Cлово президента - Том Клэнси

Circus, внезапно подумал он и нажал на клавишу, вызывающую на экран страницу, содержащую информацию о цирках в Америке… Впрочем, нет, для этого еще слишком рано, пришлось бы подождать несколько недель. Жаль. Очень жаль! – нахмурился Бадрейн. Ведь крупные цирки путешествуют по стране в специальных поездах, не правда ли? Проклятье. Но время было неподходящим, и с этим ничего не поделаешь. Ничего, придется ограничиться автошоу. И остальными тоже.

Теперь все девять членов подопытной группы номер два умирали и настало время положить конец их страданиям. Причина заключалась не столько в милосердии, сколько в эффективности. Нет никакого смысла рисковать жизнью армейских медиков, ухаживающих за людьми, приговоренными к смерти законом и медицинской наукой, так что их умертвили также быстро, как и членов первой группы, сделав им на глазах Моуди, наблюдавшего за процедурой на экране телевизора, инъекции повышенных доз дилодида. Облегчение, испытываемое медиками, было заметно даже через неуклюжие пластмассовые скафандры. Уже через несколько минут все подопытные были мертвы. Дальше осуществят те же процедуры, и врач поздравил себя с тем, что работа прошла так успешно и никто из медицинского персонала не заразился. Это объяснялось главным образом их безжалостностью. В настоящих больницах персоналу повезет гораздо меньше, знал врач, уже испытывая грусть из-за предстоящей потери коллег по профессии.

Странный трюизм жизни заключался в том, что здравые мысли приходят в голову лишь после того, как становится слишком поздно что-нибудь предпринять. Моуди уже был не в силах остановить начавшийся процесс – с таким же успехом он мог бы попытаться замедлить вращение Земли.

Медики стали грузить зараженные тела на носилки, и Моуди отвернулся. Ему не хотелось снова видеть все это. Он прошел в лабораторию.

Другая группа лаборантов закладывала теперь «суп» в контейнеры, получившие название «фляги». Сейчас в распоряжении врачей было в тысячи раз больше зараженной культуры, чем требовалось для проведения операции, однако природа подготовки была такова, что гораздо легче изготовить больше «супа», чем именно столько, сколько необходимо для операции. Кроме того, директор небрежно объяснил, что лишнее количество не помешает, ведь никогда не знаешь, когда он снова может потребоваться. Все фляги были изготовлены из нержавеющей стали, по сути дела, специального сплава, способного выдержать невероятный холод, не утратив прочности. Каждую флягу наполняли на три четверти, герметически запечатывали и затем опрыскивали едкими химикалиями, чтобы полностью обеззаразить наружную поверхность. Далее емкости грузили на тележку и отвозили в холодное хранилище, расположенное в подвальном помещении лаборатории, где фляги погружали в жидкий азот. Теперь вирусы лихорадки Эбола могли храниться здесь десятилетиями, при столь низкой температуре спящие и совершенно пассивные, они не могли погибнуть, и только снова попав в теплую и влажную среду, они станут размножаться и убивать. Одну из фляг оставили в лаборатории и поместили в криогенный контейнер размером с металлическую бочку, похожую на те, что используются для транспортировки нефти, только чуть выше. Дисплей на светоизлучающих диодах будет постоянно показывать температуру внутри контейнера.

Моуди испытывал чувство облегчения от мысли, что его участие в этой драме скоро подойдет к концу. Он стоял у двери, наблюдая за тем, как персонал выполняет свою работу. По-видимому, эти люди разделяли его чувство. Скоро двадцать баллончиков с невинными эмблемами крема для бритья будут наполнены и вывезены из здания. После этого каждый квадратный сантиметр в помещениях подвергнется тщательной очистке, и они снова станут безопасными. Директор будет проводить все это время у себя в кабинете, а он сам…, ведь он не может снова появиться в женевской штаб-квартире Всемирной организации здравоохранения, правда? Все знают, что он мертв, погиб во время авиакатастрофы в Средиземном море, недалеко от побережья Ливии. Он получит новую внешность, новые документы и только после этого сможет снова выехать из Ирана. Или в качестве меры предосторожности…, нет, даже директор не мог проявить такую жестокость, ведь верно?

– Алло, мне нужен доктор Иан Макгрегор.

– Кто его вызывает?

– Доктор Лоренц из ЦКЗ в Атланте.

– Одну минуту.

Гасу пришлось подождать две минуты – за это время он успел раскурить трубку и открыть окно. Молодые сотрудники иногда критиковали его за эту дурную привычку, но ведь он не затягивался и курение помогало ему думать…

– Доктор Макгрегор слушает, – послышался в трубке молодой голос.

– Это Гас Лоренц из Атланты.

– О-о! Здравствуйте, профессор.

– Как дела у ваших пациентов? – спросил Лоренц из-за семи часовых зон. Ему понравился тон Макгрегора, явно задержавшегося в больнице. Хорошие врачи всегда работают много.

– Боюсь, что у мужчины плохи дела. Ребенок, однако, выздоравливает.

– Вот как? Мы исследовали посланные вами образцы. У обоих обнаружены вирусы лихорадки Эбола, штамм Маинги.

– Вы уверены в этом? – спросил молодой врач.

– Нет никаких сомнений. Я сам проводил анализы.

– Я боялся этого. Другой комплект образцов послан мной в Париж, но оттуда еще не звонили.

– Мне нужны кое-какие подробности. – За много тысяч миль от Хартума Лоренц открыл блокнот. – Расскажите мне о своих пациентах.

– Тут могут возникнуть некоторые трудности, профессор Лоренц, – был вынужден сознаться Макгрегор. Он не знал, прослушивается ли его телефон, но в такой стране, как Судан, приходилось принимать во внимание и эту возможность. С другой стороны, он должен что-то сказать. Макгрегор начал выбирать факты, которые мог раскрыть по телефону.

– Вчера вечером я видел вас по телевидению. – Доктор Александер решил снова встретиться с Кэти Райан во время ланча именно по этой причине. Она понравилась ему. Кто бы мог предположить, что глазной хирург и лазерный жокей (для Алекса это были более механические специальности, чем истинная медицина, которой занимался он сам, – даже в этой профессии существовало соперничество, и он относился с подобным чувством снисхождения почти ко всем хирургам) проявит интерес к генетике? К тому же ей требовался, наверно, голос друга.

– Очень приятно, – ответила Кэролайн Райан, глядя на куриный салат. Ее телохранитель, заметил Александер, выглядел расстроенным и напряженным.

– Вчера вы отлично проявили себя.

– Вот как? – Она подняла взгляд и произнесла бесстрастным голосом:

– Мне хотелось расцарапать ему физиономию.

– На экране этого не было заметно. Вы поддерживали своего мужа. У зрителей создалось о вас благоприятное впечатление, как об умной женщине.

– Какое это имеет значение для репортеров? Я хочу сказать, почему…

– Когда собака мочится на пожарный гидрант, – улыбнулся Алекс, – она совсем не совершает акта вандализма. Она всего лишь ведет себя, как подобает собаке.

Рой Альтман едва не захлебнулся глотком сока.

– Понимаете, ни один из нас не стремился к этому, – заметила Кэти, чувствуя себя такой несчастной, что даже не обратила внимания на шутку.

Профессор Александер поднял руки в шутливом жесте, словно сдаваясь.

– Со мной это тоже случалось, мэм. Знаете, я ведь не хотел служить в армии. Меня призвали прямо со студенческой скамьи. Оказалось все не так уж плохо – я стал полковником и тому подобное. Нашел интересную работу, которая увлекла меня, и мне платят за нее, понимаете?

– Мне никто не платит за подобные оскорбления! – возразила Кэти, хотя и с улыбкой.

– А вашему мужу платят, но слишком мало, – добавил Алекс.

– Так было всегда. Иногда меня удивляет, почему он не соглашается исполнять свои обязанности бесплатно. Пусть бы возвращал обратно чеки, чтобы показать, что стоит больше, чем ему платят.

– Думаете, из него получился бы хороший врач? Лицо Кэти просветлело.

– Я говорила ему об этом. Пожалуй, он мог бы стать хирургом – нет, скорее кем-нибудь еще, вроде вас. Он любит интересоваться непонятными вещами и всегда пытается найти ответы.

– И говорит то, что думает.

– Всегда! – Она с трудом удержалась от смеха.

– Так вот, знаете что? Он производит впечатление честного человека на телезрителей. Мне не доводилось встречаться с ним, но мне понравилось, как он ведет себя. Разумеется, он не политический деятель, и это, может быть, совсем не так уж плохо. Почему вы кажетесь такой несчастной, доктор? Худшее, что может случиться, это то, что он вернется к той работе, которой занимался раньше, – насколько я помню, судя по его словам, ему нравится преподавание, – а вы останетесь известным врачом с премией Ласкера на стене.

– Худшее, что может случиться…

– Но это дело мистера Альтмана, правда? – Александер посмотрел на телохранителя. – Полагаю, вы сумеете встать на пути пули. – Агент Секретной службы промолчал, но по выражению его лица Алекс понял – да, он закроет грудью человека, жизнь которого ему доверена. – Вы ведь не можете говорить о таких вещах, не правда ли?