Советы пана Куки - Радек Кнапп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В его голосе слышались нотки недоверия. Хотя, может, я просто слишком устал.
— Знаешь, отчего-то не люблю я справлять нужду, когда кругом полиция, — раздраженно ответил я.
— Ладно, не заводись, — Болек ощупал мышцы своей левой руки. — Мы живы, и это главное. Козел этот, наш босс, явно на это не рассчитывал.
Где-то в лесу запела птичка, полноправная обитательница австрийского национального заповедника. Наверное, звала другую австрийскую птичку.
Болек прислушался.
— Не будем испытывать судьбу, — сказал он. — Сваливаем. Лягавые могут вернуться в любую минуту. Они это любят.
Дважды повторять не пришлось. Мы поспешили покинуть злополучный участок, скрывшись в темноте Национального заповедника Лайнц.
Когда потом, уже добравшись до Вены, мы ехали в метро к центру города, произошел эпизод, можно сказать, достойно завершивший сей памятный день. За одну остановку до центральной станции Карлсплац в вагон вошли двое скинхедов. У одного на куртке была надпись «Начало конца», у другого — «Отстой». Вообще-то они вели себя вполне безобидно. Просто бродили по вагону и задавали пассажирам всякие смешные вопросы. Подошли и к нам. Едва взглянув на Болека, я понял, что добром это не кончится. С тех самых пор как мы вырвались из Лайнца, он прямо-таки кипел. Эти двое пришлись как нельзя кстати.
«Начало конца» сказал приятелю:
— Глянь, какие прикольные штиблеты у этого мелкого лоха.
— Может, он с нами махнется? — поддержал второй.
— Скажем, на жеваную жвачку?
— Он не станет меняться, — перебил их Болек. С акцентом, различимым за километр.
Скины насторожились:
— Смотри-ка, да это туристы!
Болек медленно поднялся. Он был выше обоих на целую голову.
Скинхедам стало ясно, что теперь только от них зависит, как обернется дело. Болек не скрывал — он только ждет повода. Остальные пассажиры тоже поняли это, и стали потихоньку подниматься с мест и скапливаться у задней двери.
«Начало конца» нерешительно поднял кулак и поднес к лицу Болека. Кольцо на пальце сразу превратилось в весьма грозное оружие.
— Не дури. Мы мирные люди.
Болек сделал движение, словно нажал на педаль велосипеда. Настолько быстрое, что его трудно было заметить. И скин стал вдруг медленно оседать. Сперва встал на колени, потом лег на пол и прокашлял:
— Выруби его, Георг!
«Отстой» замахнулся, но Болек слегка двинул рукой и кулак нападавшего врезался в стену. Издав вопль, скин заплясал вокруг своей ушибленной руки. Трудно сказать, действительно ли ему больно, или он специально несколько переигрывал, чтобы его оставили в покое.
В вагоне вдруг стало светло. Мы въехали на станцию, поезд остановился. Болек склонился над лежащим скинхедом и проорал ему в ухо по-польски:
— Ты, осел! Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц.
И мы вышли.
Тем временем пассажиры испуганно выскакивали на платформу. Нас они обходили за версту, будто мы кого-то убили.
Болек посмотрел на них с отвращением:
— Эти сволочи слишком хорошо живут. Им нас никогда не понять.
Эскалатор поднял нас к выходу в сторону Рессельпарка. Был теплый мирный летний вечер. Когда мы шли мимо церкви, ноги мои внезапно налились свинцом. Я с трудом переставлял их. Нужно было сесть. Я добрел до ближайшей скамейки и вытянул ноги.
Болек бодро подошел ко мне:
— Ты чего это? Вставай, пошли!
— Не могу. Что-то с ногами.
— Что случилось? Выкладывай!
— Дальше не пойду. Вот и все.
— Хочешь просидеть здесь всю ночь?
— Может быть.
— Из-за драки? Да?
Я посмотрел на него и сказал:
— Послушай, объясни мне, где я? Что это за страна, где бассейны превращаются в национальные заповедники? Где земляки натравливают на тебя полицейских? Где коробки с пожертвованиями говорят «Вам воздастся», но ни один человек не даст тебе работу только из-за того, что на тебе не те ботинки? Есть ли на свете еще хоть одно такое место? Я не знаю.
— Конечно, есть. Германия, Франция, там все точно так же.
— Но у нас ведь не так.
— У нас тоже. Особенно теперь.
Я глубоко вздохнул:
— У меня не осталось денег. Только обратный билет. Все кончено. — Мне даже стало легче.
Я посмотрел на церковь. Она была подсвечена и казалась сказочным замком. Болек сел рядом со мной:
— А если я найду тебе работу? Настоящую? Без обмана? — спросил он.
Я посмотрел на него, не шутит ли. Но он был серьезен, как учитель математики.
— А что же ты сам не найдешь себе работу, если это так просто? — спросил я.
— Один мой знакомый ищет человека, который бы хорошо знал немецкий. В его магазине нужен продавец.
— И что, так трудно найти? Странно.
— Он не хочет много платить.
Я покачал головой:
— У меня нет разрешения на работу, нет медицинской справки, и один только Бог знает, чего у меня еще нет.
— На Мексикоплац тебе это и не понадобится.
— Не верю. Что-то тут не так.
— Соглашайся, — сказал вдруг Болек тоном, не допускающим возражений.
Я удивленно посмотрел на него:
— С чего бы это? Назови хоть одну причину.
Болек почесал затылок, будто ему больно.
Потом, преодолев себя, вдруг сказал:
— Ладно. Нужна причина? Пожалуйста. Ты должен мне сотню. И, по крайне мере, на мой взгляд, это причина достаточно серьезная.
15Болек оказался то ли самым жадным, то ли самым бескорыстным из всех, с кем я до тех пор общался в Вене. Свое обещание он выполнил на следующий же день. Утром мы отправились на Мексикоплац в магазин игрушек, принадлежавший его знакомому по имени Йозеф Бернштейн. И хотя Болек убеждал меня, что предварительный разговор с хозяином пустая формальность, не будь рядом его, мне бы ни за что было не пройти испытания.
Болек назвал мое имя, и хозяин принялся внимательно оглядывать меня со всех сторон — так оглядывают машину, которую собираются купить, максимально сбив цену.
— По вашему виду не скажешь, что вам приходилось в жизни много работать. Вернее, что вы вообще хоть когда-нибудь работали, — сказал он с забавным акцентом.
Прежде чем я успел открыть рот, за меня уже вступился Болек:
— Всем приходится когда-то начинать, Йозеф. Скажи честно, сколько тебе было лет, когда ты получил свою первую работу?
— Пятнадцать с половиной.
— Но тогда ведь и помирали лет в сорок.
— Ты за кого меня принимаешь? За неандертальца?
Йозеф Бернштейн опять повернулся ко мне:
— Вы говорите по-немецки?
— Немного.
Болек засмеялся:
— Этот парень даже скромнее, чем положено по закону. Ты бы послушал, как он в метро болтал со скинхедами. Настоящий профессор.
Йозеф Бернштейн нахмурил лоб.
— Вы вроде не студент, я прав?
Я кивнул.
— Хорошо. Студенты действуют мне на нервы.
Он снова внимательно меня оглядел и обратился к Болеку:
— Я бы с удовольствием помог юноше. Но сегодня ко мне придут еще трое претендентов. Назови хотя бы одну причину, почему я должен отдать предпочтение именно этому юному славянину? Хотя бы одну.
Тут я понял, что все будет в порядке. По части изобретения причин, особенно веских, Болек был непревзойденным мастером.
— Нужна причина? — усмехнулся Болек. — Пожалуйста. Никому из твоих претендентов не доводилось выходить сухим из воды в такой передряге, в которую мы угодили с этим бассейном. Вальдемару везет. А везучий человек сам приносит удачу.
Я решил, что ослышался. С каких это пор я стал приносить удачу? В качестве талисмана я, наверное, ничуть не лучше зажигалки пана Куки.
Но выражение лица Бернштейна вдруг изменилось. Он в третий раз оглядел меня со всех сторон, словно увидел вдруг что-то новое. Выражения столь искренней заинтересованности мне прежде видеть не приходилось.
— Это правда? — спросил он. — Вы тоже выкрутились из этой истории с бассейном?
— Когда приехала полиция, я случайно оказался за деревом.
— Случайности — для воздухоплавателей, мой мальчик, — назидательно сказал он и посмотрел на меня. На сей раз гораздо дружелюбнее. — Ладно. Даю вам неделю, чтобы проявить себя. Вам предстоит не только продавать игрушки, но и следить за всем остальным. Если дело у нас не пойдет, через неделю пожмем друг другу руки и расстанемся по-хорошему. Согласны?
Он протянул мне руку для пожатия, которое должно было скрепить уговор.
Я пожал руку и поклялся, что в конце недели мне не придется делать это снова.
Бернштейн с улыбкой взглянул на Болека:
— Ну, самое время попробовать нового продавца в деле. Будьте добры, Вальдемар, принесите из моего кабинета три кусочка сахара. Когда приходит новый сотрудник, в первый же день надо положить под язык кусочек сахара и дать ему растаять. Иначе новичок принесет несчастье.