У свободы цвет неба (СИ) - Аусиньш Эгерт

   Сайни Унриаль поселил в городской квартире около Пяти углов. Совсем точно - на улице Правды. Для их выступлений определили место в пешеходной зоне Большой Московской около памятника Достоевскому: и от дома близко, и от машин защищено. Из всего, что делали сайни, для меня оказалось новым только их умение говорить по-русски бегло и почти без акцента. И не только говорить. Петь с их речевым аппаратом нереально, но с декламацией стихов под свист и гудение партнеров по номеру они вполне справлялись. И стихи были не самые простые. Саша Черный, Северянин, вроде что-то из Вертинского... Я догадалась: Унриаль да Шайни отрывался, как мог, собирая для сайни программу. Тем более что узнать в нем бывшего наместника края было бы трудновато даже при очень большом желании. Он выглядел как сааланец, пародирующий сааланца. На нем были ржавые в коричневую подпалину броги - не сааланские, наши, местные, - желтые, как желток, жойс, морковного цвета эннар и розовая, как лепестки шиповника, люйне. Цвет грисса я побоялась даже представить себе. Образ завершал шейный платок клубничного цвета. Отросшие волосы Унриаль стянул в хвост и закрепил резной деревянной заколкой. Накрашен он тоже был как довольно жестокая карикатура на сааланца. Суть номера заключалась в том, что "его большие мыши", как представил их парень, тершийся возле площадки, устанавливая микрофон, делали для него все: таскали ему кофе и пирожки, убирали за ним посуду и развлекали его чтением стихов под музыку, которую сами же и создавали, и объяснением их смысла. Потом он им типа надоедал, и они сбегали от него танцевать твист, отходя на полметра в сторону. А Унриаль, напоказ пожав плечами, доставал из кармана двух белых крыс и начинал возиться с ними. Крысы тоже выполняли трюки - бежали к шляпе для сбора денег и с купюрами в зубах поднимались с земли на одежду хозяина по вытянутой ноге, по команде становились на его плечи и даже передразнивали сайни, танцующих твист. В общем, ничего такого, что сааланец, хоть и не обладающий Даром, не мог бы донести животному как пожелание. Но для здешних выглядело, конечно, очень впечатляюще. Особенно когда со стороны Кузнечного переулка приехала девушка на лошади и под аккомпанемент сайни станцевала вместе со своей кобылой вальс. Потом к микрофону снова вышел парень, видимо, организатор, и задвинул речь про экологию и гуманное обращение с животными, которые гораздо лучше реагируют на ласку, чем на палку. Я успела заметить подтянувшихся для следующих выступлений артистов: девушку с вороном и парня с тремя собаками. Но это было не так интересно, и мы ушли.

   Уже дома у его сайни, которые, оказывается, привечали всю тусовку уличных артистов, работающих в центре, Унриаль рассказал, что собирается довести количество сайни до десятка, но в то, что удастся перетащить сюда мамочку со щенятами, и сам не верит. А потом спросил о моих делах так, как маг спрашивает мага. Я пожала плечами:

   - Работаем... работают, то есть. Я там так... сама не знаю зачем.

   - Ну как же, - усмехнулся он. - Ты там очень даже на месте. Иначе тебя там не было бы.

   - Уверен? - я с сомнением покосилась на него и сунулась в карман за сигаретами.

   - Абсолютно, - отмахнувшись от моего дыма, ответил Унриаль да Шайни. - Все это началось у тебя на глазах, как оно может прийти к завершению без тебя?

   Я выронила сигарету, попыталась подхватить ее в воздухе, обожглась и тряхнула ладонью. Только после его фразы я поняла в полной мере, что именно мы делаем и как должен выглядеть конец нашей работы. И самым страшным для меня в ту минуту было осознание того, что Макс так и не достал из-под своего купола ни одного целого муравья. Только пыль.

   Глянув на Унриаля по возможности нейтрально, я сказала:

   - Спасибо, что показал ваше представление. Я вижу, что сайни нравится тут. И вас с ними, похоже, любят.

   Он улыбнулся - видимо, для него это было важно. Потом спросил про мои планы, я ответила, что хочу погулять одна, пока еще есть свободное время, и мы попрощались. Я пошла, сама не понимая куда. Сперва по Колокольной мимо подвальчика, где мы не раз пили кофе вдвоем в наш первый год, потом по Марата через закрытое теперь метро, у которого он покупал мне цветы, когда мы встречались в центре, потом пришла к грузинскому кафе, тому самому, где мы с ним часто ели чанах и хинкали, потом к Летней канавке, где целовались на мосту, потом по нашему обычному маршруту мимо Михайловского сада к каналу Грибоедова и по всем переулкам-мостикам... На одном из них нас кто-то сфотографировал вдвоем, и мы получились смеющимися в камеру, он еще был в штатском, а я в какой-то милитаристической куртке и тельняшке под ней. Где-то это фото до сих пор лежит наверняка. Что еще мне осталось от наших пятнадцати лет вместе? Его последняя записка. Подарок, который я так и не подарила. Подоконник, на котором мы вместе сидели в квартире, куда у меня нет сил зайти. Мои воспоминания о его улыбке. И то, что когда-то было моей жизнью и перестанет существовать, как только снимут купол. А его так и нет. Нигде нет. И теперь я делаю то, что разрушит и эту последнюю память...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

   Я так и не пошла домой. Ни на Васильевский, в бывшую квартиру родителей, ни на Галерную к себе, ни тем более в нашу общую с ним. Вывернула к Невскому, не глядя на Эрмитаж, защищенный сайхской прозрачной силовой сеткой, накрытой сверху световой иллюзией будущего облика здания, прошла по саду к Адмиралтейству и вернулась в резиденцию. Меня тут же поймала Нодда и сказала идти к графу да Айгиту, который меня ждет уже полдня. Я послушно спустилась на этаж старших магов и пришла в кабинет графа.

   Он, сидя в кресле у своего стеклянного камина, изучал какой-то лист бумаги. С рисунком. Записью заклятия, кажется. Когда я подошла, Дейвин протянул лист мне:

   - Не узнала?

   Как я могла не узнать то, что сама же и рисовала... На листе была конкретная ворона. Та самая, под которую я маскировала дрон с взрывчаткой, предназначенный Димитри.

   - Узнала, - сказала я и вопросительно на него посмотрела.

   Он как ждал этого: откинулся в кресле и глянул в ответ так, что я сразу поняла - будет глумиться или подначивать. Вот только подначка оказалась не его.

   - Магистр Академии проникся идеей дипломных выпускных работ. У тебя есть выбор. Можешь сдавать стандартный экзамен, а можешь защищать эту свою разработку.

   - А когда? - я мельком глянула на календарь и не порадовалась, увидев там почти конец июля.

   - В вашем октябре, - ответил Дейвин, тоже прищурившись на календарь. - В самом конце летних каникул в интернате Исюрмера. Это будет событие для досточтимых и знати.

   Значит, купол снимут не в этом году... Я непроизвольно перевела дух. Граф вскинул бровь:

   - Что, мало времени?

   - Ну... - сказала я неопределенно.

   - А конкретнее? - прищурился он.

   - А конкретнее - я эту наработку изначально делала не для того, - вздохнула я. - Это вообще игрушка должна была быть. Типа смс-сообщений или открыток. Сообщение приносит птица или бабочка, после вручения развеивается. Начала делать, как сюда из Созвездия вернулась, потом... кхм... потом вы пришли, не до того стало. А потом... потом использовала, как использовала.

   - Ну и расскажешь на защите проекта, - невозмутимо ответил граф. - Вот это все и расскажешь. Если сумеешь доделать за это время исходную идею, будет мило. И убедительно. Если нет, просто сделай несколько заготовок под такие иллюзии, именно этого от тебя и будут ждать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

   Он встал, прошелся по кабинету открыл ящик стола и вручил мне альбом крафт-бумаги и большую коробку пастели.

   - Вперед. Дерзай. Через две недели покажи мне черновики, хорошо?

   Исиан Асани въехал в Озерный край двенадцатого августа две тысячи двадцать девятого года. Официально, по виду на жительство, позволяющему жить, работать и приобретать жилье в собственность. Бюрократическая машина края, все еще движущаяся, хоть и с жутким скрежетом и поминутными остановками, пропустила его без проблем: испанец и испанец, кого только не прибьет шальной волной к этому многострадальному берегу. Его даже не спросили, что он намерен тут делать зимой, после Аргентины-то. Он быстро, в течение недели, заключил второй рабочий контракт с бюро переводов и разместил свое резюме на ресурсе, подбирающем преподавателей и репетиторов. Устроился в хостеле в первый же день и обратился в агентство недвижимости.