Наследники Нестерова - Г Дьяченко

Что же сказать всем им в первую за период войны встречу коллектива за общим столом?

Командир сказал о том, что было ближе всего его сердцу: о Родине, о героическом советском народе, о партии, которая взрастила и воспитала целое поколение мужественных молодых людей. Командир вспомнил всех тех, кто в составе полка начинал войну, тех, кто сложил голову за священную землю советскую, за свободу и независимость нашего государства.

- Трудно нам сейчас, - говорил командир. - Очень трудно. Но мы победим. В победе мы не сомневаемся. Каждый из нас сейчас дерется за троих. Будем драться за пятерых, до полной победы над врагом. Давайте по-дружески поздравим с боевым успехом летчиков Попова, Муравицкого, Федотова, Гребенёва, Путякова, каждый из которых сбил сегодня по фашистскому самолету...

Так в полку было положено начало замечательной традиции - отличившихся за боевой день летчиков и техников ежедневно за ужином чествовать всем составом полка.

Утро 3 сентября было сырое и ветреное. Аэродром заволокло облаками. Летчики собрались в штабной землянке. Разговаривали о вчерашнем первом совместном ужине, о новостях из дому. Зазвонил телефон. После того как командир, выслушав распоряжение, сделал на планшете две пометки, все поняли: поступило срочное задание. Действительно, из штаба Западного фронта срочно потребовали разведывательные данные о силах и месте сосредоточения танковых частей противника в районе наших 22-й и 29-й армий. Почти одновременно пришел приказ из штаба дивизии: немедленно выслать звено в район прорыва немецких танков.

Разбрызгивая лужи воды и грязи, первым взлетел самолет лейтенанта В. Хомусько, за ним - истребители, пилотируемые Поповым и Муравицким. Серая водянистая мгла тотчас же поглотила машины. Заморосил дождь. Авиамеханик А. Ветчинников зло пробурчал:

- Этого еще не хватало...

- А может, там дождя нет, - неуверенно откликнулся сержант К. Свердлов.

- Садиться-то им здесь нужно.

Прошел показавшийся долгим, как зимняя ночь, час. Вернулся лейтенант Хомусько. Он доложил командиру полка о том, что обнаружил танки врага. Но что случилось с Поповым и Муравицким, он сказать не мог. Сообщил лишь, что при пересечении линии фронта самолеты попали под сильный обстрел зенитных батарей.

- Летят, летят! - услышав звук моторов, радостно закричал Ветчинников.

Но механик ошибся: самолет пролетел мимо аэродрома. Гул его моторов быстро растворился вдалеке.

Долго не расходились летчики. Едва прекратился дождь, на разведку улетело звено старшего лейтенанта Волошина. Вот и оно благополучно возвратилось, а о Попове и Муравицком по-прежнему не было никаких сведений. Промокшие и уставшие, собрались вечером летчики в столовой. Ужинали молча. Все ждали, что вот-вот заскрипит дверь и войдут Попов и Муравицкий, займут, как обычно, рядом свои места за столом. Но этого не случилось.

Среди ночи в землянке, где отдыхали летчики, поднялся шум. Вернулся Муравицкий. С ним были комиссар дивизии полковой комиссар Бабак и майор Юдаков. При бледном свете коптилки летчики увидели, что голова Муравицкого забинтована. Все вскочили с нар, обступили его, стали расспрашивать о полете. Он отвечал бессвязно, а глазами искал Попова.

- Саша не вернулся?

- Вернется. Что ему, в первый раз в такую погоду летать?! Ты расскажи, расскажи толком, что случилось.

С трудом подняв забинтованную голову, Муравицкий начал вспоминать подробности полета:

- Летели на бреющем вдоль дороги. Дождь до предела сокращал видимость. Но танки нашли. Начал считать, сколько их, но вскоре сбился... Много... Около двухсот вместе с автомашинами. Прошли в тыл врага дальше. В деревне увидели еще до сотни танков и машин. Все ясно. Задание выполнено. Можно лететь домой. Развернулись на обратный курс. Погода немного улучшилась. Но... это было только к худшему. Немцы на перехват подняли группу своих истребителей и навязали бой. Схватка была жестокой. На меня напали три "мессершмитта". Одного из них сбил. Увертываясь от атак оставшихся двух, я потерял из виду Попова и Хомусько. Попытался их найти, но вновь наползшие дождевые облака помешали это сделать. "Мессершмитты" ушли. Начала действовать фашистская зенитная артиллерия. Крупный снаряд разорвался рядом с кабиной, осколки осыпали самолет, ранили в голову и лицо. Двигатель начал работать с перебоями, а над линией фронта совсем заглох. С трудом дотянул до своих войск.

Закончив рассказ, Муравицкий тяжело поднялся и вышел из землянки. Он не мог видеть пустой койку своего друга. Не хотелось верить, что Попов погиб. К сожалению, это была правда. Молодой коммунист Александр Васильевич Попов погиб, как герой, на глазах у сотен бойцов 29-й армии. Самолет Попова был подожжен зенитным огнем врага. Летчик, как говорилось в донесении штаба 29-й армии, "попытался "перетянуть" через линию фронта, но, видимо, отказал мотор. Тогда летчик изменил решение. Он повел горящую машину в район сосредоточения немецких танков и спикировал на них".

На траурном митинге, состоявшемся в полку, летчики, техники и механики поклялись отомстить врагу за Попова.

- Герои из жизни не уходят, - говорил капитан Тормозов. - Они живут в наших сердцах, в наших делах. В каждом бою Александр Попов будет с нами, в одном строю, уничтожать врагов. Пусть же наша боль и гнев обрушатся на головы захватчиков...

Все тяжело переживали гибель лейтенанта Попова, но особенно страдал близкий его друг - Муравицкий. После митинга он всю ночь просидел на кровати погибшего товарища, а утром пришел на аэродром. Ни командир полка майор Юдаков, ни батальонный комиссар Зотов, ни товарищи не могли его, раненного, измученного, уговорить остаться на земле: Муравицкий рвался в воздух. И командир удовлетворил его настойчивую просьбу - разрешил полет. Без шлема ни один не налезал на забинтованную голову - Муравицкий сел в кабину истребителя и поднялся навстречу врагу. Теперь он дрался и за себя, и за Попова. О подвигах лейтенанта Муравицкого стали писать в газетах. Его бесстрашие, мужество и высокое боевое мастерство стали примером для всех летчиков.

В конце сентября пришел приказ выделить из полка десять летчиков с самолетами для защиты Ленинграда. В это время немецкая авиация снизила боевую активность. Встречи в воздухе с врагом в районе действий полка стали реже, и Муравицкий попросил включить его в число десяти будущих защитников города Ленина. Просьбу эту удовлетворили. Питомец полка геройски сражался и на новом участке фронта. Но дожить до Дня Победы ему не довелось: защищая колыбель революции от налетов фашистской авиации, Муравицкий пал смертью храбрых.

К началу октября 1941 года в Краснознаменном полку осталось лишь семь самолетов - три "И-153" и четыре "И-16". Их свели в одну группу, командиром которой назначили капитана Федотова, а комиссаром - политрука Шабунина.