Поцелуй негодяя - Пётр Самотарж

для семьи, чтобы детей вместе растить.

– Реакционные вещи говоришь, отец. Теперь женщины делают карьеру, и мужчины у них – для удовольствия.

– У потаскушек – может быть. Что с женщин спрашивать, если таких оболтусов, как ты – пруд пруди. Куда женщинам деваться, от кого детей рожать, если мужики предпочитают до старости лет в игрушки играть?

– Если ты про меня, то я не играю в игрушки.

– А что же ты делаешь?

– Живу.

– В свое удовольствие? Взрослый человек должен понимать, что жизнь не состоит из удовольствий, довольно часто приходится себя преодолевать.

– В двадцать первом веке многое изменилось. В частности, теперь можно составить жизнь из одних радостей.

– Правда? Значит, человечеству недолго осталось небо коптить. Или одной только России?

– Ну вот, на философию повело! Мам, как там чай, закипел? Давайте вкушать удовольствие.

– Удовольствие! Еще неизвестно, кто и что в этот торт понапихал! В прежние времена все знали – ничего вреднее сахара в сладостях не попадется. А теперь телевизор страшно включить, чего только не узнаешь.

– Па, нельзя так мрачно смотреть на жизнь. По-моему, в твоем восприятии она состоит из одних несчастий, обманов и подлогов. Не пойму, как ты с таким мировоззрением умудрился на маме жениться.

– Тогда он казался мне и моим родителям чересчур оптимистичным и жизнерадостным, – объяснила жена сурового мужа и погладила его по стриженой голове с сияющей лысиной.

– Совсем как я сейчас?

– Ничего подобного! Он тогда был чуть не вдвое младше тебя нынешнего и излучал веру в безоблачность нашего брака. А ты радуешься только своему холостячеству.

– Я тогда верил во много всяческих глупостей, – вставил отец.

– В том числе – в брак? – съехидничал Воронцов.

– Нет. Я считал брак с твоей будущей матерью одним сплошным пространством счастья. Она была такой маленькой, стройной, миловидной, хозяйственной и скромной, будто ее специально создавали для меня.

– То есть, ты такой и представлял свою жену?

– Именно.

– И не ошибся?

– Сергей! – возмутилась мать.

– Нет, не ошибся, – твердо заявил отец и взял жену за руку. – Я бы и сейчас на ней женился, если бы не сделал этого в прошлом веке.

– И о какой же жене, по-вашему, должен сейчас мечтать я?

– Разве не ясно? О такой же.

– Таких же уже давно не делают.

– Ерунда! Пустые отговорки! – заверила мать. – Мы только что говорили с тобой именно о таких женщинах. Но тебе, видимо, грезятся модели и звезды порнобизнеса.

– Мама, я не настолько мал и глуп.

– Хорошо, а какой ты представляешь идеальную жену?

– Да не хочу я жениться! Вообще. Сколько можно возвращаться к старому?

– Ты ведь не голубой? Кто там у тебя еще поселился?

– Елки, ну вы даете! Агентура у вас надежная. Мишка у меня поселился, Мишка. Его жена из дома выгнала.

– Почему?

– Попался с поличным.

– Дурак, – спокойно прокомментировал отец.

– Действительно, дурак, – согласилась мать, хотя понимала определение не так, как ее благоверный. – У него же замечательная жена. И дети! У него же двое мальчиков?

– Да, двое. Может, поэтому на сторону и потянуло.

– До чего же вам, мужчинам, скучно жить на свете! Два маленьких сына – это же так замечательно. Тем более для отца. Мать за ними ухаживает, одевает и кормит, а ему остается только с ними возиться, играть, водить их в цирк и в зоопарк. Это же так весело, так забавно! Об этом можно бесконечно долго рассказывать. Помнится, я могла часами рассказывать о твоих проделках, а у него ведь два пацана, а не один. И почему вам вечно хочется всякой ерунды вместо настоящего и подлинного?

– Природа у нас такая, мам.

– Не нужно валить на природу лишнего! Это все из-за воспитания.

– Поскольку воспитывают детей у нас женщины, и дома, и в садике, и в школе, то винить вам, кроме самих себя, некого.

– Некого, кроме наших замечательных инфантильных мужчин, которые считают для себя возможным не заниматься собственными детьми, а шляться по проституткам.

– Так я и говорю – всех мужчин в детстве воспитывали женщины. Жаловаться некому.

– Ладно, умник, помолчи лучше. Что ты собираешься дальше делать?

– Ничего особенного я делать не собираюсь. Буду продолжать то, что делал до сих пор.

– И сколько еще лет ты собираешься ничего не делать?

– Почему ничего? Я ведь сказал – то же, что делал до сих пор.

– А я считаю, что до сих пор ты ничего не делал. Так сколько же еще лет ты намерен ничего не делать?

– Мама, не надо драматизировать. У меня все в порядке.

11

В дверь долго звонили, потом забарабанили кулаками. Воронцов не хотел отрываться от компьютера, но Мишка ушел на работу, а Вера не спешила открывать, поэтому с тяжелым вздохом раздражения он отправился в прихожую сам.

На лестничной клетке обнаружился дюжий мужичина с маской ярости на лице. Огромной корявой пятерней он крепко держал за плечо насупленного Петьку. Последний был одет в черную футболку с какой-то надписью, черные широкие штаны до щиколоток и черные кроссовки. Ежик белобрысых волос хулигана потемнел от пота, он низко опустил голову и Воронцов не видел его лица.

– Ваш? – хрипло спросил мужичина.

– Наш, – хладнокровно ответил Воронцов. – А что случилось?

– На привязи надо держать вашего психопата, тогда ничего бы не случилось.

– А все-таки?

– Случилось то, что вам придется оплатить ремонт моей машины.

Воронцов замешкался на несколько секунд, затем решился:

– Ладно, проходите.

Он ощущал себя в странном положении без вины виноватого бездетного отца, поэтому зычно позвал Веру, которая появилась в прихожей быстро и сразу возмутилась:

– Что происходит?

– Петька что-то натворил, – умиротворяюще произнес Воронцов. Он полагал агрессию наихудшим способом реагирования на происходящее и попытался первым делом успокоить Веру, но успеха не добился.

– Отпустите его! – приказала она мужичине, который возвышался над ней мрачной скалой.

Тот принялся хриплым басом излагать свои претензии, но возмущенная мать его не слушала, требуя освободить своего отпрыска.

– Мне что, с милицией придти? – зарычал наконец жалобщик, считавший избранный им способ реагирования на правонарушение наиболее щадящим по отношению к виновному.

– Приходите, с кем хотите! Я вам сказала: отпустите мальчика. А то я вас самого в камеру упеку.

– Меня – в камеру? – загудел возмущенный посетитель нехорошей квартиры. – Это меня-то – в камеру? Может, лучше твоего щенка на цепь посадить?

– Послушайте, не нужно эмоций, – попытался вмешаться в разрастающийся конфликт Воронцов. – Давайте пройдем в гостиную, сядем и все подробно обсудим.

Он произносил свои миролюбивые слова, пока Вера безуспешно пыталась вырвать тонкую ручку сына из могучей лапы пришельца, а тот другой рукой ее