Ночная воровка - Вера Копейко

— Значит, по дешевке починила?

— Ну, как сказать. Денег меньше, значит, услуг больше.

— Это каких же? — ехидно поинтересовалась Татьяна.

— Не тех, о которых ты подумала. Он слишком усатый.

— Ну конечно, твой стиль — гладко выбритое лицо, освеженное лосьоном из телерекламы. «Олд спайсом», например.

— Во всяком случае, не дешевле. — Голос Ларисы стал прежним, уверенной в себе женщины. В нем не осталось ничего от того тона, которым она только что говорила с Татьяной. — Ладно, если еще чего написать — я готова. Жду сигнала.

— Он будет. Счастливо. — Татьяна встала из-за стола, тем самым давая понять, что беседа окончена…

Она снова вспомнила про снимки, которые ей показал Павлушка. Что ж, Татьяна Федорина свое получит. Гатальски заплатил ей половину, как обозначено в договоре, потом должен отдать еще четверть и уже после открытия выставки — остальное.

А вот Надежда Тавранчук может не получить ничего. Если она, Татьяна Федорина, захочет.

Пора наведаться к Надежде, посмотреть на нее наяву, а не на фотографиях.

Надя ожидала этого визита, что ж, Татьяна Федорина имеет полное право поинтересоваться, как продвигается работа над экспозицией. Но в то утро Надю мучила одна мысль, такое с ней бывало, она называла ее мономыслью. Мысль была неважная, никчемная, но мучительная… А все из-за Алексея, который соединил ее фамилию с названием рыбного блюда. Надя смутно помнила одну бабушкину фразу… но какую именно? Она морщила лоб, но ничего осмысленного в голову не приходило. Кажется, что-то вроде: «Все говорят, ты похожа на итальянку. А ведь знаешь ли… на самом деле…»

Их прервали? Или Надя отвлеклась? Но теперь бабушки нет и спросить не у кого.

Она собиралась на Патриаршие и никак не могла отвязаться от засевшей в голове мысли. Конечно, это от переутомления, от недосыпа, от волнения.

Неужели у нее мало сейчас забот и подумать больше не о чем? Она рассердилась на себя, но тут подплыл Маркиз Второй и потерся боком о голень.

Злость как рукой сняло, она улыбнулась коту. Ладно, не стоит сердиться, даже на себя. Она историк, так неужели не сможет докопаться до истоков собственной фамилии? Но только после того, как выставка благополучно — нет, когда она потрясающе откроется!

Сегодня она надела темно-зеленые брюки и пиджак чуть светлее — она купила этот костюм в прошлом году, когда была у матери в Германии. Он очень ей шел, в нем она казалась еще стройнее, тоньше, перламутровые пуговицы таинственно мерцали, придавая особый шарм всему облику Нади. Из зеркала на нее смотрела очень стильная молодая женщина, полная достоинства и уверенности в себе.

Да, да, на Патриаршие собиралась заехать Татьяна Федорина, снова вспомнила Надя и неожиданно для себя скривила губы. Между ними никогда не было особенно нежных чувств, Татьяна женщина с довольно тяжелым характером, но, наверное, без такого характера она не смогла бы открыть свой бизнес и уж тем более сохранить его и развить.

Многие открывали частное дело в начале девяностых — прямо как чумой всех косило, — бежали из музея, устав от столов, за которыми сидели, от надоевших коллекций, от свар дамского коллектива. Если и попадались в отделах мужчины, то коллеги-женщины их таковыми не считали — мужчина с зарплатой музейного работника не был вожделенным героем сновидений.

А потом кое-кто перевел стрелки бизнеса, вынужденно, конечно, на торговлю чем не попадя, кто-то вернулся обратно под каменные своды. Но Татьяна Федорина на зависть всем — только вверх и выше. Она из тех, кто никогда не изменяет себе. Даже если ей изменяет собственный муж, добавила Надя мысленно. О ее семейном деле знали все кому не лень. Уж слишком крупной фигурой был ее муж и в прежние времена, а сколько у него женщин, вряд ли кто мог сосчитать. Но они с Татьяной не разводились. Впрочем, Надя не осуждала ни ее, ни его. Она хорошо помнила свою жизнь со Стасиком и считала, что если семейную пару не устраивают отношения, которые сложилась, то их прерывают. Если они не делают этого, значит, на то есть особые, только им известные причины.

Надя уже работала на Татьяну и не могла пожаловаться. В последний раз она делала для одной немецкой фирмы экспозицию ножей. Все остались довольны. В общем-то, деньги, которые она набрала на Италию и которые слизнул своим розовым язычком Маркиз Второй, и были гонораром за ту работу.

В метро она читала газету, которую ей сунула какая-то тетка на входе, да так настойчиво, что Надя не смогла увернуться. От объявлений пестрило в глазах, и, выходя из метро, Надя с облегчением бросила газету в урну.

Надя открыла дверь зала своим ключом и вошла. Теперь всякий раз она с тревогой обводила взглядом витрины и стенды, хотя чувствовала, что больше ничего не пропадет. Но откуда такая уверенность? Ведь и в ту Ночь весь коридор должен был стоять на сигнализации?

Татьяна Федорина подкатила к подъезду через час с небольшим. Ее привез шофер на «ауди» темно-синего цвета.

— Привет, дорогая! — Влетела она в зал. Обдавая крепким восточным ароматом духов, чмокнула воздух возле Надиного уха и, прошуршав длинной цветастой юбкой в испанском стиле, по-хозяйски устремилась в самый центр зала. — Ну как? Навела полный парад среди этих дедушек славного оружия?

— Как видишь, осталось несколько штрихов.

— Так, вижу, вон там пустота. — Она кивнула на стену возле окна.

— Там ничего не будет, драпировка для фона.

— Ясно. А здесь, насколько я понимаю, кто-то повалялся, но ты его выпроводила. Не сочла достойным? Да?

Надя вздрогнула, хотя знала, что опытному глазу Татьяны будет ясно, что бархат предназначен для чего-то значительного. И этого значительного нет.

— Нельзя узнать, что тут будет, а? — Татьяна уставилась на Надю. Ее подведенные глаза, казалось, хотели вызнать что-то еще, другое… Но заниматься размышлениями было некогда, и Надя просто сказала:

— Тайна клиента.

Татьяна засмеялась.

— Но клиент-то он мой, — на ходу бросила она. — Ну ладно, я не настаиваю. Главное, чтобы он остался доволен. Надеюсь, ты стараешься. Очень? Только смотри, не переусердствуй.

Надя почувствовала, как по спине пробежали мурашки, а во рту стало горько. Она быстро одернула себя. А в чем дело? Она взрослая женщина, не связанная ни обязательствами, ни узами с кем-то, она вольна распоряжаться своим временем — у нее между прочим отпуск — и собой.

— Ты лучше скажи, как твоя Ульяна? Уже приехала на каникулы из прекрасного далека?

Надя знала, что только на этот единственный вопрос ответ Татьяны бывает искренним и предсказуемо честным. Дочь ее на самом деле редкостная девочка. Природа наградила ее математическим даром, он обнаружился рано, а потом началась полоса успеха — Олимпиады, награды и, наконец, учеба в Кембридже.