Сладкий перец, горький мед - Татьяна Туринская

Вовка вздрогнул и чуть не вскрикнул, настолько отчетливо представил себе собственные похороны. Да, броситься с крыши восемнадцатиэтажки — самый легкий выход. Но вообще-то это небольшая доблесть. Чего он добьется? Разве его смерть помешает Тане выйти замуж? Нет, не помешает. Она так и так выйдет замуж и будет счастлива. А что будет с его родителями? Каково это, пережить собственного сына? Да еще ладно бы, случай какой несчастный забрал, или болезнь неизлечимая, а то ведь — сам себя порешил! Ужас-то какой! И позор! Ведь самоубийство в христианстве считается чуть не самым страшным грехом. Нет, он не имеет права перекладывать свое несчастье на плечи родителей. Разве им легче будет пережить его смерть, чем самому Вовке потерю любимой? Нет, нет, и еще раз нет. А значит, он должен жить. И он будет жить. Он будет жить так, что Таня еще пожалеет о том, что не разглядела его, не поняла своего счастья. Он сумеет стать счастливым и без нее. Она выходит замуж? Что ж, тогда он женится. Теперь у него развязаны руки. Он ей больше ничего не должен…

Как раз в этот день у пятикурсников произошло важное событие: распределение. С самого утра весь курс волновался, ведь, как ни крути, а от этого распределения зависела дальнейшая жизнь каждого из них. Кого оставят в городе, а кому-то предстоит покинуть дом родной и отправиться на чужбину. Что-то их там ожидает?.. Только Вовка не волновался — у него уже давно был решен вопрос о свободном дипломе. Он — птица вольная, куда захочет, туда и устроится. Но это теоретически. На самом же деле он, конечно, будет работать в своей собственной фирме, состоящей на данный момент из двух подразделений: цеха по сборке компьютеров, приносившего не столько прибыли, сколько удовлетворения, и так называемой дочерней фирмы, занимающейся ввозом, таможенной очисткой, и продажей подержанных автомобилей, приносящей реальный доход. Доход настолько существенный, что в последнее время Дрибница все чаще задумывался о расширении, но пока еще не решил, в какую область направить стопы. Может быть, в сторону автосервиса? Вполне логично. Во-первых, можно покупать в Японии практически убитые машины почти задаром, а потом, приведя железяку в божеский вид в собственной автомастерской, продать за очень приличные деньги… Да и тот металлолом, который он уже пару лет ввозит в страну, долго самостоятельно бегать не сможет, как ни крути, а кому-то придется его чинить. Так почему бы не ему? Конечно, не ему лично, а его фирме? Это же живые деньги! Пожалуй, овчинка стоит выделки…

Пока сокурсники волновались у дверей деканата, заходя по одному в кабинет, чтобы услышать "приговор", Вова старался забыть о Тане. Он пытался настроить себя на рабочий лад, на решение финансовых и организационных вопросов. Но избитый прием сегодня работал из рук вон плохо. Мысли то и дело возвращались к Тане, к ее вероломному предательству. Вова чувствовал себя убитым, униженным и совершенно раздавленным. И, пожалуй, впервые в жизни ему захотелось напиться до беспамятства. И как раз вовремя, ведь по давней студенческой традиции распределение принято обмывать…

Обмыли. Обмыли так, что Вовка, залив водкой шары, неизвестно, от чего больше опьяневший — от спиртного ли, от предательства ли любимой, сделал предложение первой попавшейся под руку девушке. Стоит ли говорить, что счастливицей оказалась Люба? Ведь она, как чувствовала, не отходила от Вовки целый день и таки дождалась своего звездного часа!

Любкиному ликованию не было предела. Во-первых, предложение, хоть и по пьянке, но сделано было во всеуслышание перед всей группой, а Дрибница не такой человек, чтобы пойти потом на попятный. А во-вторых, именно сейчас он нужен был ей больше жизни, ведь по страшному стечению обстоятельств, распределение ей выпало именно в тот самый райцентр неподалеку от отчего дома, в котором ее стараниями довелось лечиться всем селом. Да ее же там каждая собака знает, поди-ка, устрой там судьбу! А так она выйдет замуж за Дрибницу и никуда не придется уезжать. И никто никогда не напомнит ей о том страшном позоре!

Счастье распирало Любашу. Ах, как жаль, что не может она поделиться радостью с Евгением Трофимычем. Бедняга совсем занемог и его уж пару лет, как торжественно отправили на заслуженный отдых. Правда, уходя, он не бросил свою протеже на произвол судьбы, передал по эстафете более молодому заместителю, дождавшемуся, наконец, повышения.

Новоявленный начальник, Игорь Антонович Елисеев, несмотря на возраст, плавно подбирающийся к пятидесяти, выглядел максимум на сороковник: спортивная фигура, ухоженное холеное лицо опытного ловеласа, шикарные, без тени намека на лысину, темные волосы, лишь слегка, как бы кокетничая, на висках припорошенные солью седины. Сначала, едва заступив на долгожданную начальственную должность, Елисеев, как и Евгений Трофимович, забегал вечерами в диспетчерскую, наскоро делал свое дело, так же, как и предыдущий начальник, вполне довольствуясь более чем скромным убранством служебной каморки. Надо отдать ему должное: Любаше ни разу не довелось пожалеть о том, что Трофимыча отправили на пенсию. Душевные разговоры — дело, конечно, хорошее, но "прокормить" ими молодую здоровую девку, привыкшую к немалой доле секса в личной жизни, было не просто сложно, а откровенно невозможно. Бедняжка уж было чуть не поставила крест на имидже недотроги, да тут, как нельзя кстати, немощного Трофимыча заменил на ответственном посту импозантный Елисеев. То-то был праздник на Любкиной улице!

Игорь Антонович по достоинству оценил способности диспетчера и вскоре Любаша сменила ночные бдения у телефонных аппаратов на иные "дежурства". Елисеев сотоварищи раз в неделю посещали сауну. Банька располагалась в городском спорткомплексе рядом с бассейном, и целую неделю работала, так сказать, в открытом режиме, то есть для спортсменов и желающих со стороны. И только в четверг, в восемь часов вечера, банный отсек перекрывался ради нужд высокого начальства городского уровня. Тут была и пара-тройка чинов из горисполкома, иной раз и областные не обходили вниманием сие мероприятие, обязательными участниками "групповой парилки" были и начальники пониже рангом, но не значением: налоговики, представители торговой палаты, торгового же и рыбного портов, и даже главный медик города. А чтобы встречи на высоком уровне проходили повеселее, Елисеев, как верховный воодушевитель "коллективной помывки", организовал и девочек для "массажа усталых членов". Стоит ли говорить, что чуть ли не первой он пригласил обслуживать такие вечеринки Любу.

Теперь у Любаши отпала необходимость через ночь дежурить в диспетчерской. Она работала только четыре вечера в месяц, а зарабатывала при этом в два раза больше, чем выходило на дежурствах. Правда, в эти четыре вечера ей приходилось пахать, что называется, "по-стахановски", но это ее не то чтобы не огорчало, а даже, можно сказать, почти что радовало. "Почти " — потому что не все гости были так приятны внешне и, так сказать, внутренне, как Елисеев. Но и девочек было немало, так что не слишком-то и сложно, положа руку на сердце, было обслуживать такие вечеринки. Правда, все действо происходило в маленькой комнатке, исполняющей сразу несколько функций: это и раздевалка, и предбанник, и импровизированная столовая, и, в некотором роде, "спальня", потому-то обслуживать клиентов приходилось на глазах всех присутствующих. Ну да это не беда, Любаше к этому не привыкать. Да и другие в это время занимались практически тем же, так что стесняться, по большому счету, было некого.