Ночные журавли - Александр Владимирович Пешков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После войны против воли матери, желавшей видеть дочь счетоводом, Варя уехала в краевой город Барнаул. Поступила ученицей на трикотажную фабрику, жила на квартире у землячки, вечерами занималась в музыкальной школе при филармонии по классу вокала.
Из окон деревянной школы видно: на улице шел снег, паренек тащил санки с гнилыми досками; промерзший трамвай сгребал железной петлей бледные искры. А Варя старательно пела: «Не пробуждай воспоминаний минувших дней, минувших дней…», думая о том, что из бархатных штор могло бы выйти ей красивое платье.
Грустные чувства романсов как-то странно опередили ее жизнь. Она была уверенна, что переживет все это сама!
В городе Варя ни с кем не сдружилась. Но чувствовала, что ее тайну знали все! Особенно инвалид-фронтовик из сапожной будки. Он улыбался всякий раз, выглядывая из табачного дыма, когда Варя шла из музыкальной школы. На полу валялась деревянная голень с отстегнутым ремешком, меж колен зажата стальная культяпка, на ней – ботинок со сбитым каблуком. Во рту сапожник держал мелкие гвозди, и, видимо, боясь их сглотнуть, сильно вытягивал махорочные губы. Он давно догадался о мечтах девушки в подшитых валенках стать певицей. И даже напевал что-то, словно подслушал ее домашнее задание.
Однажды осенью Варя прибежала в дом и крикнула хозяйке с порога, что ее «вызывали в органы». Хозяйка поняла сразу: не в милицию!
Девушка села на лавку, развязала узел бабушкиного платка:
– Пропуск дали к начальнику кадров. Прихожу. Он говорит, мол, порекомендовали вас… Меня то есть! И дальше, мол, не хотите ли поработать за границей?
Хозяйка сняла платок с черноволосой головы Вари, будто хотела разглядеть какую-то перемену в девушке:
– Ну а ты что?
– Я опешила. А он давай расписывать: всего-то на два года, условия хорошие, жалованье здесь и там…
– Уговорил?
– Я отвечаю: боязно, в заграницу-то. Он опять свое, мол, вы девушка молодая, энергичная. Поете хорошо! А поедете – Москву посмотрите, всю страну! Ухватился, как черт за грешную душу. Говорит, там, где вы будете работать, кругом наши солдаты. Никакой опасности. Я как опомнилась: а страна-то, говорю, какая? А он: страна-то – Германия!..
От пережитого у Вари опять выступили слезы:
– Я как услышала это – так и взвилась! Нет, дяденька! Ни за что не поеду!..
На веранде послышались шаги. Вошла дочь хозяйки, стуча ботинками не по размеру. Вынула из портфеля белую тряпицу, в которой заворачивала школьный обед, осмотрела внимательно и положила в шкаф для хлеба.
– Он меня успокаивать начал, – проговорила Варя, не сводя глаз с голодной школьницы. – О работе, о концертах. А напоследок опять ввернул, мол, подумайте хорошенько над нашим предложением…
Хозяйка – тридцатилетняя вдова с двумя детьми – взяла на руки пальто дочери, вышарканное на швах до бурой сетчатки, и сказала со вздохом:
– Эх, девка-девка! Хотя город и больше деревни, но все твои женихи остались там, в этой самой Германии.
Простые слова землячки успокоили ее. Варя поехала в деревню, спросить совета у бабушки. Польская дочь, никогда не покидавшая сибирской родины своих детей, сказала:
– Езжай, милая, не потеряешься!
Развернула за плечи к иконе и перекрестила.
Тем прощальным вечером возле русской печи внучка пела с бабушкой песни детства, чтобы они сберегли ее на чужбине.
В Москву Варя приехала налегке, с тяжелым деревянным сундучком, перекладывая его из руки в руку.
В гостинице впервые в жизни увидела ванну. После недельной дороги три девушки с Алтая принялись за стирку. Встали в рядок, будто на речке, вспенивая бельем воду и поправляя влажные падающие волосы тыльной стороной ладони.
Развесив на балконе вещи, включили черный динамик. Под томное арабское танго впились в Москву, словно в огромный кремовый пирог с мармеладными башнями и теремами…
Неожиданно в номер ворвался мужчина в военной форме и потребовал немедленно снять «все эти тряпки», потому что их видно из здания правительства.
За четыре месяца жизни в столице Варя купила себе бархатную жакетку и кожаный чемодан.
Молодость, победный дух, царящий вокруг, военный распорядок занятий на курсах стенографии отвлекли ее от мрачных мыслей о далекой зловещей стране…
6
Как долго длился ее первый в жизни вальс!
Готические своды дворца – теперь Дома офицеров – словно каменные опахала, обдавали средневековой прохладой. Музыка вспенивала пары, кружила их на сверкающем мозаичном полу.
Мелкие Варины шажочки спешно стенографировали движения, которые диктовал ей веселый лейтенант-связист. Он подошел к ней внезапно, заведенный с полуоборота первыми раскатистыми аккордами. Был весел и напорист, присвоив себе этот вальс, видимо, связав уже с каким-то прошлым успехом.
Связист вытягивал руки, чуть отпуская талию девушки, и вглядывался, с прищуром, в бледное лицо:
– У вас кружится голова? – спросил учтиво, не сомневаясь в том, что она будет лепетать сейчас.
Варя натужно улыбалась, едва поспевая белыми туфлями за движением его сапог. Она почти не верила, что танцует под сводами чужого дворца в белом бальном платье (похожем на свадебное – не к добру).
– Вы в первый раз здесь?
– Да.
– Я сразу догадался.
– Так заметно?
Он числил себя в записных кавалерах:
– Ножку влево!
– Плохо танцую?
– Ну что вы!..
Духовой оркестр играл старинный русский вальс, и понятно, что все в зале были проникнуты любовью к далекой родине.
Капельмейстер, осанистый майор, не поднимая высоко рук, указывал палочкой направление атаки медной гвардии. К публике стоял вполоборота, сверкая золотым погоном.
Есть в военных оркестрах какое-то лощеное мужество: звуки прямо-таки гибли во всем своем строевом блеске, но им на смену поднимались новые и новые великолепные ряды!
– Значит, вы недавно прибыли, – радовался связист, – никого еще не знаете!
– Так точно, – произнесла Варя серьезно.
– Ну, зачем так официально? – Кавалер все более умилялся ее наивности. – Давайте знакомиться… В какой части служите?
Варя назвала пятизначный номер.
Лейтенант приостановился. А Варя на миг встретилась глазами с капитаном Смолянским. Он сидел в бархатном кресле и наблюдал за ними.
Кружение в танце возобновилось, но связист потерял легкость, запинался и наступал ей на носки.
– Зря я сюда приехала, – пожаловалась Варя этому случайному лейтенанту.
– А что так?
– Трудно здесь жить.
– Доносы писать?
Капитан покачивал носком блестящего сапога, будто подгонял завершающиеся аккорды. Вальс угасал, поперхнувшись в медных глотках труб. Да,
