Поэт, океан и рыба. Стихи - Василь Махно

Перевод Марии Галиной

Нью-йоркская зима

Голубь нью-йоркский летит над Бродвеем.Хануки свечи сияют евреям.Брайтон скупает водку и чай.Вновь Рождество — три царя — полицейскихпроблеск мигалок, что звезд Вифлеемских.Вновь распродажа и снова печаль.

Вспорота ревом пожарных и скорыхтишь что сравнима с листом приговорабелым — лишь чаячьих букв череда —или с налипшим на зонтики снегом.В чайной нежданно встречаешься с беглымсловом погреться зашедшим туда

Зябко еще с декабря небоскребамкак на скамье подсудимых — всем скопом —словно святым Николаям всех странсхожим с подушками и с леденцамив сахарной пудре — и с теми дарамив святки что прячет колядник в карман

Можно пройтись — в самом деле — с пророкомпо-над сугробами по-над Нью-Йоркомпо-над Джуринкой[1] и в ней пескарьёмвместе со снегом у берега талымзнаемой чахлым шиповником тайнойи на колядках нажитым рублем

Пришлым в Нью-Йорк православным мирянамколядовать в Офф-Бродвее с Вирляной[2]не до Бродвея им здесь и снеговдлиннобудылых всех зданий соседнихсаксов тромбонов серебряных медныхвсяк восвояси убраться готов

Можно с собой прихватить — в самом деле —слов чьи составы на Брайтон слетелиськухни еврейской — гефилте фишчерной икры — оренбургских пуховыхи как поэзию прозой сухоюпересказать эту стылую тишь

Старой знакомой зима по Бродвеюбродит где вещи вовсю дешевеют.Весь в ожидании снега Нью-Йоркчастная жизнь засветилась огнямислов никаких и не нужно меж намиа над Младенцем — ухо и рог

Перевод Максима Амелина

Музыка в городе: Тернополь

в городе в коем сливаются джаз и помоисвора бездомных псов деревья и клумбы омочитрыжая сука разгонит голубей и зрителей запоздалыхотвислые титьки втянет и вытянет лапымузыка с черного входа и застоявшийся запах —я среди площади — и лишь эхо гуляет по залу

этого театра — он прилег себе сытым бульдогом —и суку-дворнягу площадью целой одолжил —Богом прощенный и вовсе им в сентябре оставленпросто бухой — забулдыга впавший в сон захолустныйв городе — кроме джаза — занятия есть и получше —свидетели Иеговы — активисты «Просвиты»[3] — сектанты

музыка города в клапане бьется сердечномвсех его улиц расклад ею краплен и меченможет украден у дующих пиво по подворотнями у гудящих в крутых до утра ресторанах все ночишпарит она и по миске собачьей и по трубе водосточнойи согревает площадь опереньем наседки и плотью

рыжую суку прикормила бомжиха с баяномраздувает меха словно легкие и орет полупьянодолго кашляет и собаке служить подает командуя забываю что музыка сделавшись ходким товаромэтому городу больше не верный друг и товарищно ведь бомжихе с псиной чем-то кормиться надо

я забываю каким ангорским мехом и лисьимза музыку эту и бабье лето мы расплатились —серебром почерневшим и дорогими вещами«Пятый» троллейбус — дуга слетела — пропала тяга —женщина за рулем — остановка в потемках — ватагавстреча с которой тебе хорошего не предвещает

я забываю про спетость общажного братствамешанину разлук — доводящую до разврата —легкого флирта — как вермута вкус и джина —наши курящие споры — никто ни пред кем не виновен —музыка эта по городу разносится будто новостьи я по бокалам ее разливаю неудержимо

я забываю свои стихи и даже их адресатовпоезд в Казатин — нолёвка — строй в казенных бушлатахи на стене караулки надпись из букв огромных«дембель неизбежен» — и про Афган песчаныйзначит ничто не вечно кроме прощанийи кто-то в письме с гражданки нет-нет о тебе да и вспомнит

я забываю как музыка города на Фабричной[4] являласьсводом законов по-своему музыкального криминалаи пацаны привыкшие жить сообразно с нимиостанавливали в темных углах фраеров и фраерши — на косяк и ширку — мигом их обобравшификсами посверкивали и ножичками выкидными

я среди площади стоя хочу обнять этот городхочу тебе эту музыку передать из рук своих гордохочу кентов повстречать в «Музе»[5] — тамошний лабухсунет тебе в карман свой сборник новых творенийи кофе закажет серой попахивающий горелойв последние годы он пишет как курица лапой

я на площади стоя — поджидаю «Западный ветер»[6]обещавший сюда вернуться — как памятник в бронзу одетый —все четверо встанут в ряд не по алфавиту и не по ростуа ушлая молодежь поменяет «Козу»[7] на «Корову»я хочу чтоб мы стали их джазом и рок-н-ролломвместе с Бруклинским мостом

Перевод Максима Амелина

* * *

течет времен воздушная рекалук с лирой — их как женщину рукаласкает — запирал на три замка

дороги на ночь — шороха одеждзолы — сплетя узлы — усни промежили следи из-под прикрытых вежд:

за теми приносящими дары:сухие стебли — горние миры —рыбешки плавничок песок икры

припомнишь детства золотой оплот:незримое тепло паук плетет —и пчелку липкую которой подметет

пути злой ветр — и время невзначайкак божий странник спички — подбирайи перстни звякают и остывает чай

вся болтовня про прошлогодний снегпро ключарей ворота и побегтрубу и бычий рог и кто стратег

сей замыкает анабазис зимпромедливая запахом: бензинвсласть прожигает воздух — шерсть козы

снега напоминают — сходни драмразбито войско — корчится от ранкороль — их бог — актер что отыграл

растенья сада у залетных флоррасспросят про дороги и просторпро струи воздуха чей молчаливый хор

занес и их язык в словарь хазарчто пахнет морем и песком — изапахи мгновенные как сад

и не уменьшишь этот скудный скарбтворенья мира из картонных картпрозрачного как темя родника

а сосчитав все спицы в колесевремен — не раз — по сорок и по семьсвершилось все — и беспредельна сеть

Перевод Аркадия Штыпеля

На поэтическом фестивале

10 поэтовзаявленные в программечитают стихидля 10-х слушателей может для 100

звучит симфония языков:украинского с эротичными вскриками скрипкипорхают льняные звуки арабскогобухают в груди маршевые ритмы немецких барабановстекает слюной джазовый тромбон английскогогобой перемалывает в своем животе испанский выговоргалантный саксофон французского пробуждает сексуальные грезыдозревающих девок

дирижера нети оркестр немного сбивается с ритма

переводы — отвратныеибо сделаны в спешкеорганизаторамкак всегда не хватает времени

еще 10 поэтов которые будут читать завтраслушают тех 10-х что читают сегодняи от усталости зеваютдумают о пиве о местных девкахо курсе валютыо нескольких поэтессах приехавших на фестивальи с сожалением отмечают что возраст женской поэзиинеуклонно приближается к пенсионномуа о чем может писать женщина после климакса?

увы молодых ахматовых — сильвий плат — ан бландиан[8]на фестивали еще не приглашаюточевидно ждут пока состарятсячто ж в этом есть своя логика

в стране где проводится нынешнийэкономический кризиспоэтому по гостинице шныряют тараканыа в ресторанах престарелые официанткиособых симпатий не вызывают

поэты дарят поэтам свои книгизная что никто их никогда не прочтетибо нельзя знать все языки мираоттого подобное действо напоминаетразговор глухих и слепыхпосле разрушения Вавилонской башни

о, наконец-то читает последний из сегодняшней программыскоро ужин

и можно будет поговорить о поэзиина которую не вылавливается рыбка местных слушателейибо все они решают финансовые проблемыпо мобильным телефонам

зал всякий раз пустеет:кто выходит на перекуркто попить пиваа кто подремать в гостинице

черная дыра поэзиисжимается от количества стиховчтобы поглотить— и это смешнее всего —саму поэзиюкоторая с недавних пор обслуживает самих поэтовсловно престарелые официантки в ресторанедавно не интересующие мужчин

формула поэзиизаписывается так 10 + 10 = 0

хотя как утверждают математики ноль является едва ли не наиважнейшимчисломв математических расчетах

и его черная дыра содержит такую энергиюкоторая способна поглотить самое себя

как мифический змейпожирающий собственный хвости формой тела своего создающий магический круг

из которого выхода нет

Перевод Максима Амелина