Падение небес - Алексей Бобл

Привратник, тяжело топая сапожищами, подбежал и замахнулся дубиной.

— А ну, брысь!

Человек тут же заткнулся и, подбирая за собой волочащуюся цепь, пополз в конуру. Там затаился и притих. Верзила попросил:

— Вы уж не бейте его, ежели ночью по какой нужде выйти, а он облает. Это не мое дело, а хозяйкино, она не любит, когда его лупят. А так он не тронет, только шумит.

— Ну и порядочки, — произнес Разин, кладя пулемет на плечо.

— Уж такие. Хозяйка его бить не позволяет. Сама бьет, а другим не позволяет. В зале она, Картина. Обычно за стойкой торчит, сразу увидите, красная така из себя.

Дверь вела прямо в зал. Альбинос с Разиным прошли между столов, в зале было человек двадцать — сидели по двое, по трое, ели, пили, провожали вошедших ленивыми взглядами. Музыканты наигрывали что-то заунывное.

— Спокойно здесь, тихо, — заметил Альб. — Я думал, если при дверях такая собачка, в зале тоже что-то веселенькое.

— И хозяйка веселая, — Разин кивнул на стойку.

Альбинос посмотрел и мысленно согласился — тетка за стойкой была примечательная. Высокая, полная, в ярко-красном платье, ее фигура сразу привлекала внимание.

И лицо тоже. Лицо Картины было почти целиком скрыто гладко начесанными прядями, узкий просвет между локонов пересекали отчетливо заметные рубцы. Разин подошел к стойке, бухнул прикладом о пол, обхватив ручищами пулеметный ствол. Хозяйка едва глянула на него и уставилась на Альбиноса.

— Красавчик, — промурлыкала она. — Надолго к нам?

Разин придвинулся ближе, тихо сказал:

— Блажен брату Крипте привет передает. Он в Киеве шапку потерял, просит поискать.

Хозяйка тут же погрустнела.

— Редко такие славные бродяги к нам заглядывают, а если и появятся, так непременно по делу… Крипте все в точности передам. Желаете комнату снять? — Она положила на стойку ключ. — Что еще? Дурь, девочки? Или выпивку подать? Пиво у меня знатное.

Женщина облизнула кончиком языка изуродованные губы и улыбнулась Альбиносу:

— У меня все знатное, лучше во всем Киеве не сыщете.

Разин сгреб со стойки ключ, молча повернулся и потопал к лестнице.

— На втором этаже комната, окна во двор, — промурлыкала Картина, она обращалась к Альбу, который замешкался, поправляя лямки походных сумок на плечах. — Номер на ключе выбит, и на двери такой же.

— Разберусь, — отозвался на ходу Разин. — Музыкант, не спи! Давай за мной.

— Музыкант, значит. — Картина склонила голову набок, разглядывая Альбиноса. — Придешь ко мне, сыграешь на ночь?

Альбиноса хозяйка гостиницы вовсе не привлекала, но и обижать ее не хотелось. Он ответил:

— Может, в другой раз.

И пошел за Разиным.

— У меня теперь вся жизнь — в другой раз, — прошептала Картина совсем тихо, но Альб услышал. — Тот самый раз уже в прошлом, а теперь все разы — другие.

Поднимаясь по лестнице, Разин заметил:

— И бабы к тебе липнут, и с Голосом ты столковался. Слушай, Музыкант, что я не так делаю? Нет, я не о бабах, не скалься, я с этой системой столковаться не могу. С Технотьмой с этой, некроз ей в программу.

— Да не знаю я, у меня само собой выходило. Только слова правильные подбирать нужно, а то, как ни скажи — в ответ: «неопределенность концепции» да «неопределенность концепции». Тупой Голос!

— Концепции-то у меня определенные, — Разин отыскал комнату с нужным номером и отпер. — Заходи, бросай вещи. Концепции в порядке. Мне говорит: «недостаточно развита центральная нервная система носителя», рекомендует сменить.

— Чего сменить?

— Носителя, чего. А еще: «скорость обмена информацией ниже критических показателей». Непроходимость нервной системы, в общем.

— Сменить носителя, — повторил Альбинос, — это мы уже сделали. Эти штуки на тебе… в тебе… Тьфу! В общем, они у тебя, вот пусть на тебя все теперь охотятся, а с меня хватит. Завтра сходим на Майдан?

— Зачем?

— Самоход мне подыщем.

— То есть ты отваливаешь? Купишь самоход, и все?

— А что?

— Я думаю, Губерт мог бы многое рассказать…

— Это твои вопросы, Разин.

— Да, мои. Вот, к примеру, такой вопрос: почему ты лучший носитель сингулятора, чем я?

— Да, это вопрос… А что, этот твой Губерт в самом деле знает ответ? Точно?

— Точно одно: его можно об этом спросить. Воспользуйся случаем.

Альб подошел к окну, отпер раму и выглянул. Двор освещал пестрый свет, лившийся из пирамиды на крыше, среди разноцветных световых пятен очень хорошо выделялось красное платье Картины. Хозяйка гостиницы колотила ногой «собаку», человек на цепи тихонько подвывал и скулил. Когда ему удалось заползти в конуру, Картина подобрала длинную палку и несколько раз с силой сунула в проем. Раздался визг. Палка сломалась, женщина пригладила спадающие на щеки растрепавшиеся локоны и вернулась в дом.

Явился подручный Картины, велел передать: для них у хозяйки новости.

— Ладно, — кивнул Разин, — сейчас спустимся. Заодно и перекусить не помешает.

В зале все было по-прежнему, разве что людей за столами стало меньше.

Картина сообщила:

— О вас Крипте уже сказали. Он ответил: явится попозже. Он очень хочет встретиться, есть интерес. Но сейчас совет у них в Храме, важный. Потом у него какие-то дела, которые невозможно отложить, — так и велел передать. В общем, надеется, что вы его дождетесь. Очень сильно надеется.

Разин кивнул и спросил, как насчет пожрать? Хозяйка указала на столик в углу:

— Туда садитесь, сейчас подадут. Крипте тот стол нравится, там темно, никто не пялится, и к кухонным дверям близко, а через кухню можно уйти, если что.

Потянулось ожидание. Готовили в «Крещатике» отменно, но потом, когда перекусили, стало скучно. Альбинос то и дело ловил на себе заинтересованный взгляд Картины, ему было немного не по себе. Странная баба.

За соседним столом присели двое постояльцев с кувшином пива и кружками. Из разговора стало ясно, что один местный, киевский, а другой — его компаньон по торговой части. Разин угрюмо молчал, и Альбинос стал прислушиваться к их разговору.

— Откуда в Киеве некроз? — допытывался гость. — Сколь бываю у вас, никогда не случалось же!

— Монахи говорят, за грехи нам. Чтоб молились и ждали избавителя.

— Какого такого избавителя?

— А пес его знает, какого…

Покончив с пивом, соседи стали сговариваться насчет завтрашнего дня.

— Пойду я, — решил местный. — Не то стемнеет вовсе.

— Темноты боишься?

Киевлянин шутку не поддержал:

— Некроз по ночам из-под земли прет, да в разных местах, не ровен час не заметишь в темноте — и пропал. Так что пойду, пока дорогу видать. У нас нынче по темному народ из домов не выходит. Тяжкие времена настают, ох, тяжкие…

Далеко за полночь, когда за столами осталось с полдюжины постояльцев, в зал ввалились пятеро. Их вид никак не подходил к чистенькой гостинице — перемазанные, облепленные клочьями паутины, в изодранной одежде. К тому же у одного, рыжего, лицо было разбито — совсем недавно ему крепко досталось. Двое были в черных полурясах, и тот, что шагал сзади — рослый, крепкий с виду; держал наготове карабин. Еще один был коренастым и смуглым, на лице темные очки. Голова его обмотана какими-то тряпками. Разин отвел взгляд и бросил Альбу:

— Крепкий парень. Может, наконец новости от Крипты?

Странная компания, ни на кого не глядя, проследовала через зал к стойке, пошепталась с Картиной, она дала ключ, и четверо в сопровождении рослого монаха побрели к лестнице. Щуплый, у которого был монокль в глазу, задержался, обменялся с хозяйкой парой фраз и тоже поспешил наверх.

Картина поманила Альбиноса. Тот неохотно подошел.

— Крипта здесь. Сейчас устроит гостей в номер и спустится, я вас ему покажу.

Альбинос передал новости Разину. Зал уже почти опустел, люди расходились, вот музыканты покинули подиум и гуськом направились на кухню.

Вскоре монахи спустились. Картина кивком указала на столик. Разин перехватил взгляд рослого монаха, которого принял за Крипту, и жестом пригласил за свободный стол. Хлопнула входная дверь, вошел еще один монах, огляделся и направился к стойке.

— Брат Крипта! — окликнул тот, что явился последним.

— Не шуми. Что узнали?

К удивлению Разина, Криптой оказался тощий очкарик. Он, недовольно морщась, уставился на монаха, назвавшего его по имени:

— Говори быстро.

— Проследили до Днепра, самоход увели на левый берег. Конвой — десять братьев, из тех, что Зиновию подчинены. Через русло мы не совались, они бы заметили. Брат Хортей остался ждать, когда конвойные возвратятся, увидит.

— Добро, возвращайся к нему. Если что, доложите мне. Я буду здесь, в «Крещатике».

Отпустив посыльного, Крипта сел напротив Разина. Сопровождавший его крепыш разместился за соседним столом, поставив карабин между ног — ему не следовало присутствовать при беседе.