Тотальная война. Выход из позиционного тупика - Эрих Людендорф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
VI
Беседа между генерал-фельдмаршалом и мной от 28 сентября устанавливала общие основания для предстоящего совещания со статс-секретарем фон Гинтце. Заседание состоялось 29-го в 10 часов утра в гостинице «Британик»; на нем присутствовал также полковник Гейе.
После кратких приветствий статс-секретарь фон Гинтце прямо перешел к изложению внутреннего положения, совершенно не касаясь внешней политики. Он считал, что положение графа фон Гертлинга настолько пошатнулось, что он не мог дольше держаться; его собственное положение также стало, по его мнению, непрочным; при создавшихся внутренних условиях в Берлине предстояло полное изменение режима и образование парламентского министерства. Он говорил также о возможности революции. До этого момента я предполагал, что верховному командованию придется обсуждать дальнейшие шаги, которые оно считало необходимым предпринять с прежним имперским канцлером и с прежним статс-секретарем министерства иностранных дел. Смена лиц, занимающих эти посты, в этот момент во всех отношениях являлась невыгодной и должна была вызвать замешательство и промедление. При таких коренных переменах на некоторое время неизбежно теряется общая связь. Но какие бы решения ни были приняты его величеством, для верховного командования правительство оставалось правительством, независимо от произведенных в нем перемен и преобразований. Будущие руководители государства, вероятно, поймут ту ответственность, которую они возьмут на себя, принимая власть в таких условиях. Долгом верховного командования являлось защищать свои взгляды перед новым правительством совершенно так же, как и перед старым, и заботиться о том, чтобы при смене правительства интересы армии не пострадали, если действительно представлялось возможным достигнуть перемирия на приемлемых условиях.
Несмотря на мои возражения, статс-секретарь фон Гинтце считал преобразование всего нашего правительственного режима необходимым. Он не думал, что это преобразование вызовет большие затруднения; я же не мог углубиться в этот вопрос, так как был недостаточно в курсе берлинских событий.
Далее, статс-секретарь заявил, что они не обращались к посредничеству королевы Нидерландской, и что к дальнейшим шагам к миру еще не приступили. Таким образом, ничего положительного сделано не было.
Тогда генерал-фельдмаршал и я изложили обстановку и наши взгляды на условия перемирия. Статс-секретарь фон Гинтце также полагал, что самое правильное обратиться с ходатайством о перемирии и мире к президенту Вильсону. Швейцарский посланник в Вашингтоне вновь говорил германскому правительству о высоких идеалах Вильсона. Само собой разумеется, что такой окольный путь в Лондон и Париж, как через Вашингтон, должен был оттянуть перемирие, и что, избирая такой путь, нечего было и думать заключить перемирие через один или два дня; привести к нему он мог лишь через продолжительное время. Это также не противоречило мнению, которое генерал-фельдмаршал и я составили себе о положении. Ввиду этого мы согласились на предложение статс-секретаря фон Гинтце, хотя и возбудили, в целях скорейшего осведомления, вопрос о том, чтобы отправить теперь же ноту как Вильсону, так и в Англию и Францию.
После совещания мы немедленно поехали к его величеству, который прибыл из Касселя в Спа. Статс-секретарь фон Гинтце сначала повторил свой доклад о внутриполитических условиях, добавив к нему теперь соображения об обращении к президенту Вильсону по вопросу о заключении мира и перемирия. Затем генерал-фельдмаршал изложил обзор военного положения, который я лишь вкратце подтвердил. Император был необыкновенно спокоен. Он выразил свое согласие на обращение к Вильсону. Днем имперскому канцлеру, прибывшему в это время, был передан составленный статс-секретарем фон Гинтце высочайший манифест о введении в Германии парламентской системы. Верховное командование познакомилось с ним лишь после его оглашения. Имперский канцлер граф Гертлинг не считал себя в силах провести его в жизнь и вышел в отставку. В Берлине начались поиски нового парламентского имперского канцлера. Это являлось своеобразным приемом, при котором монарх лишался всякой инициативы.
На мой вопрос статс-секретарю фон Гинтце, когда новое правительство будет образовано и войдет в свои полномочия и к каковому времени нота может быть согласована с союзниками и отправлена, он указал мне на вторник 1 октября.
Первоначально я рассчитывал на эту дату.
По желанию статс-секретаря графа фон Редерна, который также прибыл в Спа и должен был, как и вице-канцлер, вести переговоры с представителем парламента, еще 29 сентября вечером верховное командование командировало в Берлин майора барона фон дер Бушэ. Он должен был там, в случае если имперскому правительству это покажется необходимым, дать рейхстагу отчет о военном положении.
По моей просьбе генерал-фельдмаршал решил 30 сентября вечером отправиться вместе с его величеством в Берлин, чтобы лично представлять верховное командование в Берлине. Вследствие условий на фронте, к сожалению, я не мог отлучиться из Спа.
Еще 1 октября вечером майор барон фон дер Бушэ имел в присутствии вице-канцлера фон Пайера краткий разговор с прибывшим тем временем в Берлин принцем Максом Баденским, которому он сделал те же заявления, которые на следующее утро он должен был огласить лидерам партий рейхстага. Те же мысли он развил вице-канцлеру фон Пайеру в разговоре, происходившем с глазу на глаз.
Верховное командование отклонило предложение графа фон Редерна, чтобы майор барон фон дер Бушэ высказался в палате господ. Мне казалось, что здесь имелось намерение воздействовать на внутреннюю политику Пруссии. Предполагалось непосредственным нажимом на палату господ заставить ее отказаться от занимаемой ею позиции в вопросе о конституции Пруссии.
2 октября в 9 часов утра вице-канцлер фон Пайер представил майора барона фон дер Бушэ партийным лидерам рейхстага. Вице-канцлер фон Пайер остался присутствовать. Майор барон фон дер Бушэ знал мои взгляды и мои намерения и перед докладом даже их записал. Его доклад был чрезвычайно дельным. Он изложил военную обстановку на Балканах, создавшуюся вследствие отпадения Болгарии, и даже, может быть, осветил ее слишком оптимистически, а также представил верную картину положения Западного фронта, причем похвально отозвался о наших войсках. Как указывал наш долг, особенно подчеркнуто было чрезвычайно серьезное положение вопроса об укомплектовании и указано, что мы больше не в состоянии пополнять потери. Численность батальонов уменьшилась до 540 человек, и этот состав батальонов удалось сохранить лишь ценою расформирования 22 дивизий, т. е. 66 пехотных полков. Действия танков также были очерчены.
Майор барон фон дер Бушэ закончил следующим образом:
«Некоторое время мы еще можем продолжать войну, наносить противнику тяжелые потери и опустошать оставляемую нами территорию, но выиграть этим мы уже ничего не можем.
Это сознание и ход событий
