Сборник рассказов. - Дмитрий Казаков

Закряхтев, он выбрался из мягкого кресла, приоткрыл дверь кабинета:

— Ирочка, сделайте кофе. И пригласите через пять минут Андрея.

— Хорошо, Николай Кириллович, — прозвенел голосок секретарши.

Николай прикрыл дверь и подошел к окну. Раздвинул пальцами белые ленты жалюзи.

На улице царствовал дождь. Прозрачные капли роями летели из низких туч, оседали на стекле, внизу текла бесконечная река автомашин, зажатая берегами высотных зданий. Мокрые капоты блестели, точно спины огромных и на диво шустрых черепах.

— Ваш кофе, — Ирочка оказалась, как всегда, расторопна.

Он сидел и прихлебывал напиток, ароматный и черный, точно кожа экзотической девушки, когда в дверь негромко поскреблись.

— Можно? — раздался тихий голос.

— Входи, Андрей, — ответил Николай, откидываясь на спинку кресла. — Что там у тебя за проблемы?

— С клиентом, — устроившись на стуле, сообщил Андрей. — Поставленный товар оказался бракованным. Требуют деньги назад. Судом грозятся.

— Что за клиент? — Николай нахмурился. — И что с актом сдачи-приемки?

— ООО «Вин-трейд», — менеджер чуть заметно поморщился. — Маленькая компания из пригорода. Акт подписан, все в порядке.

— Тогда пошли их на хер, — пожал плечами Николай. Небольшой фирме, у которой наверняка нет денег на хороших адвокатов, будет очень трудно добиться правды. — Еще вопросы?

— Больше нет, — Андрей поднялся.

— Вот и отлично!

Менеджер покинул кабинет, и тут же в дверь просунулась голова Ирочки.

— Николай Кириллович, жена на второй линии.

Чертыхнувшись, он снял трубку.

— Да, дорогая?

— Надеюсь, ты не забыл, что в субботу день рождения у Боровского? Мы сегодня идем за подарком!

— Конечно, помню, — вздохнул Николай, а сам подумал: «Как же, с тобой забудешь!». — И как мы договаривались?

— В два у Художественного музея, — в голосе жены проскользнуло удивление. — Я надеюсь, ты не опоздаешь?

— Что ты, дорогая, буду вовремя, — Николай положил трубку и взглянул на часы. Времени было в обрез.

Он только накинул плащ, когда в кабинет вновь заглянула секретарша.

— Николай Кириллович, — нерешительно проговорила она, затрепетав ресницами. — Можно мне сегодня пораньше уйти. У меня у матери день рождения…

— Нет, — он спешил и, наверное, поэтому чувствовал легкое раздражение. — Вы будете мне нужны до шести.

Ирочка вздохнула и сердито посмотрела уходящему боссу в спину. Но он ее взгляда не почувствовал.

Когда он приехал на место встречи, то жены, по закону подлости, еще не было. Воспользовавшись тем, что дождь перестал, Николай выбрался из машины и принялся прогуливаться вдоль здания Художественного музея. В одном из его крыльев располагалась галерея, в которой и планировалось найти подарок тонкому ценителю живописи (по его собственному мнению) Боровскому.

Утреннее происшествие еще не стерлось из памяти, хронический недосып тоже давал о себе знать, поэтому настроение у Николая было отвратительное. У ограды музея, как обычно, расположились уличные художники. В этот день, должно быть из-за плохой погоды, их было меньше, чем обычно.

— Картину не желаете приобрести? — спросил у Николая один из них, совсем молодой парень, с румяными щеками и наивным взглядом темных глаз.

— Нет, — неприветливо бросил Николай, но взгляд его задержался на развешенных под прикрытием пластиковой пленки полотнах. Бросалась в глаза необычная цветовая гамма. В пейзажах преобладали оттенки алого и фиолетового. Они превращали обыденные зарисовки природы в нечто причудливое, фантастическое.

— Ну и намалевал, — сказал Николай презрительно. — Кто же тебя учил? Я бы тебе даже в школьной стенгазете рисовать запретил!

Парень смутился.

— Бросай ты эту ерунду, — сменив тон на покровительственный, заметил Николай. — Займись делом. В бизнесе сейчас такие возможности!

— Да? — в голосе художника не было воодушевления.

— Конечно! — Николай собрался уже прочесть лекцию о выгодах свободного предпринимательства, когда за спиной раздался голос жены:

— И чего это ты тут делаешь?

— Тебя жду, дорогая, — ответил он, разворачиваясь. — Ну что, пойдем?

О художнике он забыл через пять минут.

Домой вернулся только в девять, чувствуя себя измотанным до предела. Вид сына, сидящего в обычной позе перед телевизором, вызвал приступ глухого раздражения.

— Через десять минут в кухню с дневником! — жестко сказал он отпрыску. — Проверим твои успехи!

Есть не хотелось, но он все же жевал остывший плов, без особого интереса разглядывая украшенные учительскими росписями страницы. Сын стоял рядом, понуро опустив голову.

И было отчего.

Успехи в учебе отсутствовали. По обилию гусей-двоек дневник напоминал птицеводческую ферму, кое-где верстовыми столбами на заброшенной дороге торчали колы, изредка попадались залихватские троечки. Четверка по физкультуре должна была удавиться от одиночества.

— Ну что, — закрывая дневник, Николай испытал противное ощущение, что что-то делает не так, но что именно — понять не мог. — Неси ремень…

— Паааа! — завыл отпрыск, натурально изображая ужас.

— Коля, может не надо? — нервно вопросила из комнаты жена, отвлекшись на мгновение от телефонного разговора.

— Надо, Маша, надо, — сказал Николай уверенно и вновь обратился к всхлипывающему сыну. — Чего встал? Или мне самому сходить?

Охаживая скулящего отпрыска по откормленной заднице, он, как всегда, испытывал противоречивые чувства. Стыд — по той причине, что на более действенные средства воспитания, чем порка, не хватает времени, и мрачное удовлетворение оттого, что вечер прошел не зря…

Какое-то внимание сыну оказано.

После экзекуции отпрыск довольно быстро успокоился и клятвенно пообещал исправиться. Николай уважительно взглянул и на ремень в собственной руке, и отправился спать, вполне довольный жизнью.

Разбудил его звонок. Отклеив щеку от подушки, Николай с ненавистью воззрился на мирно стоящий на тумбочке будильник. Но тут звон повторился, и Николай с удивлением понял, что звонят в дверь.

Судя по стрелкам, было шесть утра.

— Кого там черти принесли? — проворчала жена.

Звонок повторился.

— Пойду, проверю, — мрачно буркнул Николай, спуская ноги и пытаясь нащупать тапки. — Может, у кого-то что-то случилось. Но если это опять тетя Катя…

Тетя Катя была соседкой, существом старым и исключительно вредным. Она запросто могла явиться в такую рань только для того, чтобы попросить соли, а потом долго бы удивлялась, что ее недружелюбно встретили…

— Кто? — спросил Николай и тут же, неожиданно для себя самого, открыл дверь. Он бы никогда так не поступил, прекрасно осознавая рискованность подобного шага. Но в этот момент что-то словно толкнуло его под руку.

На лестничной площадке стояли двое мужчин. Они были затянуты в серую, странного покроя, форму. Головы скрывали шлемы, похожие на мотоциклетные. Лиц за матовыми щитками видно не было.

— Онуфриенко Николай Кириллович? — спросил один из них.

— Да, — Николай ощутил, как внутри становится холодно, очень холодно, а мысли крутятся все быстрее и быстрее: если эти двое из органов, тогда ладно, а вот если убийцы, то дергаться поздно… Но пистолетов не видно… Да и шлемы, что за странные шлемы?

— Вы арестованы, — и люди в шлемах одновременно шагнули вперед. Две руки, затянутые в черные кожаные перчатки, коснулись плеч Николая.

— Постойте, за что? — горячо воскликнул он, испытывая облегчение оттого, что его не будут сразу убивать. — Где ваш ордер? И разве вы не позволите мне взять вещи?

— Нет, — просто сказал один из людей в серой форме, в голове Николая неожиданно потемнело.

Вопль ужаса умер во внезапно онемевшем горле, и Николай рухнул в черный провал беспамятства.

Очнулся от головной боли. Затылок ломило так, что хотелось выть. Николай чуть подвигал шеей и попытался натянуть одеяло, которое, судя по всему, сползло.

Одеяла не было.

И тут же, в одно мгновение, Николай все вспомнил. Резко сел, раскрывая глаза. Сердце бешено колотилось, точно пошедший вразнос двигатель, сосуды чуть не лопались от поднявшегося давления.

Он сидел на полу небольшой комнаты. Форму она имела странную — все углы были скруглены, ни одной ровной линии, свойственной всему, что строит человек, не наблюдалось. Мягкий белый свет исходил от круглого пятна на потолке.

«Значит, арест, — почти спокойно подумал он, — но куда меня доставили? Что это за камера такая? Где дверь?».

Двери не было. Стены были гладкими, точно только что положенный асфальт, в них не было ни малейшей щелочки. Николай чуть не зашатался от нахлынувшей паники.