Сингулярность. Образы «постчеловечества» (сборник) - Коллектив авторов

Строго говоря, новая среда вообще не нуждается в выделенной функции журналистики. Она способна сама обслуживать свои медийные потребности с помощью партизанской журналистики вирусного редактора. Однако журналистика будет нужна распространителям, а не потребителям информации. Журналистика, как институт, вполне может быть сохранена и даже улучшена публикаторами, обладающими ресурсом – брендами, которые будут стремиться организовать профессиональную доставку сообщений.

Но этот новый институт медиа будет удовлетворять совершенно иные общественные потребности – не потребности в получении информации, а потребности в донесении информации. Несмотря на такой полный оверкиль, новый институт медиа технологически, а со временем, вполне возможно, и этически – будет во многом походить на старые медиа. Но с совершенно другой экономикой. Во главу угла будет поставлена не монетизация контента как товара, а эффективность сообщения (сбор аудитории).

Адаптема 16. Отказ от гуттенберговского текстоцентризма

Письмо и печать приучили нас, что основным способом распространения информации на расстояние и во времени является текст. Текст чрезвычайно удобен для этого, потому что делает второй мир – мир наших представлений – транспортабельным. Ведь до изобретения письма/ печати единственным средством транспортировки представлений был сам человек.

Но огромные объемы информации уже передаются не текстом, а звучащим изображением – телевидением. В оф-лайне этот канал трансляции был узурпирован формальными авторитетами – властью, капиталом. Однако мультимедиа освобождают и мультимедийное авторство. Публикаторы-любители неизбежно получат чрезвычайно удобные способы создания и раздачи мультимедийного контента. Уже сегодня эти способы доступны каждому, а телесмотрение в интернете – самый быстрорастущий способ потребления информации. Догоняет текст.

Объем текстов не сокращается, хотя доля, вероятно, – сокращается. Но главное – сокращается длина чтения. Глобально это означает, что если нам становятся доступны иные способы символизации и передачи смысла, кроме текста, то они будут обязательно использованы. Текст не отменяется, но урезается. И в планетарном масштабе, и в конкретных коммуникативных актах.

Отдельного упоминания заслуживает тот ущерб традиционной культуре, который наносится сокращением длины чтения. Да, воспитанные на усилии текста, мы ассоциируем знание с большим и сложным текстом. Твиттер-стиль не может родить или поддерживать науку. Это серьезная проблема, мы пока не можем оценить ее последствия, и лишь ощущаем предстоящий вред с точки зрения передачи фундаментальных знаний. Возможно, длинное чтение сохранится именно как усилие послушника, как элитарный фильтр, отбирающий когорту тех, кто способен работать с серьезными знаниями, а не только с мимолетной информацией. Иногда даже кажется, что неизбежное сокращение длины чтения грозит человечеству разделением на эллоев и морлоков.

Адаптема 17. Контентный дизайн и семантическая революция

Видимо, освобождение мультимедийного авторства приведет к своего рода семантической революции, когда мы начнем передавать смыслы не только текстом, но и синтетическими кодами, состоящими из текста, видео-образов, аудио-образов. Рано или поздно технические средства смогут также передавать запахи, тактильные ощущения; такие разработки уже есть. Пространственные ощущения уже передаются 3D-фильмами. Второй мир – мир представлений – по многоканальности воздействия сравняется с первым миром – физическим. Но приобретет транспортабельность.

Контентный дизайн означает, что для передачи информации будут использованы различные способы выражения, а не только линейный текст. Это чрезвычайно интересное направление работы, в том числе в медийном проектировании.

Речь идет не просто о data-дизайне, который уже увлекает передовые умы инженеров медиа. Тут целые поля будущих открытий. Например, уже понятно, что на смену читабельности придет аттрактивность – способность сообщения комплексно воздействовать на наше восприятие через все органы чувств. Для общества это наверняка будет новым стрессом, потому что информация будет нападать на человека еще более умело, всесторонне и агрессивно.

Первые шаги к синтетическим кодам для передачи социально-значимой информации уже сделаны. Растет роль дизайна и инфографики как в профессиональных медиа, так и в частном публикаторстве. Недавно в Питере стали делать журнал «Инфографика», материалы в котором выполнены именно инфографикой – интересными картинками, содержащими графики, выкладки, рисунки, текст. В какой-то мере новым способом передачи политического сообщения, например, является нашумевший проект «Дождя» «Поэт и гражданин». Это ведь не просто текст. Значимы пародия, художественные и актерские средства передачи смысла.

Кстати, предстоящий рывок в контентном дизайне еще больше отбрасывает в прошлое те редакции СМИ, которые только задумываются о переходе в цифру. Они-то планируют просто перейти с текстами на другой носитель: была бумага, станет интернет. Но средства выражения в интернете уже будет не текстовые, а мультимедийные; текст останется лишь составной частью.

Адаптема 18. Кнопка Like – это конец революции. Замена авторства интерактивной дистрибуцией

Третье освобождение текста – освобождение авторства – подходит к своему завершению. Начало конца ознаменовалось кнопкой like.

Всемирные провайдеры сети, освободившие авторство, пошли еще дальше по пути упрощения способов добычи отклика. Еще недавно минимальной формой социальной активности был перепост. Затем перепост был автоматизирован с помощью кнопки share. Теперь минимальной формой социальной активности является like. В принципе, этого оказывается достаточно для социализации, для подключения к обсуждаемым темам, то есть к обществу.

Соблазн подключиться к теме простым нажатием кнопки share или like столь велик, что убивает более затратные виды публикаторства, требующие развернутого выражения мыслей. Публикатору теперь не надо творить ради отклика. Достаточно поддержать нажатием кнопки интересную тему. Коммутация осуществляется, вирусный редактор действует, хотя все большая часть его организма заменяется share– и like-протезами.

Было: «комментирую – значит существую». Стало: «лайкаю – значит существую». Трудозатраты уменьшились. А значит, экономия усилий неизбежно оптимизирует авторство до степени… отказа от авторства.

Все нормально. Просто нас в сети уже достаточно много – и не одни только пассионарии. Полноценными авторами, даже при наличии технической возможности, не могут и не должны быть все. Настоящих буйных мало. В аморфной среде публикаторов-любителей начинает выделяться ядро авторов-принципалов, которые при любом раскладе будут держаться за свое право производить «тяжелый», первичный контент. Остальные становятся дистрибуторами, сводя свое участие в вирусной редактуре к формальному минимуму, который, тем не менее, обеспечивает их социальность.

Историческое освобождение авторства совсем недавно смешало авторов и публику, создало авторствующую публику, просьюмеров. Теперь, благодаря кнопкам share и like, происходит ситуативное расслоение просьюмеров на пассионарных авторов и пассивных републикаторов – дистрибуторов. Начинается процесс формирования новой публики.

Она гораздо более активна, чем публика прошлых эпох, она даже интерактивна. Ее границы размыты: разгорячившись на какой-то теме, каждый может выскочить из публики в авторы. И все же такая публика постепенно противопоставляется «истинным» авторам.

Так возникает новое разграничение между производителями контента и публикой. Именно это разграничение в прежние века создавало возможность профессиональных медиа. Логично ожидать, что и теперь зарождение внутрисетевой публики дает новый шанс профессиональным производителям контента.

Натюрморт с черепом. Клас Питер

Под этот шанс сформируются новые экономические модели. Производство контента может быть заново приватизировано – но теперь не из-за ограничения допуска к публикаторству (он будет по-прежнему свободным), а благодаря лени масс.

Адаптема 19. Появляются новые узурпаторы контента

Революционные силы, освободившие текст, потом его обычно сами и порабощают, устраивая для этого новые институты, вокруг которых по-новому группируется власть, мораль и ресурсы (капитал). Так поступила олимпийская античность по отношению к доолимпийской, так обошлась гуттенберговская Реформация с темным средневековьем. Каждый раз ниспровергатели старых запретов на текст сами неизбежно становятся новыми узурпаторами текста. Хотя, конечно, они обращаются с текстом и публикой более культурно и гуманно, чем их предшественники.