Одиночество - Мартин Уиллоу

Он вновь вытащил мобильник и вызвал Коулмана. Гудки продолжительностью в вечность так и не прервались ответом на другом конце линии. Вместо этого записанный голос сервисного центра объявил, что в данный момент абонент не отвечает.

«Я и без тебя это слышу!» — выругался Вернон.

В свои тридцать девять Вернон Левитт занимал пост руководителя небольшой строительной фирмы, на котором находился вот уже двенадцать лет. Строительство являлось для Вернона настоящим делом, куда он вкладывал душу и всего себя без остатка. Возможно, именно поэтому он не давал никому спуску, и сотрудники между собой называли его Железный Вернон. Вряд ли они расценивали это, как комплимент, потому что иногда он по-настоящему перегибал палку. Например, когда один из работников по неосторожности повредил ногу и попросил несколько выходных, чтобы отлежаться, Вернон лично отвёл его к врачу, и тот констатировал, что повреждение несерьёзное, и после обеда работник может вернуться на строительную площадку.

Сам Вернон стойко переносил любые болезни и неизменно появлялся на работе даже тогда, когда чувствовал себя слабым и разбитым. Собственно говоря, именно за это он и получил своё прозвище Железного.

Итак, после второй неудачной попытки дозвониться до Коулмана — во всех отношениях пробивного парня, получающего самые лучшие подряды в городе, — Вернон Левит прибыл в офис. Теперь он окончательно убедился в том, что случилось что-то ужасающее. Кабинеты пустовали, телефоны смолкли, а тишину нарушало лишь эхо шагов самого Вернона. Мужчина пересёк коридор, приблизился к огромному, во всю стену, окну, откуда открывался отличный вид на панораму города, и внимательно посмотрел вниз. Город-исполин замер на месте, словно время прекратило свой бег.

Выходит, что бесследно исчезла не только Линда, но и все те, кого знал Вернон. Он опустился в кожаное кресло и задумался над тем, что же всё-таки произошло. Вчера ничего не предвещало массового опустошения. Мужчина, как обычно, вернулся с работы домой, где его встретила жена. За ужином она вновь завела разговор о детях. Они жили вместе более десяти лет, но он и слышать ничего не хотел о том, чтобы в их семье произошло пополнение.

— Вернон, я обещаю, что это никак не повлияет на твою работу, — попыталась уговорить мужа Линда.

— Мы же с тобой обсуждали этот вопрос, — отложил салфетку в сторону Вернон Левитт. — Ребёнок потребует к себе слишком много внимания, а я не могу позволить себе отвлекаться, потому что сейчас работаю над важным проектом, от исполнения которого зависит наше будущее.

— Но разве ты не хочешь стать отцом? — продолжала наступать жена. — Представь, как маленькое и родное существо тянет к тебе ручонки.

— По ночам дети плачут, они постоянно испражняются, превращая жизнь родителей в настоящий ад, — возразил мужчина. — Они требуют, чтобы весь мир вращался вокруг них.

— Я бы справилась, — по голосу Линды стало ясно, что и эту маленькую битву в ежедневной войне под названием «Милый, давай заведём ребёнка» она проиграла.

Потом они молча ели, пока Вернон не встал из-за стола и не сказал спасибо, после чего запечатлел на щеке жены лёгкий поцелуй.

В ту ночь он уснул почти сразу и не знал, что Линда ещё долго не спала. Из её глаз сбегали никому не видимые слёзы, которые тут же падали и впитывались в подушку.

«Что делать?» — будучи руководителем, Вернон старался не подвергаться приступам паники и всегда трезво взвешивал обстоятельства, возникшие в той или иной ситуации. Скоропалительные решения — худший вариант для тех, кто привык оставаться в выигрыше. Но нестандартность происходящего настолько выходила за рамки логики, что Вернон Левитт впервые растерялся, прежде чем подыскать хотя бы более или менее приемлемую стратегию для дальнейших действий.

«Необходимо убедиться в том, что я действительно остался один во всём городе», — подумал мужчина. Для этого ему понадобилось бы совершить ещё одну поездку и попытаться наткнуться хоть на кого-нибудь. И если ему повезёт, то он выяснит, что же случилось.

Перед отъездом он нажал кнопку на пульте дистанционного управления, чтобы проверить, работает ли телевидение. Вместо привычных уголовных новостей, глупых ток-шоу и рекламы в телемагазине экран отреагировал лишь помехами.

Если у Вернона когда-нибудь и возникало ощущение безнадёжности положения, то сейчас оно достигло рекордной отметки. На мгновение он даже представил, как прыгун с шестом разгоняется по спортивной дорожке и берёт новую высоту, не сдвинув с места специальную планку. Комментаторы на стадионе громко скандируют: «Это невероятный результат! Участник по имени Безнадёжность становится абсолютным фаворитом соревнований!»

Мужчина щёлкнул кнопкой пульта, выключив телевизор, и покинул кабинет.

На строительной площадке, располагавшейся в шести милях езды от офиса, царило убийственное спокойствие. Казалось, словно техника застыла прямо на ходу: ковш экскаватора приподнялся над землёй с осколками асфальта, ёмкости автобетоносмесителей не вращались, а стрела подъёмного крана с платформой прекратила движение, словно крановщик в самый неожиданный момент отлучился с рабочего места.

«Похоже на кладбище металлических монстров», — подумал Вернон Левитт. Он осторожно преодолел предупредительные заграждения и направился в вагончик прораба. Дверь оказалась не запертой, так что мужчина без труда вошёл внутрь. Среди незатейливой обстановки он отыскал то, ради чего приехал сюда. На стене висел мегафон. Вернон взял его в руку, включил и поднёс ко рту.

«Один, два, три — проверка!» — его голос, немного искажённый усилителем, прозвучал достаточно громко. Теперь мужчина мог воспользоваться им. Он вернулся к машине, совершил манёвр для разворота и выехал на главную дорогу.

«Если кто-нибудь меня слышит, пожалуйста, дайте знать о себе!» — произнёс Вернон Левитт на ходу, управляя автомобилем и выставив мегафон в открытое окно.

На невысокой скорости он начал объезжать самые оживлённые (ещё вчера оживлённые) улицы города, но повсюду ему встречался только безжизненный пейзаж. Светофоры всё так же перемигивались друг с другом, и водитель усмотрел в этом злую иронию над нынешним одиночеством. Он даже не взглянул на запрещающий сигнал и поехал дальше.

«Меня зовут Вернон Левитт! Надеюсь, кто-то в этом городе слышит меня!» — голос сотрясал тишину, но никто не отзывался. Прошло не менее часа, прежде чем мужчина остановился, чтобы дать себе отдых.

«Мне нужно записать фонограмму, чтобы окончательно не охрипнуть», — пришла ему в голову отличная идея. Дома у Вернона была музыкальная система, которой часто пользовалась его жена. Новое воспоминание о Линде заставило его с горечью подумать о том, что они мало времени проводили вместе. Линда увлекалась живописью и постоянно работала в своей мастерской под музыку. Вернон Левитт не мог сказать, под какую именно, потому что не обращал внимания на подобные мелочи.

Он бывал здесь слишком часто, чтобы замечать то, чем именно занималась Линда. Около большого окна, от которого на пол ложилось трапециевидное светлое пятно, стояли незаконченные работы, а на стенах висели уже готовые картины. Вернон как будто впервые смотрел на тропинку в весеннем лесу, на отражение одинокого дерева в озёрной синеве, на идущего куда-то прохожего, кутающегося в плащ, чтобы не промокнуть под дождём. Линда всегда восхитительно рисовала, но муж почему-то не воспринимал её талант всерьёз.

Вернон Левитт приблизился к музыкальной системе и обнаружил рядом с нею компакт-диск неизвестного ему исполнителя с необычным именем Yiruma. Мужчина включил воспроизведение, и до его слуха донеслась прекрасная мелодия — «River flows in you». Именно под эту музыку его жена творила прекрасные пейзажи, наполненные удивительной внутренней жизнью. Он начал внимательно вглядываться в одинокого прохожего, изображённого со спины, но в какой-то момент ему показалось, что это он, Вернон, идёт под пеленой непрекращающегося ливня, стараясь удержать плащ от налетающих порывов ветра. Человек на картине словно двинулся с места и медленно пошёл вдаль, с каждым шагом уменьшаясь и растворяясь в своём одиночестве.

Нежные звуки, воспроизводимые музыкальной системой, набирали силу. Из разрозненных нот родилось настроение, а гармоничные созвучия заговорили на неведомом языке. Они ласкали и терзали одновременно. Вернон испытал странное желание заплакать, чего с ним ни разу не происходило за последние лет двадцать пять. Ему захотелось остановить музыку, но он, как зачарованный, не смел сдвинуться с места, как будто впал в забытьё.

На картине Линда выхватила одно-единственное мгновение из жизни человека под дождём, но Вернон уже видел, что она изобразила целую историю, а в сочетании с удивительной мелодией картина производила самый потрясающий эффект.