Последний воин духа - Роман Орлов

Это случилось после того, как однажды утром его мама нашла Джона сладко сопящим под пледом на балконе, и телескоп рядом. Отец устроил Джону беседу на повышенных тонах, а потом попросту выпорол его ремнём, а телескоп спрятал в шкафу и запер на замок. Для Джона это был большой удар. Тут он впервые в жизни столкнулся с насилием, причём в одном из самых низких его проявлений: когда сильный бьёт слабого, потому как считает, что он, сильный, прав. Весь так нежно оберегаемый и лелеемый Джоном мир вдруг взорвался дикой головной болью и великим множеством бесформенных осколков, разлетающихся по всей вселенной. С того момента Джон окончательно замкнулся и стал ещё более нелюдимым. Он даже почти не общался с родителями.

В то время, как отец спокойно считал, что всё это временное и скоро пройдёт, мать, Джона, Лесли, первая почувствовала неладное.

– Фред, может, тебе не стоило так жестоко с Джоном?.. Ведь психику ребёнка очень легко травмировать, – частенько причитала она, когда они с Фредом ложились спать.

– Да ладно, Лесли, успокойся. Дедовский метод воспитания – всегда самый действенный, – и Фред отворачивался к стенке и начинал храпеть.

Но время шло, а Джон всё оставался таким же. Потихоньку и Фред начал беспокоиться о сыне. Теперь они уже вдвоём с Лесли, запираясь в их спальне на ночь, доставали толстые справочники по воспитанию детей и подолгу рассматривали различные картинки и диаграммы с графиками, где каждому возрасту ребёнка соответствовал среднестатистический уровень развития. В этих двух головах, отупевших после долгих лет супружеской жизни и окончательно засушенных парой высших образований, просто не могло уложиться, что их Джон давно уже перерос все эти безликие «графики» из этих бутафорских «пособий по воспитанию», а то и попросту находился вне их. Но его родители этого понять не могли, не умели, а может статься, и вовсе не хотели. Вначале они сваливали всё на неважную экологию, потом на некачественные продукты, потому что где-то вычитали, что ребёнку в первую очередь нужны необходимые витамины и здоровая пища. В конце концов они сошлись на мнении, что во всей этой джоновской меланхолии и апатии виновата смена сезонов – а тогда как раз наступала осень, и погода стояла ветреная и очень промозглая: на улице лужи, слякоть и мокрый снег с ветром вперемешку. На этом родители и успокоились. Но «смена сезонов» закончилась, выпал первый снежок, ударил морозец, а Джон всё оставался в уже привычном ему состоянии, т.е. ни капельки не изменился. Тут-то родители и забеспокоились, причём гораздо серьёзнее, чем раньше. После долгих совещаний, в которых, в частности, вносилось предложение об обследовании Джона психологом (со стороны мамы, единогласно отклонено папой), Фред, наконец, вынес окончательный вердикт:

– Какие ещё, к чёрту, психологи?! Ты думаешь, о чём ты говоришь, Лесли? Я сам с ним поговорю, я что, не отец, а? Или ты хочешь сказать, что я – плохой отец? А?! Нет, ну уж всё, решено. Как бы там ни было, но говорить с ним буду сначала я, и баста!..

– Ну хорошо, хорошо, Фред, – успокаивала его Лесли. – Чего ты так взъелся? Я ж не виновата, что Джон такой!.. Но только ты… прошу тебя, будь с ним поласковей всё-таки, окей?!..

– Да, да, ну естественно… а то ты скажешь тоже – психологи. Ты представляешь, что о нас потом соседи говорить будут? «Вон Шелтоны-то своего малыша уже по психологам таскают, мы всегда знали, что они – ненормальные какие-то… бедный мальчик… какие родители ему достались…» Лесли, ты же этого не хочешь?!

– Фред… – Лесли роняла голову к нему на плечо и начинала тихонько всхлипывать. Фред тут же смягчался, гладил жену по голове и говорил:

– Ну, ну, дорогая… всё образуется… ведь ты же знаешь, что бог ни делает, всё к лучшему…

Джон же, наоборот, чувствовал, что всё, что бог ни делает – всё к худшему. И поэтому он тихо радовался, когда видел натянутые словно маски рожи родителей за обеденным столом, весь этот неестественный тон разговора и их поведение. Он подозревал, что они там втайне что-то замышляют, и поэтому не сильно удивился, когда однажды отец завалился к нему в комнату со словами:

– Приветик, Джон. Я тут давно хотел с тобой поговорить…

– Здравствуй, папа. – И Джон с большим трудом выдавил из себя подобие улыбки.

– Джон, мы с мамой… – «ну давай же уверенней, Фред, это же твой сын», – говорил себе Фред, – мы с мамой в последнее время заметили, что ты стал какой-то… необщительный… не случилось ли чего, Джон?

– Нет, нет, у меня всё хорошо, – говорил Джон, а сам про себя думал: «только заметили… да вам впору мягкие контактные линзы примерять, ребята… передайте привет Броуд-Стрит…»2

– Джон, но… твоё поведение говорит об обратном… – «идиот! Ну как можно так неуверенно… с сыном… я что не мужик? Или я только могу с ним общаться с помощью плётки?!»

– Джон, прости, что я тогда так… ну ремнём, – всё, Фред шёл на попятную. – Ну ты тоже меня пойми: было же холодно… ты мог замёрзнуть там, на балконе. Да и вообще, ребёнку ночью спать полагается.

– Я, пап, не обижаюсь, я уж и забыл. – И Джон снова заставил своё лицо расплыться в невинной улыбке.

– Джон, ну хочешь, я тебе снова телескоп достану? Но, конечно, при условии, что ты больше не будешь там спать… – Фред перевёл дух.

– Да, нет, пап, спасибо, не нужно. Марки интереснее.

– Ну может ты хочешь, чтобы мы все вместе, ну скажем, в зоопарк сходили?

«А-а… ну так это и никуда ходить не нужно!», – очень хотелось сказать Джону вслух.

– Ну хорошо, не в зоопарк. Это всё-таки для детей. Но ты-то у нас уже большой, – подлизывался Фред. – Ну тогда, скажем, в кино или в музей?! Во, а хочешь в музей истории Английского морского флота? Это очень интересно, уверяю тебя, и, тем более, я так много могу рассказать и показать! – и Фред, наконец, позволил себе заговорщически улыбнуться.

Но все было тщетно. Такие разговоры ещё продолжались некоторое время, пока Джон со своей недетской настойчивостью не добился своего: дверь за папой захлопнулась с той стороны и от него окончательно отстали. Однако, в том, что Джон более или менее освободился от «недреманного ока» своих родителей, была не только его заслуга. Дело в том, что в это самое время начали происходить события, которым было суждено в корне изменить прежнюю жизнь Джона.

Кончилось тёплое лето, и в окрестностях Рибчестера установилась нехарактерная для всего Туманного Альбиона ясная, тёплая погода. Джон же, несмотря на это, находился в особо мрачном и неприветливом настроении. Он шёл по тенистой аллейке, наблюдая за закатным солнышком, которое медленно тонуло за прозрачным горизонтом и, пробиваясь сквозь колышущуюся листву, играло на мрачном лице Джона. Вокруг жужжали слетающиеся домой пчёлы, кое-где ещё кружились белые бабочки-капустницы, как будто желая успеть наиграться перед зимней спячкой; дул тёплый вечерний ветерок, принося с собой успокоение и расслабленность, и, будто позёвывая, окутывал дремотой всё, к чему прикасались его тонкие, незримые нити. Всё в этот вечер говорило о том, что сама природа наслаждается последними днями благостного затишья перед предстоящим наступлением дождливой и холодной осени. Всё вокруг благоухало и пахло, испытывая блаженство от такой почти вселенской гармонии. Единственное, что сюда никак не вписывалось ни внутренне, ни внешне – это не спеша бредущий посреди всего этого благополучия Джон, душа которого в тот момент была очень далека от «вселенской гармонии». Даже снаружи смотрелся он словно каменная крепость у взморья. Ни ласковые порывы ветерка, ни пение птиц, – ничто не могло перевесить того опустошения, которое сейчас переполняло его, грозясь уже перехлестнуть через край и лопнуть словно мыльный пузырь, напоровшийся на ветку. Даже редкие прохожие старались не смотреть Джону в лицо и деликатно отводили взгляд, к чему, собственно, он уже успел привыкнуть за долгие вечерние прогулки в парке. Его единственными друзьями здесь, а может, и недругами, были только неотступно преследующие его мысли, которые постоянно настигали его, где бы он ни находился. Вот и сейчас, исподлобья наблюдая растворяющийся солнечный диск и красное зарево, уже поднявшееся на западе, весь погруженный в себя, Джон бесцельно брёл между деревьев, тормоша уже начавшие осыпаться пожелтевшие листья. Да, приближались осенние деньки, а с ними и новый этап в жизни Джона – учёба в колледже.

Колледж!.. Несколько лет назад Джон ещё мог бы помечтать об этом как о вступлении во взрослую жизнь, как о кладезе и светоче знаний. Но теперь его уже так просто было не обмануть. Большое влияние на него оказал фильм «Общество мёртвых поэтов»3, который довелось ему случайно увидеть. Он сильно проникся историей, рассказанной в фильме, персонажи стали ему близкими по духу людьми. Он ассоциировал себя с ними, переживая за каждого из них. Но в то время сам он ещё не учился, тем более в закрытом привилегированном колледже для мальчиков, и никак не мог знать, что за порядки там творятся на самом деле…