Клинок Тишалла - Мэтью Стовер

– Ты покойник!

Райте встряхнул левой рукой, и капли черного масла брызнули на лицо охранника, сказавшего последнюю фразу. В тот же миг Райте сжал рукоятку Косалла и повернул пробудившееся лезвие. Первый Глаз Божий упал и завыл: горючее масло попало ему в глаза. Второй стражник ошеломленно смотрел на обрубок своего меча – Косалл рассек рукоятку чуть ниже его пальцев.

Когда первые двое отступили, вперед вышли остальные.

– На моей совести смерть многих людей, – промолвил Райте. – Я без труда убью вас всех. Но если вы хотите пожить еще немного, то лучше уходите отсюда.

Из тряпичной кучи раздался голос зверя:

– Тот, кто покинет часовню, пока предатель жив, почувствует на себе всю тяжесть имперского правосудия.

– Имперского правосудия больше нет, – сообщил офицерам Райте. – А этот человек скоро умрет и не успеет наказать вас. Уходите.

В ответ они с заговорщическим видом переглянулись друг с другом.

Фехтовальщиком Райте был в лучшем случае посредственным, но Косалл прощал своем владелцю любые ошибки. Его неодолимый клинок не принимал в расчет щиты и парирующие удары. Броня от него почти не защищала. Кольчуги лопались, как кожа. Чувствуя движения зверя, Райте начал атаку прежде, чем Глаза Божьи набросились на него: за несколько секунд проход был устлан обломками мечей и разбитыми щитами. Стражники по правую его сторону были окровавлены, по левую – обожжены горючим маслом.

Однако Райте сражался один против шестерых и тоже пострадал: ему рассекли ногу и ткнули мечом под ребра. Но, несмотря на свои угрозы, Райте никого не убил. Это были люди, которых он пытался спасти – а еще он не знал, что случится с населяющей клинок богиней, если Косалл возьмет еще одну жизнь.

Глаза Божьи побросали сломанные мечи и выхватили из-за поясов ножи. Но они уже не верили в победу. Нападать с ножом на человека, вооруженного мечом, было, с их точки зрения, глупостью, а попытка одолеть обладателя Косалла – и вовсе самоубийством.

Прошла минута, потом еще одна и еще.

– Трусы, – прошипел зверь.

Тряпичная куча растолкала стражников.

– Трусы! Предатели! Негодяи! Вот как мы поступаем с предателями!

Из грязных рукавов появились два блестящих ножа, и, взмахнув ими, патриарх бросился на противника.

Но годы, проведенные в школе аббатства, – часы на учебной арене, дни в гимнасии, миллионы ударов по кожаным мешкам с песком, – отточили реакцию Райте до совершенства. Перебросив Косалл из правой руки в левую, он сделал полшага вперед, мягко перенося вес на левую ногу, выставив перед собой правый кулак, невидимой стеной преградив путь подбородку его святости. Лицо патриарха налетело на стену, кость ударилась о кость…

Тоа-Сителл рухнул наземь.

«Я оглоушил патриарха», – равнодушно подумал Райте.

Глаза Божьи с изумлением смотрели на него и ничего не понимали. Они не могли поверить, что Райте совершил такое святотатство. Он молча повторил: «Я оглоушил патриарха», как будто эти три слова делали его поступок более реальным.

«Во что я превратился?»

Он поднял голову и посмотрел на охранников:

– Бегите!

И они убежали.

7

Взглянув на патриарха, который, съежившись, лежал на полу без сознания, Райте удивился, как хорошо себя чувствует. Нет, не счастливым – никогда ему уже не стать счастливым, – но совершенно спокойным. Собранным. В ладу с самим собой.

Под контролем.

Понимание пришло как ошеломляющий удар, перевернувший все внутренности – казалось, что он сам налетел подбородком на ту стену, которая сбила с ног Тоа-Сителла. Оставшись в полном одиночестве среди огненных бликов, танцевавших на мозаичных стеклах, Райте снова вернулся к молитве. Он не преклонил колена, не опустил голову и не потупил очи долу, как его учили. Он твердо стоял на ногах и смотрел в глаза каменной статуе. Райте ударил себя кулаком в грудь и, разжав пальцы, протянул вперед ладонь. Но это была левая рука – с нее стекал черный яд слепого бога.

«Я твое возлюбленное дитя, – мысленно сказал он. – Я всегда почитал тебя. И теперь, и вовеки веков мои любовь и упование – тебе. Мое служение.

Но не подчинение.

Я всегда буду твоим возлюбленным чадом. Но больше я не дитя.

Здесь и так слишком много детей – постаревших, но не повзрослевших. Я был бы не против остаться в их числе. Однако это не моя судьба. Не мое предназначение. – Он горько усмехнулся. – Отче, прости меня, ибо я наконец знаю, что мне делать».

8

Выйдя из часовни в просторный холл, он услышал шум, доносящийся из караульного помещения: угрозы и слезные мольбы, яростные вопли и стоны боли. В замкнутом пространстве они казались невероятно громкими. Сжимая в одной руке Косалл, а в другой – поводок, Райте поднялся по лестнице.

Шестеро военных в кольчугах со знаками различия Глаз Божьих расхаживали взад и вперед по небольшому коридору. Источник шума находился за дверной решеткой караульного помещения, в котором толпились смертельно перепуганные охранники Донжона. Они отталкивали друг друга от двери, дрались и молили о спасении. Десятки рук цеплялись за прутья решетки и тянулись к офицерам, охранявшим коридор.

Оценив ситуацию, Райте молча кивнул и поднес Косалл к краю ступени. Меч с душераздирающим скрежетом вошел в каменную плиту. Люди в коридоре разом вздрогнули от неожиданности и судорожно закрыли руками уши. Райте медленно повернул лезвие и отсек часть ступени – будто кусок сыра отрезал. Обломок покатился по ступеням к двери караульного помещения. Когда грохот затих, наступила тишина. Райте указал мечом на Глаза Божьи:

– Вы свободны.

Те с ужасом уставились на одежду, перепачканную черным маслом и кровью. Наконец один из стражников собрался с духом и шагнул вперед.

– Нам приказано держать эту дверь закрытой…

– А мне плевать на все ваши приказы. Уходите.

– Но сам Тоа-Сителл…

Райте дернул за поводок, который держал в другой руке. Из-за угла с веревкой на шее, со связанными руками и кляпом во рту, сделанным из куска его же одеяния, появился его сияние Тоа-Сителл, сенешаль Империи и патриарх церкви Возлюбленных Детей Ма’элКота.

Его остекленевшие глаза смотрели в никуда. Похоже, от страха он ничего не видел. Когда Райте спустился в коридор, патриарх споткнулся на последних ступенях и рухнул на четвереньки. Да так и замер. Сквозь кляп послышался тихий животный вой. Из широко раскрытых глаз катились слезы.

В тихое «Ах!» перепуганных стражников вклинилось жужжание Косалла.

– Уходите, – повторил Райте.

Глаза Божьи, обменявшись взглядами, медленно и осторожно обошли патриарха и направились к лестнице.