Похождения в Амстердаме - Крис Юэн

— Давайте просто покатаемся.

— Нет, не сегодня. — Я зашагал по тротуару.

Бюрграве включил первую передачу и медленно поехал, держась рядом, колеса расплескивали лужи. Какое-то время он молчал, и у меня сложилось ощущение, что он собирался с мыслями. А может быть, он просто пытался взять под контроль распиравшую его злость.

— Вы не убивали американца, — наконец выдавил он из себя, словно объясняя ситуацию ребенку. — Теперь я это знаю. Но вы были у него, на Сент-Якобсстрат, в тот вечер.

Я встретился с ним взглядом.

— Детектив-инспектор Ример знает, что вы поехали сюда? — спросил я.

Бюрграве аж зарычал.

— Вы были с ним на Якобсстрат, — повторил он. Не перейти на крик далось ему с немалым трудом.

— Вы знаете о Бритоголовом и Дохлом, — продолжил я. — Я имею в виду тех двух мужчин, с которыми Майкл вернулся в свою квартиру. Марике говорила вам о них.

Он ждал продолжения, настороженно глядя на меня.

— Но вы арестовали меня вместо того, чтобы заняться ими. И с тех пор я гадаю, почему?

— Вы мне солгали.

— Люди лгут полицейским постоянно. И за это их нечасто усаживают на ночь в кутузку.

Уголки рта инспектора искривились в некоем подобии улыбки. Ему нравилось, что он доставил мне немало неприятных минут, и меня это тревожило. Я остановился, и он нажал на педаль тормоза своего «Мерседеса».

— Я не знаю, что вам от меня нужно, — сказал я.

Он не ответил. Какое-то время мы смотрели друг на друга, словно пытались разглядеть что-то неуловимое, но важное; двигатель «Мерседеса» урчал на холостых оборотах. Конечно же, Бюрграве появился здесь не случайно, но причину этого я, разумеется, знать не мог.

— Вы что-то хотите мне сказать, инспектор? Если да, то я готов выслушать все, чем вы соблаговолите со мной поделиться. Вы понимаете, вопросов у меня пока больше, чем ответов.

Он задумался. Лицо его смягчилось, и я подумал, что он готов говорить откровенно. Но потом глаза инспектора затуманились, нижняя челюсть закаменела, он вновь сжал руль. Затем покачал головой, словно убеждая себя, что едва не принял неверное решение, нажал на педаль газа, и автомобиль, набирая скорость, покатил по мокрой мостовой.

В этот момент я задался вопросом, что, может, мне стоило согласиться и сесть на переднее сиденье, как предлагал Бюрграве. И тогда, возможно, он сказал бы все то, что почти собрался сказать. Впрочем, я ни в чем не был уверен. Он мне не доверял, и не без причины, — так с чего он стал бы говорить больше, чем мне следовало знать? И что он хотел услышать от меня?

Тем не менее у меня осталось чувство неудовлетворенности. Не отпускала мысль, что я упустил хорошую возможность, пусть и оставалось неясным, в чем она заключалась. А может, наоборот, я себя от чего-то спас. Может, Бюрграве собирался заманить меня в ловушку. Привезти в уединенное место и выбить всю информацию об обезьянах. Ох уж эти «может». Слишком много их набралось, слишком много накопилось вопросов без ответа, и они застилали туманом мозг, мешали думать ясно и четко.

Я прошагал короткое расстояние от моей улицы до моста Остердокскаде, за которым начинался Остердок. Слева от меня высился впечатляющий, из красного кирпича, фасад Центрального вокзала, сердца железнодорожной системы Нидерландов, обиталища многочисленных оборванцев, бродяг, наркоманов с остекленевшими глазами, проституток, которые не могут позволить себе работать за стеклом, и студентов с рюкзаками, набитыми книгами. Справа тянулись доки. Я облокотился на мокрые железные перила моста. Подо мной текла темная, в разводах нефти вода. Мусор большого города покачивался у бетонных стен канала. У причалов стояли буксиры, прогулочные кораблики и даже старый круизный лайнер, переделанный в дешевый отель для студентов. Чуть поодаль виднелись древние жилые баржи, ожидавшие то ли капитального ремонта, то ли разрезки на металлолом. Рядом с некоторыми качались резиновые надувные лодки.

По периметру док огораживали промышленные корпуса с различными производствами и складами химикалий, разделенные забетонированными дворами, где складировались деревянные подносы и стояли погрузчики; там же сверкали «БМВ» и «Мерседесы» хозяев. Иногда двор пересекали рабочие в выцветших комбинезонах, высоких ботинках, с касками на головах. Они или курили, или разговаривали по рации.

Ветер проносился через доки и со всей силы набрасывался на меня. От него не могли уберечь ни толстая ткань пальто, ни шерстяная шапка, ни перчатки. На ходу я согревал руки дыханием, тер их друг о друга, прижимал подбородок к груди, чтобы защитить голую шею, и очень надеялся, что не превращусь в сосульку до того, как найду нужные мне здания.

Наконец, чуть ли не у дальнего края доков, я добрался до комплекса из трех шестиэтажных кирпичных зданий, связанных переходами на уровне четвертого этажа. Все здания пустовали и, похоже, не первый год. Стекла в большинстве окон, выходящих на бухту, давно выбили, а подойдя ближе, я увидел (ворота здесь отсутствовали) траву, пробивающуюся сквозь бетон, какие-то металлические клетки, сгоревший остов «Рено-19». На фасаде среднего здания едва различались огромные выцветшие буквы, которые складывались в два слова: «ВАН ЗАНДТ».

Честно говоря, я не знал, зачем сюда пришел. Может, надеялся найти какого-нибудь служащего компании, который, фантазировал я, трудился здесь двенадцатью годами раньше, но потом у него не сложилась жизнь. Он стал бродягой и теперь вот греет руки над костерком, с нетерпением дожидаясь человека, который захочет поговорить с ним о тех славных временах (то есть меня). Цель его состоит в том, чтобы поделиться сведениями, такими же бесценными, как алмазы, который украл (или не украл) американец. Но бродягу я не нашел. Я вообще ничего не нашел, кроме холода и пустоты. От прежнего процветающего предприятия остался один остов.

Глава 18

Вернувшись домой, я налил себе кружку горячего чая, поджарил гренок и долго рылся в бумажнике, пока не нашел визитку Генри Резерфорда. Автоответчик голосом Резерфорда — правда, с металлическими нотками — предложил оставить сообщение после звукового сигнала. Что я и сделал, ограничившись минимумом слов.

Затем вернул трубку на рычаг, откинулся на спинку стула, положил ноги на стол, пирамидкой сложил пальцы под подбородком и какое-то время посидел, не шевелясь. Со стороны я выглядел так, будто обдумывал весьма сложные проблемы. Но на самом деле я ни о чем особом не думал. Иногда это приятно — посидеть, положив подбородок на кончики пальцев, а ноги — на стол, тупо уставившись в дальний конец комнаты. У меня даже возникло желание поиграть — откинуться назад еще сильнее и начать падать, а в последний момент остановить падение, зацепившись ногами за стол. Наверное, я мог бы просидеть так долго — во всяком случае, до темноты точно бы просидел, но зазвонил телефон; я снял трубку и прежде слов услышал тяжелое, неровное дыхание.

— Чарли, — выдохнул Резерфорд, — вы позвонили и оставили мне сообщение.

— Оставил, — согласился я. — Вам нехорошо? Что-то голос у вас не очень.

— Просто поднимался в кабинет по лестнице. Четыре этажа. Чертов лифт опять сломался. Клянусь, они делают это специально, чтобы мы не теряли форму.

— А вы считаете, что толку от этого нет?

— Да ладно. Дайте только чуть отдышаться. Сейчас сердце успокоится, и я снова буду в форме. Вам что-то нужно? Я могу чем-то помочь?

— Эта компания «Ван Зандт», о которой мы говорили… Которую ограбил Майкл. Я вот подумал… вы упомянули, что это была семейная фирма?

— Совершенно верно.

— Остался в Амстердаме кто-то из Ван Зандтов? Вы не знаете?

— Один точно остался, — ответил Резерфорд. — Живет около Музейного квартала. Отшельник, иначе и не сказать.

— У вас есть его адрес?

— Я могу узнать. Но сомневаюсь, что вам от этого будет прок.

— Посмотрим. Может, он поговорит со мной. Хуже от этого не будет.

— Вы только потеряете время. Мне пойти с вами? Я знаю неподалеку отличный ресторан и…

— Нет, нет. Незачем вам лишний раз спускаться и подниматься по лестнице. Если снабдите меня адресом, этого будет достаточно.

— Я скажу секретарше. Она перезвонит вам, как только найдет адрес.

Как обычно, слова у него не разошлись с делами. Не прошло и десяти минут, как раздался звонок. Неведомая мне голландка нарочито деловым голосом продиктовала адрес и контактный телефон господина Нилса Ван Зандта, даже не полюбопытствовав, с кем говорит. Я хотел поблагодарить ее за хлопоты, но она положила трубку, прежде чем я успел вымолвить хоть одно слово. Тут вот что любопытно: голландцы прямолинейны, но не грубы. Зачем обрамлять конкретную информацию вежливыми вступлением и послесловием, спросят они. Нужно просто сообщить то, что человека интересует. Удивительно, но если моя рациональная часть полностью соглашается с таким подходом, то эмоциональная — всякий раз возмущена. Последний случай не стал исключением. Я изумленно покачивал головой, кладя трубку на рычаг. Мысли о голландском стиле общения не покидали меня, когда я отправился к Центральному вокзалу, чтобы там сесть на трамвай и доехать до Музейной площади.