Штурман воздушных трасс - Михаил Сухачёв

Летчики-истребители поставленную им боевую задачу по прикрытию станции восприняли с восторгом. Многие из них в первый же день войны подали рапорта с просьбой откомандировать в свои части, не скрывая беспокойства, что война может кончиться раньше, чем учеба. Правдами и неправдами на фронт вырывались командиры отрядов, звеньев, инструкторы. Кадры таяли.

Окончательный удар по кадрам нанесла директива Генерального штаба, в которой указывалось на необходимость в трехдневный срок сформировать истребительный полк в составе двух эскадрилий и отправить его в Харьков в распоряжение командующего ВВС округа Горюнова. Этой же директивой курсам предписывалось перебазироваться в Краснодар и усиленными темпами продолжать подготовку штурманов.

Прокофьев едва закончил читать директиву руководящему составу, как тотчас все возбужденно заговорили.

— Это же конец курсам! — возмутился начальник штаба.

— Выскребли все под метелку!

— За счет чего же готовить усиленными темпами!..

Прокофьев и сам готов был взорваться. Но что это даст? Приказ надо выполнить: и полк сформировать, и перебазироваться, и усиленными темпами готовить летчиков, даже если для этого придется самому все время летать за инструктора.

...Краснодарский аэродром с воздуха напоминал блюдце с медом, которое облепил пчелиный рой. Можно было только удивляться, как тут взлетали и садились самолеты, не цепляясь друг за друга.

Сразу же после перебазирования Прокофьев представился оставшемуся здесь за старшего начальнику штурманского училища. Показав на забитый аэродром, тот пояснил, что здесь помимо своих сидят еще два перебазированных училища. Поэтому не стоит тратить силы и время на поиски места для курсов:

— Лучший выход из положения — это расформировать их, не разворачивая.

Увидев на лице Прокофьева возмущение, он добавил, что приложит все силы, чтобы разогнать курсы, и, поскольку в успехе своих действий не сомневается, разговор о размещении, а тем более об организации учебы, считает излишним. Прокофьев был потрясен его откровенностью. Он не стал спорить, а решил искать пути воспрепятствовать реализации необдуманного решения.

Как назло, уехал на фронт командующий ВВС округа генерал Николаенко. Не было и его заместителя по военно-учебным заведениям генерала Красовского. Вся власть в округе находилась в руках врио.

Прокофьев попросил разместить свои курсы хотя бы на самых отдаленных аэродромах. Он не верил, что кому-то удастся убедить командующего ВВС в необходимости упразднить курсы. В конце концов так и получилось. Вскоре начальник штурманского училища сам предложил план использования его учебной базы.

Курсы набирали силу в быстром темпе. К этому темпу вынуждала обостряющаяся с каждым днем обстановка на фронте. Несмотря на срыв фашистских планов молниеносной войны, нашим войскам приходилось тяжело и на земле, и в воздухе. Танковая группа Клейста и две армии вышли к Днепру. Участились бомбардировки Ростова. К началу боев за Днепр авиация Юго-Западного направления имела 400 истребителей, главным образом устаревших типов. Но истребитель — оружие оборонительное, а надо было наносить удары по районам сосредоточения противника, железнодорожным эшелонам, которых приходило в группу армий «Юг» более 25 в сутки. Бить было нечем. Юго-Западный фронт насчитывал 70 бомбардировщиков, в два раза меньше, чем противостоящий 4-й воздушный флот. Все это вынудило Генеральный штаб преобразовать курсы в специальную бомбардировочную группу. Прокофьев, назначенный командиром этой группы, получил приказ перебазироваться в Крым в оперативное подчинение 51-й отдельной армии. Командующий ВВС этой армии Владимир Александрович Судец, не имея пока в своем распоряжении ни одного самолета, чувствовал себя как кавалерист при шпаге, но без коня, и поэтому очень обрадовался прибытию группы Прокофьева. Это была уже авиация.

Судец подробно ознакомил Прокофьева с обстановкой и задачей, возложенной на его группу: разрушать переправы через Днепр в районе Каховки днем и ночью. В ответ на вопрос об истребительном прикрытии Прокофьев услышал несколько раз повторенные: «необходимо», «должно быть», «требуется». Прокофьев понял, что с прикрытием плохо.

На самом деле с истребительным обеспечением все оказалось значительно хуже. Истребителей было так мало, что они нередко получали одновременно две задачи: сопровождать бомбардировщики и прикрывать войска от ударов авиации противника. Зная это, летчики группы Прокофьева не обижались, когда истребители, встретив их, доходили до определенного рубежа, потом отваливали и шли выполнять другую задачу. Теперь вся надежда оставалась на расчет, тактическую хитрость, мастерство сильного летного состава. Однако потери росли с каждым днем.

Помня испанский опыт, Прокофьев особо подчеркивал необходимость сохранения боевого порядка, чего бы это ни стоило.

— Будет истребительное прикрытие или нет, сила наша во взаимной помощи огнем. Фашистов я знаю, ни один из них не полезет сквозь завесу пулеметных трасс. Держитесь зубами друг за друга.

Не помогло предупреждение в первом полете.

Готовя к следующему вылету новую группу, Прокофьев несколько раз напоминал свое требование, приводил примеры из опыта войны в Испании, в Китае и с белофиннами, специально подбирал случаи удачных отражений атак истребителей противника бомбардировщиками на своем, Юго-Западном, и других фронтах. И не зря.

...До Перекопа девятка СБ шла на высоте тысяча метров вдоль железной дороги Джанкой — Херсон, затем — со снижением до самого Днепра. Над водой до Каховки летели плотным строем. Уже была видна понтонная переправа, по которой следовало нанести удар. Над переправой всегда дежурили фашистские истребители в несколько ярусов, начиная с высоты тысяча метров и выше. Группу СБ они не видели.

Первыми заработали зенитки, которыми был нашпигован весь правый берег. Командир дал команду на сброс. Посыпались бомбы, и тотчас группа стала разворачиваться в сторону своей территории.

— «Мессеры» сзади! — раздался голос стрелка-радиста. Командир обернулся и, прежде чем увидеть противника, заметил, как свой самолет начал энергичный отворот от боевого порядка. Еще мгновение — и он окажется один против группы вражеских самолетов.

Но вот, словно одумавшись, летчик снова занял свое место. И тотчас светящиеся трассы пуль потянулись к атакующим истребителям. Ведущий фашистского звена начал выход из атаки и прошел над бомбардировщиками на пределе досягаемости пулеметного огня. Его ведомый запоздал. И едва серое брюхо истребителя промелькнуло вблизи боевого порядка, десятки пуль вонзились в его обшивку. В тот же миг в левой части центроплана вспыхнул огненный шар, крыло отлетело, а сам самолет, быстро вращаясь вокруг продольной оси, устремился к земле... Больше атак не повторилось.

После разбора задания Прокофьев попросил летчика Горанова, который пытался оторваться от группы при атаке противника, рассказать о своих действиях и чувствах. Это был самый нужный, самый убедительный пример, и Гавриил Михайлович хотел, чтобы он запал в душу каждому летчику на всю жизнь. Потом, после разбора, некоторые признались, что трудно было удержаться от попытки последовать «примеру» Горанова.

От вылета к вылету летчики крепли, мужали. Исчез некоторый налет лихачества, легкомыслия. Пришли сосредоточенность, стойкость.

Из последнего вылета на бомбардировку железнодорожной станции Херсон летчики группы возвращались поодиночке. Вылет был тяжелый. На станцию пришел эшелон с танками. Фашистские истребители постоянно дежурили в воздухе над целью и на дальних подступах к ней. Поэтому атака их была настолько неожиданна и точна, что сначала никто из наших не понял, почему левый ведомый первого отряда вдруг взорвался. Группа ринулась к земле и почти на бреющем стала прорываться к цели. Это несколько обезопасило ее, но, сделав горку перед началом бомбометания, она оказалась почти на одной высоте с нижним ярусом дежуривших истребителей противника.

Бомбили неприцельно, кто как мог. Словно взбудораженный осиный рой, кружились около наших истребители противника. Стрелки едва успевали отбиваться то с одной стороны, то с другой. Командир группы снова устремился к земле, одновременно разворачиваясь в сторону своей территории.

На выходе из крена по крутой траектории падал еще один бомбардировщик. Вслед за ним, почти догоняя, оставлял последний дымный след сбитый истребитель противника.

Когда ушли от преследования, начали рассыпаться. У кого-то перегрелись моторы, кто-то не мог держать большую скорость из-за повреждения самолета, кто-то уже шел на вынужденную.

Прокофьев, увидев одиночно прилетающие самолеты, понял, что это, возможно, один из самых трудных вылетов. Он дал команду приготовиться врачу и техникам для оказания помощи.