Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага - Жоржи Амаду

– Теперь зовите девчонку, мне пора.

6

Еще во власти радостных чувств от полученного кольца, Фелипа громко крикнула.

– Тереза! Тереза! Иди сюда скорее.

Девочка прибежала вместе с собакой и остановилась в дверях.

– Вы звали, тетя?

Ах, если бы сердце Розалво вспыхнуло от искры ярости, если бы он встал, оторвав приросшие к полу ноги, перед своей женой Фелипой, как хозяин и господин. Но нет, он неподвижен и молчит, точно набрал в рот воды, сдерживает рвущиеся с языка слова и проклятия: Фелипа, чума ты этакая, мерзкая, бессердечная женщина! Когда-нибудь ты поплатишься, Бог призовет тебя к ответу! Не продается сирота-племянница, как скотина какая-нибудь, это наша дочь, которую мы вырастили, наша дочь, Фелипа, ах ты, мерзкая из мерзких! Чума, чума!

Неотрывно глядя на кольцо, Фелипа говорит почти ласково:

– Собери-ка свои вещички, Тереза. Ты пойдешь с капитаном, будешь жить в его доме, будешь служить капитану. Там у тебя будет всё, как у знатной сеньоры, капитан – человек хороший.

Обычно Терезе не надо повторять сказанное, в школе учительница Мерседес всегда хвалила её за то, что она всё схватывает с первого слова и быстро научилась читать и писать. Но того, что она сейчас услышала, она не понимает.

– Жить в доме капитана? Почему, тетя?

Но ответил ей Жустиниано Дуарте да Роза, её хозяин. Протянув к ей руку, он сказал:

– Задавать вопросов не нужно, все вопросы должны быть кончены, ты будешь жить у меня и мне подчиняться, знай это раз и навсегда. Пошли.

Тереза подалась назад, но не сразу, и капитан схватил её за руку. Коренастый и толстый, почти без шеи, Жустиниано был ловким и сильным, подвижным и проворным, хорошим танцором и еще способным разбить кирпич одним ударом руки.

– Оставьте меня, – попыталась отбиться от него Тереза.

– Пошли.

Он её подталкивал к двери, когда девочка вдруг со злостью укусила его за руку. Зубы оставили кровавый след на толстой волосатой руке. Капитан выпустил её, и Тереза скрылась в кустах.

– Ах ты, сукина дочь, надо же, укусила, но ты мне за это заплатишь! Терто! Терто! – позвал он охранни­ка, сладко храпевшего в грузовике. – Терто, ко мне! И вы тоже! – крикнул он Фелипе и Розалво. – Все вместе мы быстро поймаем эту дрянь, я не намерен терять здесь время попусту.

Капитан и Фелипа выскочили во двор, где к ним присоединился Терто Щенок.

– А Розалво, что он там стоит?

Фелипа обернулась и вонзила взгляд в мужа.

– Ты не идешь? Я-то знаю, что ты хочешь, козел бесстыжий. А ну, иди, пока у меня не лопнуло терпение!

Будь проклята такая жизнь! Что ему остается, как ни идти с ними вместе ловить девчонку, но идет он не по своей воле, это же грех; грех не мой, а этой мерзкой шлюхи, он-то знает, что такое дом капитана – это чума, голод и война. Но он, Розалво, примет участие в охоте на Терезу.

Охота шла целый час, а может, и больше, капитан не засек времени на своем хронометре, но, когда в зарослях кустарника Терезу окружили, все были с высунутыми языками. Розалво подкрался тихо с противоположной стороны, и дворняжка не залаяла, занятая всеми остальными. И тут Розалво схватил Терезу обеими руками, прижал к себе, всю целиком, прежде чем отдать её капитану.

Терто дал пинок собаке, она отлетела в сторону и, распростертая, осталась лежать на земле, возможно, со сломанной лапой, потом поспешил на помощь Розалво, схватив Терезу за руку. Она отбивалась, пыталась укусить их, глаза метали молнии. Подошел капитан, остановился против девочки и изо всей силы ударил её по лицу своей большой мясистой ладонью. Один, другой, третий, четвертый раз. Тоненькая струйка крови потекла из носа Терезы. Слезы она проглотила, даже капелька не появилась на её сухих глазах. Командир не плачет – этому учили её мальчишки, играя в войну.

– Пошли!

К грузовику её тащили капитан и Терто. Фелипа пошла в дом. Зеленый камень блестел на её руке. Розалво постоял еще какое-то время и подошел к собаке. Животное выло, зализывая лапу.

На подножке грузовика яркой голубой краской было написано: СТУПЕНЬКА СУДЬБЫ. Чтобы заставить Терезу подняться на эту ступеньку, капитан еще раз, как мог, сильно ударил её. Так Тереза Батиста отправилась навстречу своей судьбе: чуме, голоду, войне.

7

Из грузовика Терезу вытащили капитан и Терто Щенок вместе, взяв за руки и за ноги, и бросили в комнату, заперев дверь. Это была маленькая каморка в глубине дома, с маленьким заколоченным окошком наверху, через щели сочились воздух и свет. На полу лежал двуспальный матрац с простыней и подушками, стоял ночной горшок. На стене висели олеография, изображающая Благовещение Пресвятой девы – Мария и архангел Гавриил, – и плеть из сыромятной кожи. Раньше здесь стояла кровать, но она дважды разваливалась из-за непредвиденных обстоятельств первой ночи, вначале с этой негритянкой Ондиной, настоящим дьяволом, а потом с перепуганной насмерть, сумасшедшей Грасиньей, так что Жустиниано решил убрать ее.

Такая же комната была у него и на ферме, и в городском особняке за магазином. Все одинаковые, они предназначались для одного приятного дела – любовных утех капитана Жусто с молодыми девушками, которых он выискивал везде и повсюду. Предпочитал он самых молоденьких, чем моложе, тем лучше, а еще лучше – девственницы. «Те, что моложе пятнадцати, еще молоком пахнут», – так говаривала любительница образного языка Венеранда и тут же – плётка по ней плачет! – подсовывала ему уже занимающуюся проституцией более года Зефу Дутру. Но те, кто действительно был моложе пятнадцати, удостаивались чести быть отмеченными появлением нового золотого кольца в золотом ожерелье капитана. Тут Жустиниано был сверхпедантом. На свете есть тысячи коллекционеров, есть собиратели марок, их тысячи, начиная с покойного короля Англии до простого почтового служащего и хорошего игрока в биску Зороастро Куринги, а есть собиратели кинжалов, как, например, Милтон Гедес, один из совладельцев сахарного завода; в столице немало собирателей изъеденных шашелем статуй идолов, спичечных коробков, фарфора и слоновой кости и даже глиняных фигурок, продающихся на базарах. Жустиниано коллекционирует девочек, собирает экземпляры разного цвета кожи и разного возраста, некоторые из них старше двадцати, они хозяйки собственной жизни, однако коллекцию составляют лишь те, что еще пахнут молоком, те, кому меньше пятнадцати, и их он отмечает новым золотым кольцом в своём ожерелье.

Многих он валил на матрац, что в доме на ферме, и на тот, что в городском доме. Некоторые были уже опытными, в основном, это те, что постарше, те, что познали мужские руки и ко всему готовы, но большинство составляли пугливые, робкие и дикие девочки, часто старающиеся спрятаться от капитана в каком-нибудь углу, а он охотился на них, ловил. Однажды одна такая, когда капитан поймал её и схватил, от страха обмочилась, залила всё – и ноги, и матрац, чем доставила огромное удовольствие Жустиниано.

Будучи спортсменом, капитан, естественно, предпочитал тех, кто оказывал сопротивление. Те, что были опытны или быстро сдавались, не доставляли ему того особого чувства нелегко доставшейся победы.

Скромность, стыдливость, сопротивление, наконец, бунт вынуждали его применять силу, внушать страх и уважение, с которым они должны относиться к своему господину, хозяину и любовнику, целовать его после данной им пощечины – всё это увеличивало наслаждение, делало его более ощутимым и глубоким. Обычно всё и заканчивалась пощечинами, зуботычинами, редко приходилось прибегать к ремню, ну, а плеть из сыромятной кожи пришлось отведать пока одной Ондине, которая только после плети стала послушной. Од­ной, самое большее – двух недель было достаточно, чтобы непослушные становились навязчивыми, надоедали капитану своей привязанностью, но именно они удерживались на положении фавориток недолго. Так было с уже упомянутой Грасиньей: чтобы сломить её, капитану пришлось избить её до потери сознания. Но и недели не прошло с той горькой ночи, как она вздыхала от нетерпения, желая быть в его объятиях, приходила к нему даже в неположенное время.

А однажды в Аракажу, куда капитан частенько ездил по делам, всем известная Венеранда, сидя с ним за столиком, предложила ему, решив над ним подшутить, совсем юное, как она сказала, создание. Шикарное заведение Венеранды (лучшее государственное учреждение, по словам Лулу Сантоса, постоянного посетителя, несмотря на костыли), существовавшее почти официально, поскольку среди посетителей были политические деятели, начиная с самого губернатора, представители правосудия, промышленники, коммерсанты и банкиры, находившиеся под покровительством полиции (самое тихое и приличное место в Аракажу, включая дома лучших семейств, по словам всё того же народного защитника) только однажды огласилось столь нежелательными для знатных клиентов шумом и криками капитана Жусто, пытавшегося переломать мебель, когда он открыл обман Венеранды, выдавшей опытную проститутку за молоденькую невинную девочку, приехавшую из провинции. Когда поднятый капитаном Жусто шум стих и улеглась его ярость, они стали с Венерандой друзьями, и она, пуская пыль в глаза своей образованностью, с того самого дня всегда именовала его «зверем из Кажазейраса-до-Норте, укротителем девочек». В доме Венеранды, действительно неплохом, были и привезенные из Рио и Сан-Пауло француженки, и польки из Параны, и немки из Санта-Катарины – все яркие крашеные блондинки, всё знающие и всё умеющие. Капитан не пренебрегает компетентными иностранками, наоборот, он высоко ценит их искусство.