Медальон (СИ) - Элейн Чаротти

Больше на бумаге ни слова, отправитель пожелал остаться неизвестным. Мне не достаточно подписи чтобы поверить, что вождь ведёт двойную игру, тем самым пытаясь спасти от разъярённого племени.

Но, у двери я вдруг обнаруживаюсь заветный медальон в подтверждение своих подозрений. Он все это время лежал тут?

Я скрупулезно одеваю его на шею и поглаживая приговариваю:

— Я думала без тебя с ума сойду....

Камень будто довольный кот отзывается мягким тёплом наполняя комнату светом.

— Теперь нам нужно подружиться!

Глава 27

Утром следующего дня в вигваме раздаётся вежливый стук. Тень от свечи пляшет причудливыми узорами стенах в такт моему нервно бьющемуся сердцу. Я обескураженно оглядываюсь в надежде найти что то увесистое на случай внезапной атаки. Поиски не приносят результаты, жилище словно темница— пустое и холодное.

Поэтому я лишь неуверенно выдавливаю:

— Ддда, войдите....— при этом отдавая отчёт на сколько глупо выглядит все происходящее. Держа человека в плену индейцы умудряются придерживаться норм приличия.

Какого же мое удивление, когда в вигвам уверенным шагом входит старик сверху до низу обмотанный тёмной рясой. Глаза мои удивленно распахиваются, но изумление в миг сменяется гневом— передо мной стоит вождь собственной персоной.

«Что за карнавал?», чуть было не вырывается у меня, но Вихо перебивает мои мысли.

—Нашла!— утвердительно щурится на поблескивающий камень у меня на шее.

Молчание. Долгое, густое хватающее за горло.

Вихо явно недовольный столь радушным приемом пытается смягчить и без того запутанное положение:

— Я понимаю ты зла, но это было необходимо.

— Что именно?— вырывается мой холодный возглас. Он режет холодную тишину, — Унижать меня?

— О чем ты, дитя.... Присаживайся я все разъясню.

«Не шелохнусь, подлый старик».

Вождь нетерпеливо восклицает и виновато разводит руками:

— Приветствие Бога огня должно было пройти зрелищно. Но что- то пошло не так,— недоумение на его лицо вызвало бы в любое другое время улыбку, но не сегодня. Однако, стоит признать, что его поведение обескураживает.

Мало того воровато пробирается ночью, так ещё и медальон вернул тайком от племени. Может быть у них принято, таким образом навещать пленников, но медальон….

— Зачем?

— Что?— переспрашивает, как у полоумной.

— Зачем нужно это приветствие?— чеканю каждое слово.

Вождь устало вздыхает и присаживается на сырую землю:

— Это длинная история....

— А мне нечем заняться,— скрестив руки на груди делаю, как можно более незаинтересованный вид.

Вихо снова вздыхает, как человек, которому надоело рассказывать одно и тоже по сто раз:

— Медальон,— надломано-хриплым голосом произносит он,— он должен снять проклятие с нашего племени.

— Проклятие?— несмело уточняю почти шепотом. Почему то во мне само это слово вызывает дрожь словно колокол отдает вибрацией по каждой стеночке души запуская давно уснувшие механизмы.

Я перестаю дышать вся превращаясь в слух, сама не веря тому, что сейчас настанет легендарный момент— он выложит тайны прошлого на стол и назад пути не будет.

Но он как не торопится продолжать, смотрит на меня изучающе...

— Я был уверен, что ты ничего не знаешь о прошлом...

— Так оно и есть,— еле скрывая грусть соглашаюсь.

— В таком случае, как получилось так, что медальон не сработал? Аскук кровью поклялся, что видел его пробуждение.

— Не понимаю о чем он.

Вождь устало проводит рукой по полу будто гладит воспоминания, лицо его при этом непроницаемо:

— Здесь убили Вэнону.

От неожиданности я лишь гмурюсь. Запоздало пытаясь понять смысл слов, они словно громом разразили каждую клеточку моего и без того слабого тела.

Вперив в вождя пустой взгляд я прокручиваю снова и снова фрагменты душераздирающей картины, что мне недавно привиделась, теперь она будет высечена в сердце навеки.

—Мама...— впервые пробую это слово на вкус.

В нашей маленькой семье не было не принято вспоминать, а тем более говорить о ней. Каждая моя попытка узнать о моих родителях буквально физической болью отзывалась у бабушки Мискодит.

«Великий дух гневается на тех, кто проливает кровь невинных»— лишь говорила она. И в этом простом утверждении крылся такой горький смысл.

«Почему»— допытывалась маленькая я.

«У мироздания строгие законы, нарушив один, цепочкой тянется второй выстилая дорогу в ад. Людям кажется они все попадут на тринадцатое небо, независимо от того, что вершат. Но духи не дремлят, Амо».

Бабушка не пережила горе потери, она даже уходя на небеса была в трауре.

— Как это произошло? — безжизненно спрашиваю я возвращаясь из воспоминаний.

— Одним Духам только известно,— подносит руку ко лбу, а после возносит к небесам,— Мы обнаружили ее утром без сознания. Ты скорее всего заметила, пока тебя вели сюда, что вигвам находится на приличном расстоянии от резервации?

Утвердительности Киваю, просто так, но вспомнить никак не могу.

— В шошонском племени часто практикуют удаление беременной подальше от племени пока она вынашивает потомство.

— При чем тут шошонское племя? Мама уже не считалась шошонкой!

— Внимательная. Ладно,— делает многозначительную паузу и смотрит на меня исподлобья,— Не хотел тебе этого рассказывать, но видимо придётся на чистоту.

В конец запутавшись я не нахожу, что ответить.

— У нас с Вэноной были очень доверительные отношения. Когда случилась беда, она не раздумывая пришла именно ко мне за помощью,— снова долгая пауза, за ней следует вопрос шёпотом,— Ты наверное заметила, что ты светлее обычных индейцев?

Вопрос обескураживает меня настолько, что я, как рыба лишь ловлю ртом воздух совершенно сбитая с толку. Хотя в пору смеяться учитывая с каким заговорщически лицом он это спрашивает. Но нет, я чувствую себя будто голая, аж кожу изрядно покалывает:

— Это то тут при чем?

— Ох вы молодёжь! Недогадливые пошли, все вам на блюдечке подноси, да разжевывай.

— Какое отношение цвет моей кожи имеет ко всему происходящему?— пытаюсь подавить бушующие эмоции, но это очень плохо выходит и пальцы сами по себе начинают предательских трястись.

Я резко встаю отпить воды, силясь с желанием разбить стеклянный бутыль в дребезги о голову старика, но мой взгляд вдруг привлекает острый край чего то блестящего за пологом, будто кто-то нарочно обернул фантиком какой нибудь камешек и спрятал, чтобы посмеяться над тем кто найдёт.

Вчера этого здесь не было, я детально все осмотрела.

А старик все продолжает:

— Она пришла ко мне в слезах моля о помощи. Через пол года после смерти ммммм.... твоего отца, нет, не так,— он прерывается пытаясь получше подобрать слова,— после смерти мужа, она узнала, что ждёт ребёнка.

Глаза мои округляются все рискуя покинуть орбиты.

—Тебя,— чуть повышает голос в надежде привлечь мое внимание, —Срок был маленький. Никто в племени не знал о ее положении и я долго думал, как можно помочь ей.

Я медленно отрываюсь от фантика, что настойчиво манит к себе, чутьё которым я живу последнее время подсказывает, что там что то важное и точно не камень.

Терпение не самая сильная моя сторона. Я пытаюсь сосредоточиться на словах вождя, организм борется, между желанием не слушать его и уже поскорее узнать правду.

И Вихо тщательно подбирая слова наконец изрекает:

— В итоге я придумал,— брови горделиво взлетают,— чтобы избежать позора можно позаимствовать опыт вынашивания детей у шошонских племён. Те отсылали беременных в самый дальний из вигвамов и запрещали общаться с кем либо из племени, кроме мужа и вождя, пока не родится дитя и полностью не окрепнет— около десяти лун. Под прикрытием возрождения древних традиций и возвращения тем самым благосклонности духов, я пошёл на риск и обманул племя.

Они конечно же приняли новость очень тяжело, ведь на протяжении всей беременности индианке придётся самой добывать себе еду и в основном это будут травы и коренья. Женщины боялись продолжать род, перспектива жить в изоляции пугала их. Тем не менее после кончины твоей матери, племя больше не практиковало этот печальный опыт.