое смотрела терпеливо и вежливо, тихо улыбалась и вела меня смотреть на гнездо ласточек, на маленькие водопады, на логово рыси с новорожденными котятами. Но больше всего нам нравилось бывать у Человека-со. Так анулейцы называли скальную гряду, которая тянулась вдоль города. Это было хаотичное нагромождение гигантских камней, таких же, из которых построены все дома в городе. Будто великаны играли в кубики разной формы и размера. Похожая каменная гряда была недалеко от Поселка, мы называли ее Хребет Дракона, Жорка любил с нее нырять. Интересно, сколько еще таких «Людей-co» разбросано по острову? Если верить легендам анулейцев, Мать Дельфиниха родила семерых детей.

Зое взбиралась с глыбы на глыбу с ловкостью горной козы, мне было стыдно отставать от нее. Пришлось преодолевать страх и инстинкт самосохранения. Мы забирались на вершину, садились на горячий от солнца белый камень и смотрели на город внизу и лес, лес без края. Только где-то правее горизонта желтела тоненькая полоска. Видимо, это Холмы. Если добраться до них, то Поселок найти нетрудно. Но когда мы сидели с Зое здесь, на носу Человека-со, было ощущение, что мы с ней далеко-далеко от всего мира, на другой планете. Что нет рядом ни молчаливого Хоты, ни красивого Киро, ни Центра и моих дельфинов. Никогда в жизни никого я так не любил, как Зое. Может быть, только маму.