Том 5. Мастер и Маргарита. Письма - Михаил Афанасьевич Булгаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
88
Арчибальд Арчибальдович. — Прототипом Арчибальда Арчибальдовича называют директора писательского ресторана в «Доме Герцена» Якова Даниловича Розенталя (см.: Мягков Б. Адреса «Мастера и Маргариты». — Альм. «Куранты». Вып. II. М., 1987). В сцене полуночного ужина и танцев у «Грибоедова» образ этот как будто соотнесен с образом Воланда на бале весеннего полнолуния, да и сам ужин назван «адом», он открывается кощунственным фокстротом, как и бал сатаны, и в нем звучит трагический лейтмотив («О боги, боги мои...»). Это — характерный булгаковский прием, использованный и в «Белой гвардии», и в «Записках покойника», — фарс мистики, который как бы камуфлирует мистику фарса.
89
...в «Колизее»... с Театрального проезда... — Театральный проезд (часть проспекта К. Маркса) соединяет Театральную пл. (Свердлова) с Лубянской (Дзержинского). Ресторана с названием «Колизей» не существовало; возможно, Булгаков имеет в виду «Метрополь».
90
Лаврович. — Автор доносительной статьи, предлагавшей «крепко ударить по пилатчине», ассоциативно вызывает в памяти писателя В. В. Вишневского («лавровишневые капли»), по чьей вине были сняты пьесы Булгакова «Бег» и «Мольер» (см.: Яновская Л. Указ. соч. С. 228). В дневнике Е. С. Булгаковой о Вишневском и Киршоне записано: «Оба — чудовищные фигуры! Это были одни из главных травителей Миши. У них ни совести, ни собственного мнения» (см.: Чудакова М. Жизнеописание... С. 598).
91
«Аллилуйя!» — Фокстрот «Аллилуйя!» — «музыкальный шарж» американского композитора Винсента Юманса, русский текст Павла Германа, изд. в Ленинграде в 1928 г. В «Мастере и Маргарите» он возникает трижды, и всякий раз связан с инфернальной темой: «полночное видение в аду» в разгар пиршества у «Грибоедова» перед известием о гибели Берлиоза; превращение волшебных червонцев у профессора Кузьмина и великий бал у сатаны. Само название этого фокстрота кощунственно: религиозный порыв, выраженный словом «Аллилуйя!» («хвалите Бога»), оказывается связан с греховной оргией.
92
Иоганн из Кронштадта. — Прямая ассоциация ведет к протоиерею Андреевского собора в Кронштадте И. И. Сергиеву (1829–1908), слывшему великим проповедником и чудотворцем. Ассоциация более сложная связывает это имя с В. Вишневским, автором сценария кинофильма «Мы из Кронштадта» и доносительных статей на Булгакова.
93
...не нужна ему никакая телеграмма... не будем больше загружать телеграф. — Эта фраза, возможно, соотнесена со стихами Маяковского: «...И молниями телеграмм // Мне незачем тебя будить и беспокоить».
94
Лихачи. — В Москве было три класса извозчиков: «лихачи», владельцы хороших лошадей и рессорных экипажей; «ваньки» — с пролетками без рессор и разбитыми лошадьми и «резвые», занимавшие промежуточное положение. Какое-то время извозчики успешно конкурировали с такси, появившимися в Москве в 1925 г.: в 1928 г. в Москве было около 5 тысяч извозчиков, в 1939 г. их оставалось всего 57; такси в 1935 г. было 459, а в 1940 г. — 4 тысячи.
95
Фор-марса-рей — второй рей (поперечный брус) на первой мачте корабля.
96
Рюхин. — Поэт Александр Рюхин соотносится исследователями с Маяковским (хотя отношение Булгакова к Маяковскому было сложнее, чем это выражено в образе Рюхина). В пьесе «Клоп» Маяковский в «Словарь умерших слов» поместил автора «Белой гвардии» («бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков...»); Булгаков сатирически изобразил Маяковского в «Мастере и Маргарите» — это выражало глубинное неприятие литературных и общественных позиций друг друга. Булгаков пародирует ситуацию стихотворения Маяковского «Юбилейное» (1924), заставляя Рюхина говорить с «чугунной» статуей Пушкина на Страстной (пл. Пушкина) и даже погрозить памятнику рукой (подобно Евгению в «Медном всаднике»). Рюхин приходит к выводу, что Пушкину просто «повезло», и в подтверждение приводит ту самую строку из стихотворения «Зимний вечер» («Буря мглою небо кроет»), которой придавал такое исключительное значение Булгаков (ср. в «Юбилейном» пренебрежительную оценку Полтавской битвы и чувств Онегина).
97
Здорово, вредитель! — Разоблачение мнимых «врагов народа» приобрело в 30-е годы характер массовой кампании и даже психоза, вот почему поэт Бездомный дежурного врача обзывает «вредителем», поэта Рюхина объявляет «типичным кулаком», а сатану принимает за «шпиона». Его враждебное отношение к Рюхину отражает также отношение к Маяковскому рапповцев, недоверчиво причислявших его к «попутчикам».
98
Белогвардеец. — Слово это в те годы было политическим обвинением, и предъявлялось оно Булгакову, автору «Белой гвардии». Здесь оно использовано в пародии на «Юбилейное» — там, правда, нет этого слова, но суть передана верно, так как Дантес определен Маяковским как враг советской власти («Мы б его спросили: — А ваши кто родители? // Чем вы занимались до 17-го года?»).
99
...в доме... на Садовой улице... — За фантастическим адресом (гл. 9) «шестиэтажного» дома, расположенного «покоем» (т. е. в виде буквы «пэ», называющейся в славянской азбуке «покой»), узнается реальный пятиэтажный дом на Б. Садовой ул. (построен для фабриканта Пигита в 1903 г.), в котором жил сам Булгаков (в квартирах 50 и 34) в 1921–1924 гг. Реальный номер дома (№ 10) получается из удвоения («бис») суммы цифр (3 + 2), входящих в номер «чертова дома». Б. М. Гаспаров (см. Указ. соч.) допускает, что в вымышленном номере дома скрыта анаграмма И.-С. Баха, автора «Страстей по Матфею», отраженных в романе Мастера.
100
...люди начали бесследно исчезать. — Тема ареста — сквозная для всего произведения. В начале романа о Мастере Бездомный предлагает «отправить Канта в Соловки»; роман Мастера начинается с допроса арестованного Иешуа. Далее рассказывается об «исчезновении» людей в «окаянной квартире», об арестах в домоуправлении, об арестованных «валютчиках», занимающих целые залы; пытаются также арестовать Воланда и его «свиту». Арест в Москве того времени так обычен, что люди всегда готовы к нему, хотя бы на то и не было основательных причин: так, Мастер
