История Франции. С древнейших времен до Версальского договора - Уильям Стирнс Дэвис

Рыцари с мечом в руке и священники с пером в руке сделали почти всю историю раннего Средневековья. Но эти два счастливых сословия вместе едва составляли сороковую часть населения. К ним принадлежал лишь один человек из каждых сорока. Пора немного поговорить о тех тридцати девяти, которым повезло меньше.

В 1000 г. подавляющее большинство французских крестьян были крепостными. Они не имели права уйти с земли, на которой жили, из них выжимали все силы принудительным трудом и личными налогами, вступить в брак они могли только с согласия сеньора, а для того, чтобы передать свое маленькое хозяйство и личные вещи в наследство своим детям, были обязаны уплатить большой налог – тоже сеньору. Их даже можно было покупать и продавать, но только вместе с землей, к которой они были прикреплены навечно. Если они убегали, их могли разыскивать как «бесхозных людей», и господин мог требовать их себе, как беглых рабов. Однако были и свободные крестьяне, которых становилось все больше. Положение средневековых крепостных отличались от полного рабства тем, что они были прикреплены к земле и хотя не владели, но фактически пользовались маленьким крестьянским хозяйством. В Средние века было и небольшое число подлинных рабов, но их было так мало, что они не играли заметной роли в жизни общества.

Эти люди могли по своей воле вступать в брак, менять место жительства и передавать свое имущество. Но по положению в обществе они были не намного выше крепостных. Они не имели действенной защиты от жестокости и произвола своих господ, которые могли брать со «свободных» такие же налоги, как с «крепостных», и обращаться с ними почти так же грубо.

И дворяне, и служители церкви учили вилланов[47] (другое название крестьян) добровольно покоряться судьбе, поддерживать высшие классы общества своим трудом, благодарить Небо, если к ним проявляют хоть немного справедливости, и смиренно терпеть, если господин бьет их плетью или обращается с ними немного хуже, чем со своими собаками и скотом[48] (такое бывало очень часто). Если говорить правду, вилланы, вероятно, были больше похожи на зверей, чем на людей. Свои дни они проводили в изнурительной работе, возделывая поля очень грубыми лопатами и мотыгами. Их дома были лачугами из дерева и высушенных на солнце кирпичей под крышами из соломы или тростника. Пища у них всегда была скудная. А уж об их уме, манерах и чистоплотности незачем и говорить. В хижине среднего крестьянина грязные полуголые дети возились друг с другом на земляном полу рядом с поросятами и домашней птицей. «Как Бог и святые могут любить таких существ?» – спрашивали себя дворяне. Между ними и крестьянами, несомненно, была огромная пропасть.

Городов в начале Средневековья было мало, и они не имели большого значения. Почти все крестьяне тогда жили в жалких хижинах, в поместье какого-нибудь феодала. Сельское хозяйство было крайне примитивным, засушливый или сырой год означал голод и нищету на большой территории. Сохранились жуткие рассказы о людоедстве в голодное время и о том, как увеличивалось в это время число волков и людей, жестоких и хищных, как волки. Даже те права, которые феодальное законодательство обеспечивало крестьянину, он редко мог отстоять, если его хозяин был недобросовестным человеком. Разве крепостной мог силой привести на суд своего одетого в броню господина? До нас дошло очень много вызывающих отвращение рассказов о крайних случаях тиранства и жестокости. Однако постепенно положение крестьян улучшалось. Это происходило по нескольким причинам:

а) служители церкви на принадлежавших ей обширных землях, как правило, обращались с крестьянами гуманнее, чем это делал средний сеньор[49];

б) церковь объявила, что дворянин, освободивший своих крепостных, заслуживает величайшей похвалы. Часто барон, страдавший от угрызений совести, пытался расплатиться с Богом за свои грехи, освободив всех или часть своих крестьян;

в) феодалам, особенно во времена Крестовых походов, были очень нужны наличные деньги для ведения войн. Какими бы нищими ни были крестьяне, часто кто-то из-них или целая деревня имели небольшие сбережения. Когда господин нуждался в деньгах, эти люди могли выкупиться на свободу, внеся всю плату за один раз.

Итак, крепостные всегда старались стать свободными крестьянами. Они, и освободившись, оставались презираемыми вилланами, людьми неблагородного происхождения, но были менее беззащитными. Став свободным, крестьянин мог заключить со своим господином соглашение, в котором устанавливалась фиксированная сумма налогов, которые освобожденный должен был платить со своей земли, и объем принудительного труда, который господин требовал с него. Кроме того, усиливалась королевская власть, и короли в определенной степени защищали крестьян, чтобы те были противовесом дворянству. Несмотря на все это, деревенские вилланы до самого конца Средних веков, как правило, по-прежнему были неуклюжими, глупыми и невежественными и страдали от произвола. Жители Европы, не родившиеся дворянами, впервые приобрели широкие возможности и стали сильными благодаря росту городов.

Римская империя вся была усеяна величественными городами. Многие из них угасли сразу. Другие в эпоху Каролингов были всего лишь умирающими с голоду деревнями, стоявшими внутри развалин древних стен. Но в первые десятилетия после 1000 г. города начали оживать. Иногда возродившаяся торговля пробуждала к жизни полумертвую общину, иногда необычно умный сеньор способствовал росту города, иногда решающую роль играло соседство с процветающим монастырем.

К 1100 г. в Западной Европе появились признаки городской жизни. К 1200 г. в ней было много довольно крупных городов[50].

Сначала в этих городах жили несколько дворян и много людей крестьянского сословия, предпочитавших торговать, а не возделывать землю. На городскую общину распространялись обычные феодальные законы (или беззаконие). Крестьяне несли на себе почти такое же бремя, как если бы работали в поле. Но в этих городах люди недворянского сословия могли объединиться, как никогда не объединились бы в сельской местности. Они быстро осознавали, как их много и как велика их сила. Купцы и мастера-ремесленники богатели и уже не были совершенно беззащитны перед сеньором. Вскоре города окружили себя стенами, способными выдержать натиск обычной феодальной армии. Внутри этих стен, на узких улочках, рыцари, такие грозные в открытом поле, были почти беспомощны перед камнями и кипятком, которые горожане обрушивали на них сверху, из домов. В течение XII и XIII вв. города Франции отвоевывали себе хартии о правах у своих королей или сеньоров.

Иногда великодушный и умный правитель добровольно предоставлял городу такую хартию. Часто горожане покупали ее, выплачивая для этого дополнительный налог. В некоторых случаях король или крупный сюзерен дарил права городу: он мог сделать это наперекор желанию местного барона, считая его опасным и желая создать ему соседа-соперника. Но часто горожане поднимали восстание, то есть запирали городские ворота, собирались вместе по сигналу огромного набатного колокола, штурмовали жилище местного светского правителя или князя-епископа и, угрожая оружием, получали от него хартию. Результат во всех случаях был один и тот же – аккуратно и по всем правилам составленный документ, согласно которому город становился «вольным», то есть получал определенные права местного самоуправления. В этом же документе строго определялись список и размер налогов, которые горожане должны были платить сеньору, и их обязанности перед ним. После этого жители города уже не были беспомощными крестьянами.

Они назывались «свободные горожане» (по-французски «буржуазия») и имели собственные права. Они сами выби рали своих должностных лиц, набирали солдат в местное ополчение, повышали свои налоги. Если удача им улыбалась, то связь горожан с бывшим феодальным сеньором делалась очень слабой и город становился настоящим маленьким государством, почти как древнегреческие города.

Это новое сословие горожан, которое вклинилось между двумя высшими сословиями и крестьянами, высшим сословиям было совсем не по душе. «Коммуна – новое гнусное слово!» – восклицает один священник-хроникер. Но аристократы и служители церкви охотно и с радостью извлекали всю возможную выгоду из этих незваных новичков, потому что богатство, ум, предприимчивость и новые идеи быстро нашли себе приют в вольных городах.

Средневековые города управлялись по-разному в зависимости от времени и страны, но никогда не были демократиями. Иногда многочисленные мелкопоместные дворяне, жившие в городе, братались с горожанами недворянского происхождения и становились городской аристократией. Чаще крупнейшие купцы, главы торговых и ремесленных гильдий, объединялись в группу городских «патрициев», которая управляла городским советом. Один из них обычно становился главным должностным лицом города. Такой градоначальник назывался мэром, шерифом или как-то иначе: названий было много. Но, хотя патриции и были аристократией, они обычно правили разумно и заботились об интересах города. Вряд ли мэр мог, подобно феодальному правителю, презирать желания и права низших сословий. Короче говоря, управление «вольным городом» часто было эффективным и основанным на здравом смысле, хотя и не на принципе равенства всех людей.