Внутри - Евгений Гатальский

– Ты кто? – спрашивает он.

Длинные белые волосы, злые серые глаза, рваная серая футболка, кожаные черные штаны.

– Ривьера? – Я скорее не спрашиваю, а предполагаю.

Лицо мужчины некрасиво вытягивается, поэтому я думаю, что мое предположение верное.

– Ты кто такой? – повторяет мужчина.

Я не знаю, в его ли теле находится вторженец или нет. Клэр шевелится, уже пытается встать. Мужчина бьет ее в живот, с силой, как бьют по футбольному мячу. Клэр откатывается к трупам, и теперь они не образовывают собою крест.

– Лучше ответь на вопрос.

Мужчина бросает канделябр и достает из-за спины пистолет.

Моя раненая нога подворачивается, я падаю. Клэр ползет ко мне, она шепчет:

– Беги, я им не управляю…

– Что эта сука там шепчет? – Мужчина снимает пистолет с предохранителя и направляет его на Клэр.

– Ты должен выжить, Олег.

Мужчина стреляет в Клэр, но промазывает и попадает в труп безликого полицейского. Я же вскакиваю на ноги, перепрыгиваю через капот патрульной машины и, забывая про боль, бегу к своему Фокусу. Над плечами пролетает первая пуля, вторая буквально скользит по моим волосам. Мне везет, в меня не попадают. Я прыгаю в машину, пули прошивают обивку и задевают дверную ручку. Дверь открывается, мой Фокус таранит патрульную машину, и дверь совсем отрывается. Очередная пуля попадает мне в грудь. Я не хочу понимать этого, смотрю назад. Мужчина перестает палить по моей машине, он бежит куда в сторону. Звучат сирены, много сирен. Я смотрю в зеркало заднего вида и вижу, что меня преследует черный седан. Я пытаюсь разглядеть водителя и сосредоточиться на вождении, но боль в груди и ноге не позволяет мне сделать ни то и ни другое. Я едва на врезаюсь в ларек с хот-догами. Резко выворачиваю руль и въезжаю на трамвайные пути. Меня клонит ко сну, желание спать при поездке в Дэйли Сити кажется теперь маленькой точкой. Все теперь кажется маленькой точкой. Теперь уже глупо думать, что меня клонит ко сну.

Мои руки опускают руль. Я выпадаю из машины на трамвайные пути. Чувствую асфальт под щекой, дикую боль в груди и адскую боль в ноге. Мои тяжелые глаза смотрят вперед. Черный седан останавливается возле трамвайных путей. Из машины выходит женщина в латексе. Я чувствую позади себя грохот. Пути под моим слабым телом дрожат. Люди вокруг меня что-то орут, орут, наверное, громко, но на деле их крик намного тише шепота. Полицейских сирен нет и в помине. Я вижу перед собой трех-четырех парней. Они подбегают ко мне, хотят, наверное, стащить с путей, но сейчас почему-то в страхе останавливаются. Грохот позади меня усиливается. Мое сознание уплывает, но я умудряюсь даже в этом состоянии поднять голову и посмотреть вверх. Сверху вниз я вижу скрытое маской лицо женщины в латексе, женщина хватает меня под плечи и с силой тянет на себя. Грохот позади меня режет мой потерянный слух. Женщина в латексе бросает меня и отбегает назад, а я пытаюсь вспомнить самое лучшее ощущение, которое когда-либо испытывал рядом с навсегда моей Сэнди.

Я понимаю, что сейчас умру.

И понимание это длится недолго.

INTUS

Тьма и мир иллюзий

…Писатели все усложняют. Словно каждый из них соревнуется в оригинальности своего мировоззрения. Пишут истины, которых на самом деле нет. Все это выдумка, ложь. Не верьте книгам, они врут, дают лишь кратковременную надежду – это лучшее, на что они способны.

Истины нет в ни чем. И лучший способ в этом убедиться – умереть, и оставшуюся вечность думать о глупости всех живущих людей.

Честно, я не хочу в это верить, однако всё вокруг, каждая деталь этого крохотного мира, пытается убедить меня в том, что я мертв.

Вот куда завела меня моя душная жизнь. Свою смерть невозможно предсказать.

Нельзя сказать, что я испытываю грусть или сожаление. Нет, это эмоция принципиально иного порядка. Она ассоциируется с пустотой, и эта пустота не только внутри, но и вокруг меня. Хотя по правде, я не могу сказать, кем я сейчас являюсь, где начинаюсь и где оканчиваюсь. Возможно, после смерти я стал… всем.

Что-то заставило меня задуматься и искать ответы на вопросы, которые я еще не успел задать.

Я же о чем-то думаю и что-то чувствую. Не это ли называется сознанием?

Разве не принято считать, что мертвые не обладают сознанием? А раз я им обладаю, не значит ли это, что я все еще живой?

???

…

Нет, не значит. Я теперь могу покинуть свое тело. Что, собственно, я и делаю…

Я не прозрачный. Но себя я не вижу. Я весомый, но себя я не чувствую. Я иду, но не знаю, как широки мои шаги.

Все вокруг мелькает перед глазами. Боль, состояние приподнятости, спуск вниз, опять боль. Кто-то пытается вернуть меня в мое мертвое тело. Либо сотрудники скорой, либо добрые самаритяне, возможно даже, женщина в латексе.

Бесполезно. Я откуда-то знаю, что уже не вернусь в свое тело.

Вселенные вращаются вокруг меня. То есть вокруг меня летает что-то серебряное, похожее на пулю с крыльями. И таких пуль много, они проносятся сквозь будущие трупы, не замечая их, несутся к чему-то своему, далекому и непостижимому.

Я вижу свой искореженный труп. Я даже не хочу его описывать, я просто смотрю на то, в чем некогда обитал, смотрю, не отрывая глаз… если, конечно, то, чем я смотрю, можно назвать глазами. Я вижу незнакомые лица возле того, что совсем недавно было мной, и будто бы знаю, что скрывается под биологическими масками этих людей, которые они по незнанию называют лицами.

Истинного лица нет.

Все мы чьи-то невольные подражатели. И только утратив свою материальную оболочку, обретаем настоящего "себя". Ты чувствуешь себя голым и стоящим перед зеркалом, в котором отражается только правда – то есть в зеркале ничего не отражается.

Тьма и мир иллюзий. Иллюзии превращают эту тьму именно в то, что живые видят своими глазам.

Сан-Франциско – "туманный Альбион" Америки, наследник хиппи-движения и Мекка гомосексуалистов. Этот город, как и любой крупный город – всего лишь муравейник, где никто не замечает мертвых муравьев.

Я умер. А люди? Человечество? Оно опошлит грандиозный финал моей жизни своей глупой статистикой. Сто семьдесят пятый житель Сан-Франциско, сбитый трамваем. Тысяча триста семьдесят четвертый житель Калифорнии, получивший две пули. Триста пятый житель западных штатов, получивший одну пулю в ногу, другую в грудь. Сто шестьдесят четвертый житель западных штатов, получивший сначала пулю в ногу, а затем пулю в грудь… Поэтому, хоть я и чувствую свою бесконечность, мне придется