Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие - Лев Самуилович Клейн

В интервью, которое у него взяла Солуэй, приехав в Уфу, Арсланов уверял, что оба никакого представления о гомосексуальных отношениях не имели, и даже что никаких разговоров на сексуальные темы у них с Рудиком не было. Поскольку, по меньшей мере, последнее (то есть показание, что разговоров таких не было — это с 8 и до 17 лет!) маловероятно, очевидно, что Арсланов в своем интервью попросту не был вполне откровенен. Действительно, зная наши провинциальные нравы и представления, можно с полным основанием предположить, что пожилой татарин не собирался выкладывать столь интимные подробности приезжей иностранке для публикации в мировой печати. Уж если Рудольф и от отца-то мастурбацию не скрывал, то, надо полагать, от близкого друга скрывал и того меньше. Зная, сколь необуздан и ненасытен был впоследствии Рудольф в своих гомосексуальных похождениях, можно предположить, что в такой долгой и тесной дружбе с одним и тем же мальчиком — подростком — юношей он должен был раскрыться и в этом плане, но как далеко это могло зайти, сказать невозможно — это зависит и от второго участника. Разумеется, это все одни предположения, основанные на косвенных аргументах. Никаких прямых показаний у нас нет.

А близость с женщинами? В женском обществе он чувствовал себя изначально лучше, чем в мужском. Кроме матери и сестер, ему помогали и покровительствовали в это время пожилая танцовщица Удальцова, работавшая в кордебалете у Дягилева и сосланная в Уфу, и другая питерская балерина Войтович, также из ссыльных (дочь царского генерала), преподававшая теперь танцы. Обе женщины внушали ему, что у него есть талант к танцу и что ему надо учиться в Ленинграде, в училище при Кировском театре.

3. Юность на улице Росси

В Ленинграде он оказался очень поздно, уже семнадцатилетним актером Уфимского театра. Поселился у дочери Удальцовой и пришел, вихрастый, в коричневом лыжном костюме устраиваться стажером в училище. Шел 1955 год. На просмотре экзаменатор Вера Костровицкая сказала ему: «Молодой человек, вы можете стать блестящим танцовщиком, а можете — никем. Скорее никем». Он был принят. Менее энергичный Арсланов не успел поступить в Театральный институт в Москве и загремел в армию.

В училище на улице Росси диковатый 17-летний юноша оказался в одной спальне с 19 мальчиками в возрасте от 9 до 15 лет. На ближайшей койке от него спал 14-летний Сергиу Стефанши из Румынии. Нуреев сразу же утвердил свое доминирование в спальне. Он положил под матрас свои ноты и картинки и велел Сергиу присматривать. «Если кто-нибудь тронет мои ноты — убью». Когда ему было угодно слушать Баха на проигрывателе, мальчики толпились под дверью снаружи. В вошедшего тут же летел башмак.

Вернувшись из Кировского театра, он повторял не только мужские партии, но и женские. Зажигали свет, и он требовал: «Вставай, Серж, будешь девушкой, а я твоим партнером». Бывало и наоборот. Когда однажды Серж возвращался в общежитие через «Катькин сад», какой-то мужчина внезапно схватил его за яйца. Ничего подобного о поведении Рудольфа он не вспоминает.

В училище Нуреев угодил в класс, который вел сам директор Шелков. Они сразу же невзлюбили друг друга. Шелков занял место отца, выражая презрительное неодобрение, но без отцовской доброжелательности. Он добивался жесткой дисциплины мелочными придирками и находил средства как можно сильнее уязвить самолюбие юноши: оставлял его без талонов на питание, без матраса, вырывал из рук записную книжку с адресами. Шелкова возмущали самовольные уходы юноши в город, его знакомства, его вольная прическа (слишком длинные волосы). Одним из воспитательных средств были долгие беседы в кабинете Шелкова о сексуальных интересах Нуреева (Стюарт 1998: 78). Рудольф подозревал, что за этим кроется нездоровый интерес самого Шелкова к этим вопросам. Когда кубинка Мения пожаловалась Шелкову на приставания одного грузинского студента, Шелков только рассмеялся. «Ну, естественно, он посмеялся. — отозвался Рудольф. — у него любовь с этим парнем» (Солуэй 2000: 95). Вряд ли это было истиной: о Шелкове не было таких слухов, но эта реакция Рудольфа показательна: он видел эти отношения и там, где их не было.

Р. Нуреев и Александр Пушкин — преподаватель Ленинградского хореографического училища.

Хитростью Нуреев добился перевода из шестого класса Шелкова в восьмой класс Пушкина (поводом послужило желание выгадать время для устройства и избежать призыва в армию сразу же после окончания). 48-летний Александр Иванович Пушкин был прекрасным педагогом — спокойным, деликатным и настойчивым. Он продержал Нуреева в восьмом классе два года. Под его руководством Рудольф стал делать быстрые успехи. Он и физически вырос, стал мужественным и очень привлекательным. Красивое худощавое лицо с выдающимися скулами и полными губами, зеленоватые глаза под густыми бровями, на лоб спадают светлые волосы. Широкие плечи, мускулистые руки и узкая талия. Он подружился с кубинкой Менией Мартинес и их часто видели целующимися, но большей физической близости между ним не было. Рудик говорил ей: «Ты еще маленькая. Закончим школу, поженимся». Когда друзья на вечеринке предоставили им одну кровать, они провели в этой кровати ночь, «но наши отношения были абсолютно невинными. Все, о чем хотелось говорить Рудику, это танец, танец, танец» (Солуэй 2000: 94).

Из тогдашних учеников училища только Саша Минц, впоследствии тоже оказавшийся на Западе, был женственным и манерным. Он слыл гомиком и флиртовал с другими мальчиками в раздевалке. «Но, — добавляет Мения, — я никогда не слышала никаких разговоров о том, будто Рудик гомосексуалист, и он никогда со мной не говорил ни об одном мальчике». То ли этих интересов у него тогда не было, то ли он был очень скрытен. Его отношения с Менией весьма похожи на типичный для начинающих гомосексуалов маскировочный флирт с девушкой, флирт прикрытия, близкий к целительной любви, на которую они возлагают надежды, что она избавит их от пугающих желаний своего пола.

Его соперником среди сверстников был фаворит всего училища Юрий Соловьев — высокий белокурый парень с нежными голубыми глазами. Он танцевал изумительно чисто и легко поднимался в воздух. В погоне за ним Рудольф вставал на высокие полупальцы, удлиняя ноги и весь силуэт, хотя в то время в балете это делали только женщины. Он соревновался в растяжках с балеринами. Все это