На суше и на море. Выпуск 5 (1964 г.) - "На суше и на море"

Им руководило совсем иное чувство. Он считал, что как ученый обязан отдавать стране не тот установленный негласными правилами минимум, а все, на что способен. В данный момент наибольшую важность представляли расщепляющиеся вещества - и он пошел в пустыню, снова вернулся в Туркмению, чтобы найти самое дешевое сырье для получения тория.

Оно найдено. А что дальше? Опять работа? Да. Без нее он не мыслит своей жизни. Но трудно в бессонные ночи оставаться один на один со своими сомнениями. Особенно сейчас, когда уже недалек печальный рубеж шестого десятка. Не товарищи, не друзья, не коллеги нужны. Они есть, их много. Нет только той единственной, которая должна быть у каждого человека, нет Ее.

В молодости он считал себя сильным и волевым. На проверку оказался тряпкой, слизняком, медузой! Разве мог сильный человек так спокойно, без сопротивления и протеста разжать руки и отпустить? А он отпустил. Как слабый и любопытный, но не как тот, кто по-настоящему любит. Кто знает, была ли измена на самом деле? А если и да, то это могло быть случайным увлечением, вызванным молодостью, легкомыслием, скукой, наконец. Разве стоило так жестоко казнить за это и себя и другого? В конце концов пусть бросает первый камень тот, кто сам без греха. Надо было бороться за любовь, а не лицедействовать, не надевать на себя обветшалую мантию венецианского мавра. За годы одиночества были попытки встречаться с другими женщинами, попытки влюбиться даже. Ничего из них не вышло. Видимо, свет в самом деле был только в «окошке», в большом мире его явно недоставало…

Игорь Петрович закинул руки за голову, лег навзничь и закрыл глаза, фокусируя память на прошлом. На мгновение смутно мелькнуло перед внутренним взором обнаженное, в капельках воды женское тело. Но сразу же память вышла из-под контроля и развернула перспективу залитого солнцем ашхабадского тротуара, по тротуару шла женщина с бронзовой шапкой волос.

Это была последняя встреча и первая после двадцатилетнего перерыва. Это было всего две недели назад.

Она прошла мимо, не заметив его. Может быть, просто не узнала. А он, взволнованный, ходил по городу, не узнавая памятных мест, и задыхался в тоске, как в тине. Только Ленинский садик с фигурой вождя в центре, как живой кусочек сохранившегося в памяти города, немного успокоил его. Но он чувствовал, что на вторую встречу сил не достанет. А надо, чтобы достало! Теперь, когда вся острота переживаний осталась за гранью двух десятилетий, можно было наконец поставить все точки над «и».

– Ну что ты трещишь, что трещишь? - с досадой сказал Игорь Петрович и приподнялся.

Назойливый треск, который уже несколько минут мешал сосредоточиться, прекратился.

Игорь Петрович прислушался и снова прилег. Звуки возобновились: в темноте что-то пощелкивало. Настойчиво, монотонно.

Он попытался припомнить, что означают эти сухие, знакомые, такие характерные щелчки, и дрогнул от нехорошего предчувствия: счетчик! Это щелкал миниатюрный радиометр в его полевой сумке, свидетельствуя о наличии жестких излучений.

Игорь Петрович поднял сумку. Счетчик замолчал.

На земле лежала фляга.

Он взял ее, взболтнул, поднес к сумке - и сразу застучал невидимый молоточек.

– Только этого и не хватало! - сказал Игорь Петрович. - Радиоактивная вода! Надо было раньше догадаться…

Он просто физически ощутил, как стремительные нейтроны, копавшие в организм вместе с водой, пронизывают все клетки тела, нервную и мозговую ткань и делают свою страшную, разрушительную работу, остановить которую невозможно. По крайней мере в настоящих условиях.

Все стало беспощадно ясно: встреча не состоится. Он опоздал, безнадежно, безвозвратно опоздал. В этом ему помогли и Каракумы. Кара переводится как черный, иногда - злой. Верно будет и то и другое понятие: черный и злой песок, Каракумы. Древние туркмены недаром дали ему это название, они знали зловещую особенность здешних мест. И легенда об огненном Харуте существует неспроста…

На секунду Игорь Петрович ощутил томительное чувство тошноты. «Уже начинается, - подумал он и сразу же возразил: - Нет, это просто нервы, первые симптомы лучевой болезни появятся позже. Как все не вовремя и вообще нелепо получилось!»

Но растерянности не было. Мысли стали четкими и конкретными, как будто несчастье мобилизовало все защитные силы организма. А может, так и случилось?

Надо что-то предпринимать. Ждать - глупо, ждать - нельзя. Радиоактивную воду пил и Моргенов. Если до этого теплилась подсознательная надежда на благополучный исход ранения, то теперь и она становилась равной нулю. Игорь Петрович обязан был сделать что-то, чтобы надежда появилась снова. Он не имел права сидеть сложа руки и ждать конца, ждать именно теперь, когда ошибки прошлого стали как будто ясны, и появилась возможность хоть частично компенсировать то, от чего он добровольно отказывался на протяжении долгих лет одиночества и сомнений.

Он вытащил из сумки радиометр, прижал к груди приемник прибора, похожий на широкий раструб стетоскопа. Это, в сущности, было уже не нужно, он проделал все машинально. Счетчик простучал дробно и бесстрастно.

Мергенов открыл глаза.

Тьма и тишина окружали его со всех сторон. В животе было пусто: казалось, оттуда вытащили все внутренности. Слегка поташнивало, голова кружилась и тянула вниз - было такое впечатление, словно все существо переместилось в голову, а тело стало маленьким, невесомым, ненужным.

Несколько минут он лежал неподвижно. Потом в прояснившемся сознании выплыло все происшедшее, и он осторожно потрогал живот. Ох, как было больно, когда Игорь Петрович, несмотря на его протесты, вынул-таки проклятую палку! Сейчас тело вокруг раны немного зудело. И все. Боли не ощущалось.

Лежать было неудобно. Мергенов переменил положение и случайно коснулся в темноте фляги - она лежала у самого изголовья. Сразу появилась жажда. Он сделал два крупных глотка и испуганно отдернул руку. В желудке словно что-то взорвалось. Острые иголочки зашныряли по всему телу - как под электрический ток попал. Однако все прошло моментально, стало приятно и легко.

Мергенов напился всласть, положил флягу на место. Рука коснулась какого-то плоского твердого предмета. На ощупь было похоже на плитку шоколада. Мергенов понюхал и удивился: действительно шоколад! Откуда?

– Игорь Петрович? - негромко позвал он.

Никто не ответил, только в черно-сером треугольнике входа поблескивали искорки звезд. Игорь Петрович, вероятно, спал, утомленный бурными событиями дня.

Шоколад пах весьма заманчиво. Мергенов содрал хрустящую обертку и с наслаждением стал есть. «Расскажу Дурсун о своих приключениях, - подумал он, - с ума сойдет от зависти. Подумать только, какое открытие! Здорово, что я напросился в попутчики к Игорю Петровичу. Хороший он человек! Непонятно только, почему скрывал цель поисков… А в общем, почему же непонятно? Очень понятно. И я так же поступал бы осторожно, если бы искал радиоактивные руды».