Люси. Истоки рода человеческого - Дональд Джохансон

Групповой портрет основных персонажей «пилтдаунского дела» Сидящий за столом человек в халате — сэр Артур Кизс, полностью восстановивший череп из нескольких фрагментов. Справа от него стоит Чарлз Доусон, археолог-любитель, нашедший ископаемые остатки. Рядом с ним человек с козлиной бородкой — сэр Артур Смит Вудворд, который потратил последние тридцать лет своей жизни на изучение пилтдаунского человека. По другую сторону от Кизса сэр Графтон Эллиот Смит, который, по мнению ряда лиц, мог быть автором подлога из-за своей глубокой неприязни к Кизсу и Вудворду.

Кто же это сделал? И зачем?

Первой приходит в голову мысль, что это был первооткрыватель пилтдаунского человека, антрополог-дилетант, весельчак Чарлз Доусон. Можно было подозревать и тех, кто присутствовал при раскопке костей: сэра Артура Смита Вудворда и Тейяра де Шардена. Однако все почти сразу исключили из этого списка Вудворда: его научная добросовестность, да и вся научная карьера ставили его выше подозрений. То же самое можно было сказать и о французском священнике, чей долгий и не менее выдающийся путь на поприще теологии и палеонтологии выводил его из списка подозреваемых. Были, правда, и сомневающиеся. Луис Лики, который позднее сменил Брума в роли главного палеоантрополога Африки, был настолько склонен винить Тейяра де Шардена, что в 1971 году даже отказался приехать на симпозиум, организованный в честь французского священника. Но большинство других ученых считали Тейяра непричастным к делу.

Итак, оставался Доусон. Однако некоторые знавшие его люди отзывались о нем как о честном и порядочном человеке. Ученые вспоминали его добрый нрав, энтузиазм, его восхищение Вудвордом, долгую преданность делу, которое не принесло ему ничего, кроме уважения со стороны специалистов. Роналд Миллар в своей книге «Пилтдаунский человек» приводит высказывание члена пилтдаунского гольф-клуба о Доусоне как о «незаметном маленьком человечке, носившем очки и котелок, — определенно не из тех, кто сумел бы ловко смошенничать».

Но вера в честность Доусона рассеялась, когда стало известно, что его археологическая деятельность нередко граничила с обманом. Постепенно тяжесть вины все больше и больше возлагали на его плечи. И он наверняка был бы признан единственным виновником, если бы не возникла масса неразрешимых вопросов. Как у него хватило знаний для подобной мистификации? Где он достал череп пятивековой давности? Как у него хватило терпения в течение нескольких лет подбрасывать обломки черепа? Каким образом он так мастерски ввел в обман Вудворда? Как он догадался отломать кусок челюсти в месте ее причленения к черепу, так что об истинной структуре сустава можно было только догадываться? Как он сообразил подпилить моляры? Откуда он достал челюсть орангутана возрастом 500 лет? Их не так-то легко было найти в Сассексе в 1912 году. Еще труднее представить себе, где он смог раздобыть зуб мастодонта, который подложил в раскоп (согласно результатам проведенного недавно уранового теста, это был зуб из Туниса). И наконец, для чего он все это сделал?

Пока эти вопросы возникали и множились, британская наука корчилась от стыда. Была сделана попытка представить пилтдаунскую историю как триумф научного познания, но газеты отнеслись к этому не очень сочувственно. Одна из них писала: «Антропологи говорят… об упорстве и мастерстве современных ученых. Ничего себе — упорство и мастерство! Потребовалось больше сорока лет, чтобы обнаружить различие между древним ископаемым существом и современным шимпанзе! Обезьяна сделала бы это быстрее».

Роналд Миллар в своей книге «Пилтдаунский человек», вышедшей в 1972 году, подробно описывает всю историю злополучной находки, освещая множество удивительных фактов, которых мы не можем здесь касаться. Его книгу должен прочесть всякий, кто интересуется столь необычной подделкой. В конце автор задается тем же вопросом, который волновал и многих других: кто это сделал и зачем?

В общем-то Миллар по-доброму относится к Доусону. По его мнению, сложность подделки — а осуществить ее было далеко не так просто, как могло бы показаться, — говорит об участии профессионала. Доусон не был человеком этого сорта. Он не мог быть даже сообщником: он слишком почитал Вудворда и не способен был так подло предать его. В конце книги Миллар называет неожиданную кандидатуру — сэра Графтона Эллиота Смита. Этот человек обладал нужными знаниями, имел доступ к коллекциям ископаемых остатков, работал в Северной Африке, откуда мог привезти зуб мастодонта, и, наконец, у него были очевидные мотивы для такого поступка.

Смит не переносил Кизса. Много лет между ними шли столкновения по важным научным вопросам. Поэтому Смиту было бы приятно одурачить Кизса. Вудворда он тоже презирал; он мог бы помочь ему с реконструкцией пилтдаунского черепа, но он этого не сделал. Свои собственные суждения об этом черепе он всегда сопровождал оговоркой, что они основаны на изучении муляжей и реконструкций, а не оригинальных ископаемых остатков. Почему, спрашивает Миллар, Смит так и не удосужился исследовать пилтдаунский череп, хотя он мог сделать это в любое время? Если бы он этим занялся, то, будучи превосходным анатомом, наверное, тотчас же обнаружил бы массу изъянов во всем пилтдаунском сооружении. По мнению Миллара, пилтдаунский человек был, в сущности, не столько подделкой, сколько чудовищным розыгрышем, рассчитанным на то, чтобы привести в замешательство Кизса и Вудворда.

История пилтдаунского человека не завершается книгой Миллара. Через семь лет после ее выхода первые страницы американских и английских газет запестрели сенсационными заголовками. В 1979 году в возрасте 93 лет умер английский геолог Джеймс Дуглас. Незадолго до смерти он наговорил на пленку свои воспоминания о пилтдаунской афере и назвал нового кандидата в ее авторы — Уильяма Солласа.

Соллас был тот человек, который во время споров о «бэби из Таунга» писал Реймонду Дарту, понося Кизса. Он ненавидел его, как, впрочем, и Вудворда. Соллас заведовал кафедрой геологии в Оксфорде вплоть до 1937 года, пока его не сменил на этом посту Джеймс Дуглас.

В надиктованных на пленку воспоминаниях Дуглас рассказывает о своем тридцатилетнем общении с Солласом. Он согласен, что пилтдаунская подделка никак не могла быть делом рук дилетанта Доусона, но ее вполне мог осуществить профессионал Соллас. Дуглас вспоминает, что в свое время он послал Солласу из Боливии зубы мастодонта, похожие на зуб, который был обнаружен в пилтдаунском раскопе. Он также хорошо помнит, что однажды Соллас получил пакет бихромата калия — того самого вещества, с помощью которого Доусон придал костям коричневую окраску. По свидетельству Дугласа, Соллас как-то взял из Оксфордской коллекции несколько обезьяньих зубов (в пилтдаунской реконструкции фигурируют зубы, найденные отдельно от челюсти).

Дуглас указывает и возможный мотив поступка Солласа: профессиональная месть. Он помнит, в какой ярости был Соллас, когда Вудворд пренебрежительно отклонил его технологию изготовления отливок с ископаемых остатков. По словам Дугласа, Соллас терпеливо выжидал и в конце концов дождался своего часа. Если Дугласу не изменяет память, можно представить себе, с каким удовольствием Соллас в течение многих лет наблюдал, как два великих человека — Вудворд и Кизс — беспомощно корчились, попав в капкан с приманкой из фальшивого гоминида.

Дуглас, конечно, мог и ошибаться. Его уже нет среди нас, так что перекрестный допрос ему не устроишь. Многие из тех, кто скрупулезно анализировал его свидетельства, полагают, что улики против Солласа недостаточны — они носят косвенный характер, да и фактов слишком мало. Соллас, как они утверждают (а многие знали его лично), — просто «не такой» человек. Но этот же аргумент выдвигали и в защиту Доусона. Вероятно, автор пилтдаунской подделки так никогда и не будет найден.[4]

Третье большое событие произошло в 1959 году и связано с именем Луиса Лики.

Луис Сеймур Базетт Лики родился в Кении в 1903 году в семье английского миссионера. В детстве он говорил на языке кикуйю, прежде чем выучился английскому; всю жизнь он гордился тем, что в молодости был принят в племя кикуйю.

Когда его послали в Англию, маленький мальчик из африканской саванны не захотел быть таким, как все. Он всегда выделялся. Шумный и своевольный, он был предметом ненависти своих сверстников. Тем не менее ему удалось поступить в Кембридж. Вскоре он был вынужден оставить учение из-за травмы головы, полученной во время игры в регби. Он вернулся в Кембридж через несколько лет и, несмотря на все пробелы в предшествующем образовании, с отличием закончил университет. Луис был ярким молодым человеком с вулканической энергией и огромной способностью к сосредоточению.