Зимняя сказка - Майкл Суэнвик

Нас поймали не по моей вине, я бы никогда не стал смеяться, если бы не Карл, он стал щекотать меня, просто чтобы посмотреть, сколько я смогу молчать. Я испугался, Карл — нет. Он запрокинул голову и начал смеяться, пока у него не потекли слезы, даже когда его выставляли оттуда три очень сердитые бабушки. Они делали это больше из недовольства его фокусом, чем необходимостью блюсти тайну.

Я же был выпровожен снисходительной Катриной, которая доходчиво объяснила про порку, которую я получу, и потом потеряла меня в общей комнате среди людей, которые там были. Я спрятался за гобеленом, потом, достаточно скоро, мне стало скучно, затем Чубкин, Космонавт и Пью прозвонили и комната опустела.

Я слонялся туда сюда, невидимый среди движущихся ног, как болотная птица в колышущейся траве. На восточной лестнице звенели голоса, там взбирались на верхний балкон, чтобы посмотреть на танец солнцеворота. Я тоже подтянулся на рассыпающейся балюстраде, поднялся на цыпочки и смог увидеть процессию, выходившую из дома. Достаточно долго ничего не происходило, я помню, как меня раздражало, что взрослые несерьезно подходят к процессу, стоят с напитками, и ни один их них не интересовался происходящим. Фейдре и Валериан (младшие дети были с боем уложены спать за час до этого) начали играть в догонялки, бегая под ногами у взрослых, пока их не поймали, не погрозили пальцем и не приказали стоять спокойно.

Потом дверь внизу открылась. Изображавшие ведьм женщины торжественно вышли наружу, облаченные в махровые балахоны, словно они только что вышли из ванной. Но они двигались совсем беззвучно, и мне стало страшно. У меня кровь застыла в жилах, хихикающие женщины, которых я видел готовящимися на кухне, теперь были серьезны как никогда.

— Катрина! — крикнул я в ужасе, и она подняла на меня мертвый взгляд.

Несколько мужчин зашлись в смехе, белый пар вырывался из их бородатых ртов, а один из них запустил свои пальцы мне в волосы. Моя вторая сестра увела меня с балюстрады и зашипела на меня, чтобы я не плакал в присутствии ведьм, что это очень важно, что когда я буду старше, я это пойму, и если в такой важный момент я не буду вести себя хорошо, меня накажут. Чтобы смягчить свои слова, она протянула мне кусочек сахара, но я недовольно повернулся к ней спиной.

Женщины гуськом вышли из-за скалы к востоку от дома, ветер с моря начисто вымел весь снег, из-за расстояния вы бы не смогли различить лиц этих женщин. Они сбросили свои балахоны. Затем они, глядя друг на друга, очень быстро встали в круг и начали танцевать. На них не было ничего, кроме красной ленты на верхней части бедра, длинный конец которой развевался на ветру.

Когда они сошлись в круговом танце, все смотрели на них, большинство в молчании. Иногда был слышен приглушенный смех, когда кто-то из молодых отпускал смачный комментарий, но большинство смотрело с большим уважением, почти со страхом. По темному небу торопливо бежали маленькие облака, напоминающие барашков с пурпурными кудряшками. На крыше было холодно, и я не представлял как те женщины выдерживают это. Они танцевали все быстрее и быстрее, людской шум стихал, старательно кутаясь в одежду. В какой-то момент меня оттеснили от ограды. Мне было холодно и скучно, я спустился вниз, и никто не обернулся за мной, я пошел назад в главную комнату, где в очаге ещё теплился огонь.

В комнате было душно, когда я уходил, и прохладно сейчас, я пришел и лег на живот перед камином. Плитка пахла пеплом и была покрыта сажей, когда я от нечего делать рисовал на них круги, там оставались отпечатки моих пальцев. Камни были холодными с краю, медленно теплели и резко становились горячими настолько, что мне приходилось отдергивать руку. Задник камина был черным от копоти. Я смотрел, как языки пламени пляшут на фоне черного камня и с энтузиазмом пожирают дрова, лежащие в камине. Там оставались уже только угли, они будут давать жар много часов.

Кто-то кашлянул.

Я повернулся и увидел, как какое-то животное движется между деревьев. Ларл был темнее самой тьмы, черной дырой, мои глаза кружились, когда я смотрел на него. Медленно, с ленцой он вышел на камни, выгнул спину, распахнул пасть в зевке и уставился на меня огромными зелеными глазами.

Он заговорил.

Я, конечно, удивился, но гораздо меньше, чем мой отец. Дети удивляются гораздо меньше взрослых.

— С рождеством, Флип, — сказал он негромким, грудным голосом. Я не могу описать его акцент, я никогда не слышал ничего похожего ни до, ни после того. Его взгляд был полон удивления, непонятного для меня.

— И тебе того же, — вежливо ответил я.

Ларл сел рядом, плотно обвив меня своим телом. Если бы даже я хотел сбежать, я бы не смог, но тогда эта мысль не посетила мою голову.

— Есть старая легенда, я полагаю, ты о ней слышал, о том, как на рождество звери научились говорить на человеческом языке. Твои родители её тебе уже рассказывали?

Я покачал головой.

— Они пренебрегают тобой. — Какая-то странная насмешка проскользнула в том голосе. — В старых легендах есть доля правды, но никто уже не помнит всей правды. Конечно, есть и просто сказки. Некоторые легенды — просто истории. Возможно, это случилось не сейчас, может быть, я вообще не говорю с тобой сейчас?

Я снова покачал головой. Я не понимал. Я сказал об этом.

— В этом вся разница между твоим и моим видами. Мой знает о вашем все, а ваш вид о нас практически ничего не знает. Я хочу рассказать тебе небольшую историю. Будешь слушать?

Я согласился, потому что я был мал и очень любил слушать истории.

Он начал:

— Когда прилетели большие корабли…

Когда — нет, подожди. Прости меня. Я потрясен. У меня только что было видение. Мне показалось, что я ночью стою у входа на кладбище. Неожиданно воздух наполнился светом, лучи и целые плоскости света вырвались из-под земли и повисли, свистя, в вершинах деревьев. Разрывая небо. Мне хотелось танцевать от радости. Но земля осыпалась под моими ногами и, посмотрев вниз, я увидел, что тень от ворот уже падает на мои башмаки, этот прямоугольник холодной, непроглядной тьмы, глубокой как бесконечность, мне стало дурно, я почти упал, и я, и я…

Стоп! Это видение было у меня уже много раз. Должно быть, это что-то, с чем я столкнулся в раннем детстве, влажный запах чудных открытий, запах известки, которой покрасили забор. Наверное. Я не верю в хобгоблинов, призраков и дурные предчувствия. Об этом нечего думать. Глупости! Давай продолжим мою историю.

— Когда приземлились большие корабли, я пировал мозгами моего дедушки. Все его потомки проявили уважение тем, что собрались, а я, как самый молодой, пробовал первым. Его мудрость, мудрость его предков и скрытое знание всех тех животных, которых он съел за свою жизнь и души храбрых врагов, также удостоившихся чести быть съеденными, словно они — часть семьи, втекали в мое сознание. Я не уверен, что ты в состоянии это понять, малыш.