Секретное досье - Лен Дейтон

Кадык Чико выпячивался все сильнее по мере того, как все пронзительнее становился его голос.

Я пытался выполнить самую трудную работу, о какой когда-либо слышал. Помогали мне розовод-любитель внизу и беженец с королевской трибуны. Отличная команда для противостояния вооруженной и готовой к войне половине мира.

— Это прямо как зоопарк моего друга, сэр.

Конечно, в пользу мнения Чико говорило многое. В мрачной, похожей на камеру комнате, где мы стояли, имелась маленькая плита, топившаяся коксом, железная дымовая труба уходила в стену. В углу высилась стопка старых армейских сковородок. Полы были отскоблены добела. Сквозь немытое окошко я посмотрел на блестящий внутренний дворик, на грубые оштукатуренные стены с выбоинами и трещинами и на стенные лампы, забранные металлической сеткой.

— В точности как у моего друга, сэр.

Тот, чьим другом был Чико, не нуждался во враге. Я кивнул.

Дождь судорожно хлестнул по оконному стеклу, и еще один самолет проложил путь по влажному, затянутому облаками небу. Я попытался его разглядеть, но оконная рама позволяла смотреть только вниз. Я прошел по коридору и за тяжелой деревянной дверью увидел самую странную комнату в доме.

Это было одно из самых больших помещений — примерно 20 на 25 футов. В центре на полу стоял тяжелый металлический резервуар для воды 8 на 8 футов и высотой 5 футов. В нем было на четыре фута воды. Пол — небрежно застелен водонепроницаемой тканью.

— Там что-то есть! — закричал Чико.

Он ковырял в воде подобранной в саду палкой. Полиции понадобился почти час, чтобы извлечь со дна резервуара все части магнитофона и какие-то ремни. Внизу находился кинооператор с Шарлотт-стрит и два человека из судебной лаборатории Управления уголовных расследований, и я решил отдать им это место на несколько часов.

Птицы проснулись, и виднелась тонкая полоска сырого рассвета, когда я налил себе чашку кофе «Блу маунтин» со сливками и отправился в постель, имея перед Элис задолженность по служебным запискам и все же найдя время перевести пятерку Адему на его охрану фауны. С моей точки зрения, я тоже был фауной.

Принимая на следующее утро душ, я по-прежнему чувствовал себя усталым. Я выбрал подходящий темно-серый в полоску костюм из шерсти и нейлона, белую рубашку к нему, носовой платок в кармашек, простой коричневый галстук и коричневые туфли в качестве бунтарского штриха. Надо отдать в починку те коричневые брюки.

В такси я прочел «Стейдж». Мы регулярно помещали маленькое рекламное объявление, чтобы держать Долби в курсе событий. Оно гласило: «Гастролирующая труппа „СОЛО“. Девушки-танцовщицы (военный номер), очень высокий мужчина для мимических ролей для определенных городов Мидленда. Присылайте подробные фотографии. Новый спектакль в Лондоне уже укомплектован. Крайне нуждаемся в сценариях. Звоните мисс Варли. Долби кастинг».

Элис поддерживала контакт с Долби, находившимся в зоне активных действий, но даже без хозяйской шифровальной книги было совершенно ясно, что она действует независимо от меня. Такси свернуло в Скотленд-Ярд. Комиссар полиции занимал очень большую угловую комнату. Кожаные кресла здесь были старые и блестящие, но отделка отличалась яркостью и вкусом. На одной стене доминировал эстамп Стаббса в дорогой раме, изображавший мужчину и лошадь; под ним потрескивал и вспыхивал на сыром угле открытый огонь. В окно со множеством переплетов виден был ползущий по Вестминстерскому мосту транспорт. Крепенький черный буксир тянул по маслянистому потоку воды караван из груженных землей барж, а подо мной на набережной коротышка в рваном мокром плаще пытался засунуть сложенный велосипед в багажник такси. Комиссар распространялся насчет этого дома. Он обладал начальственными манерами того рода, по которым трудно сказать, какая именно деталь заставила его страдать и заставила ли вообще. Он в третий раз завел речь про несправедливость — в его устах это слово звучало иронически — того, что Шарлотт-стрит даны неограниченные фонды. Я дважды сказал ему, что мой кабинет уместится у него под столом, а вид из моего окна открывается на засиженный мухами магазинчик деликатесов. На сей раз я позволил ему произнести всю речь целиком, не перебивая, а сам выкурил за это время две сигареты. Помедленнее он заговорил, дойдя до того, что мы бесплатно использовали ОРПП и лабораторию научно-судебной экспертизы, не получив права на обыск, и как мало я знаю об этом. Если бы этот старик знал половину того, что было известно Долби, он спятил бы. Я немедленно принял твердое решение урезать участие Чико в том, что касается наших незаконных действий. Он, несомненно, был самым болтливым и не самым деликатным. Комиссар вторгся в мои грезы.

— Этот ваш парень, темноволосый такой, хорошо говорит.

Я похолодел.

— Мюррей? — с надеждой спросил я. — Сержант Мюррей… специалист по статистике. Он был в том доме прошлой ночью?

— Нет! Нет! Нет! Молодой парень… э… ну… э…

Я подсказал скучным голосом:

— Чилкотт-Оукс, Филлип Чилкотт-Оукс.

— Да, очаровательный парень, совершенно очаровательный… это он. — Комиссар впервые улыбнулся и заговорщицки нагнулся ко мне. — Учился в школе с моим младшим! — сказал он.

Паб через дорогу только что открылся. Я принял пару «Дюбонне» с «Биттер лемон». Какие у меня шансы, если, с одной стороны, я имею дело с коммунистами, а с другой — с истеблишментом: и те, и другие обходили меня на каждом шагу.

14

Водолей (20 января — 19 февраля). Позвольте вашей голове управлять вашим сердцем. Держитесь подальше от споров и дома, и на работе.

Вторник был днем летнего большого эха. Я слышал соседского черного эрдельтерьера, а они — мой FM-приемник. Я разобрал письма, лежавшие на коврике под дверью. Отдел подписки «Таймс» сообщил, что я упустил шанс всей моей жизни. Старшая сестра матери сожалела, что меня нет в Женеве, я тоже сожалел, но только не о том, что тетка моя была там. Письмо из Военного министерства подтверждало мое увольнение из армии и сообщало, что я не подлежу призыву на военные сборы, но подпадаю под действие Закона о государственной тайне в отношении информации и документов. Молочник просил пораньше заказать сливки перед праздником и спрашивал, не пробовал ли я «Чокко», новый шоколадный напиток, по которому все сходили с ума.

В конторе я начал разбирать бумаги из запирающегося лотка входящей корреспонденции. Что-то такое про микрофильмы с документами по химическому оружию. Министерство обороны США было совершенно уверено, что инженер из БОЭК ими приторговывает. Я пометил его для особого отдела Протокола доступа к каналу связи. Сотрудник по связям с общественностью из Скотленд-Ярда не имел претензий по событиям вокруг этого дома, но сообщал, что пресса что-то пронюхала. По словам Элис, он звонил дважды, и она спросила, что ему ответить.

— Пусть скажет газетчикам, что судья Высокого суда, член совета министров и два газетных магната смотрели порнофильм, но если они правильно разыграют свои карты, мы не отдадим этот материал Ай-ти-эн.

— Хорошо, сэр, — отозвалась Элис.

Эксперты прислали отчет об этом доме. Я быстро пробежал его: «Дорожная пыль, пятна на полу, возможно, кровь, очень старые, вероятно, от бомбежек военного времени».

Отпечатки пальцев — их много, в основном мои, а также неидентифицированные, их проверяют по единой картотеке отпечатков и картотеке «мест преступления» (где другие неидентифицированные отпечатки рассортированы по местам их обнаружения).

На три часа у меня была назначена встреча с Россом. Теперь, когда я принял на себя руководство вместо Долби, это стало одним из моих еженедельных суровых испытаний. Я послал за сандвичами — сливочный сыр с ананасами и ветчина с манговым чатни. Магазин деликатесов сделал их на ржаном хлебе. Десять минут я потратил, выбрасывая в пепельницу семена тмина, пока не появился Чико, тогда я проглотил последний кусок — с семенами и всем остальным. Он положил на стол бобину с 16-миллиметровой пленкой и остался, чтобы поболтать. Я поворчал на него в духе страдающего язвой желудка богатея и кивнул, и он в конце концов ушел.

Долгое время я сидел, уставившись в свой «Нескафе», но ничего конкретного насчет линии действий в голову не приходило. Противник, может, и сплоховал, но бреши в обороне я не увидел, если только лежавшие сейчас передо мной документы что-то значили. Не было никаких убедительных свидетельств, что нам вообще следует заниматься этим делом, а уж тем более — связать его с Сойкой. Только писатели считают, что каждая ниточка, за которую ухватывается герой, привязана к одному и тому же делу. В кабинете находилось около 600 досье; если всех этих преступников одновременно привлекут к судебной ответственности, то Освенцим покажется последней сценой из «Гамлета».