Карнавальная ночь - Поль Феваль

Он подобрал по привычке валявшуюся на земле тряпку и пошел прочь со словами:

– Да здравствует карнавал! Она любила праздники. Прощай, приятель, и прости, ежели что не так. Я выпил два литра у месье Ревершона. На ее похоронах, кроме меня, никого больше не было. Вот потеха, а? О-хо-хо!

Повернув за угол на улицу Шеврез, старьевщик исчез из вида.

Жулу выскочил из своего укрытия. Маргарита резко вздрогнула.

– Кретьен! Не трогай его! – сдавленно вскрикнула она.

То был последний всплеск угрызений совести, но Жулу его не услышал. Он положил свою тяжелую руку на плечо Ролана и произнес:

– Отдай бумажник, скотина!

Маргарита более не могла слышать слов, произносимых Жулу. Она глубоко вздохнула, в голове у нее мелькнула мысль: «Жулу нападает лицом к лицу! Да он храбрец!»

И правда, монолог старьевщика, вдовца Виржинии, заставил Жулу изменить первоначальный план атаки. На его родине не бьют исподтишка.

Вероятно, Жулу вполне заслуживал кличку «Дурак» и, к счастью для себя, не понимал, как низко он пал. Но в этом цепном псе нет-нет да и проглядывал благородный дворянин. Отваги ему было не занимать.

Маргарита тоже была не робкого десятка.

Ролан поднял голову. Он все еще пребывал во власти душевного потрясения, мысли его путались. Он не был завсегдатаем «Таверны» и никогда прежде не сталкивался с Жулу. Вид этого человека, простоволосого, злобно гримасничающего, изрыгающего ругательства и размахивающего ножом, вызвал в Ролане чувство омерзения, усиленного маскарадным костюмом, в который был обряжен Жулу.

– Любезный, – произнес Ролан, – ступай своей дорогой.

Жулу схватил его за шиворот и резко встряхнул. Ролан обладал недюжинной силой. Побуждаемый инстинктом самосохранения, он вскочил и легко перепрыгнул через скамейку, ставшую барьером между ним и противником.

– Да ты, парень, трус! – прорычал Жулу. – Мы с тобой оба Буриданы, и у тебя на поясе такой же кинжал, как и у меня… Отдай бумажник, и я тебя не трону.

При упоминании о бумажнике Ролан вздрогнул.

– Вы из того дома? – спросил он, указывая на дом Маргариты.

Жулу скрипнул зубами:

– Да, я оттуда… Вор!

С этими словами Жулу бросился в атаку, применив излюбленный прием бретонских забияк, в исполнении которого им не было равных: Жулу в мгновение ока перепрыгнул через скамейку и нанес Ролану удар головою в живот.

Юноша отступил на шаг и, подставив обе руки, смягчил удар, иначе противник, действовавший головою как тараном, переломал бы ему ребра. Жулу покатился по мостовой.

– Он дерется, как лев! – пробормотала Маргарита, наблюдавшая сверху. – Прекрасный молодой лев!

Из глотки Жулу вырвался яростный хрип.

– Где твой нож?! – закричал он. – Шутки в сторону, парень, ты меня разозлил. Где твой нож?!

Ролан, не теряя хладнокровия, вновь поставил скамью заслоном между собой и противником, который уже встал на ноги. Жулу возобновил атаку с неистовством дикого зверя. Ролан обнажил наконец бутафорский кинжал, висевший у него на поясе.

Однако он желал лишь одного – избавиться от этого сумасшедшего. С улицы Кампань-Премьер донеслось пение. На этой маленькой немощеной улочке, начинавшейся неподалеку и служившей проездом для повозок, располагался парадный вход в кабачок «Нельская башня».

Ролан попятился от Жулу. Дважды бретонец настигал его и был повержен, несмотря на свою звериную стойкость и большой опыт уличного бойца. В третий раз на углу улицы Кампань-Премьер, откуда уже были видны огни питейного заведения, казавшегося Ролану спасительным убежищем, юноша попал ногой в скользкую «ловушку», подстроенную окрестными ребятишками и не замеченную им в потемках. Ролан потерял равновесие и упал.

По-волчьи взвыв, Жулу набросился на него. Он вонзил кинжал в грудь Ролана с такой силой, что лезвие целиком исчезло в ране и теплая кровь, словно вино из распоротого бурдюка, брызнула в лицо нападавшему, на мгновение ослепив его.

Ролан лишь коротко и жалобно вскрикнул.

Маргарита, стоявшая у окна, пошатнулась и медленно побрела в глубь комнаты.

В этот момент дверь «Нельской башни» отворилась и веселая компания с пением вывалилась на улицу.

На другом конце бульвара, из-за Обсерватории, появился полицейский наряд. Стражи порядка прогуливались не спеша, заложив руки за спину.

ВЕСЕЛАЯ КОМПАНИЯ

Жулу, спотыкаясь, как слепой, и не отнимая рук от глаз, обожженных горячей кровью, наугад нашел подъезд Маргариты. Ни полицейский наряд, ни веселая компания, покинувшая «Нельскую башню», не заметили его. На улице было свежо. Малочисленные окна, выходившие на ту часть бульвара, где произошло убийство, были плотно закрыты. У преступления, походя совершенного человеком с рассудком и совестью дикаря, у поединка, предшествовавшего роковому удару, не было иных свидетелей, кроме женщины, наблюдавшей сверху с балкона. Но и она состояла в сговоре с преступником.

Страшная тайна осталась ведома лишь ей, Жулу и Господу.

Молодые люди в маскарадных костюмах шли по улице Кампань-Премьер, весело болтая и распевая песни.

– Конец карнавалу! – говорили они. – Копилка пуста, мы проели последние часы, а папаша Ланселот больше не отпустит в долг.

Другие пьяными усталыми голосами мрачно выкрикивали тот самый куплет, что мешал Жулу спокойно обедать:

– Нальем! Глотнем! Споем! Допьем!

При этом вся компания зевала. Развлекаться надобно на всю катушку. Именно так часто развлекаются веселые компании.

Что до стражей порядка из полицейского наряда, то они с неподражаемым спокойствием обсуждали литературные и политические новости, время от времени задремывая на ходу.

Как мы уже говорили, веселая компания была разодета в костюмы персонажей из пьесы «Нельская башня». Король Людовик Сварливый остановился посреди улицы и сказал:

– Если бы сейчас были те варварские времена, когда я имел честь править Францией, мы бы ограбили прохожего и встретили бы рассвет в номере сто тринадцать.

– Увы! – вздохнул Ангерран де Мариньи. – Те добрые времена миновали, все пришло в упадок, даже виселица, на которой меня повесили в Монфаконе… Однако будем справедливы, в четырнадцатом веке номера сто тринадцать еще в помине не было!

– В книге «О нравственности», – вставил Готье д'Онэй, – я прочел о двух молодых офицерах, которые однажды заложили в ломбард свою честь. Я предлагаю…

– Оставь свою честь при себе, – заметил Ландри. – За вещь стоимостью менее трех франков ростовщики ничего не дадут.

Тем временем Жулу, задыхаясь, ворвался в гостиную Маргариты.

– Я убил его, – сказал он, словно отвечая на вопрос. – Убил наповал!