Золотое сердечко - Надежда Лухманова

Однажды вечером Анна Сергеевна объявила о невыносимой головной боли и, простившись со всеми, просила не беспокоить её и заперлась у себя в комнате, но через полчаса, надев мягкий фланелевый капот, такие же войлочные туфли, что позволило ей двигаться бесшумно как тень, она скользнула из спальни в уборную, оттуда в ванную и узеньким, тёмным коридором прошла в гостиную, где снова было темно. За портьерой, отделявшей зал, она услышала голос мужа и Люси.

— Нет, нет и нет, — говорила кокетливо Люси, — я ничего не хочу слушать и ничего понимать.

— Люси, не сводите меня с ума вашим кокетством, вы знаете, что я вас обожаю.

— Не верю, не верю, — смеялась девушка, — у вас есть жена.

— Ах, оставьте мою жену. Я знаю, что моя жена ангел, но…

— Немолодой и неинтересный! — со смехом добавила Люси. — До свиданья, пора спать.

Злые глаза Анны Сергеевны прильнули к скважине портьеры, она видела, как её муж схватил у самой двери француженку и старался поцеловать её, но та ловко вывернулась, махнула рукою, причём что-то золотое блеснуло под лучом лампы, и, отстранив его от себя, кокетливо смеясь, выбежала в коридор, и вдали слышно было, как сухо щёлкнул замок её комнаты. Алексей Петрович постоял минуту, провёл рукою по лбу и, тихо посвистывая, как бы в раздумье, прошёл к себе в кабинет.

Анна Сергеевна вошла в зал и нагнулась к полу, поискала и подняла с ковра маленькое золотое сердечко, которое Люси носила всегда в виде брелка на браслете.

«Вот, что блеснуло», — подумала она и положила к себе в карман.

Злость, настоящая злость наполнила теперь её сердце. Злость на себя за свой непростительный промах. Взять к себе в дом девчонку смазливую, кокетливую и поставить её с собою рядом, как для сравнения мужу, который, как все мужчины, конечно, прежде всего глядит на красоту, молодость и свежесть. Злость на француженку, которая, очевидно, хочет превратить простое ухаживание — любовное passe-temps [2] в серьёзную страсть.

«Я старый ангел, ну, подожди же, хоть и старый, а всё-таки ангел и своего мужа спасу из твоих демонских сетей».

Она ушла к себе и стала серьёзно обдумывать план окончательного сражения. Когда Алексей Петрович вошёл в спальню, он нашёл жену спящей. Минуту он глядел на её жёлтое, худое лицо, на тонкий, ястребиный нос, на узкие, поджатые губы, посмотрел на реденькие, сухие волосы, завитые колечками, на костлявое очертание тела под одеялом и, вздохнув, подумал:

«Да, она очень, очень добрая женщина, и она меня так любит».

Он снова вздохнул и лёг спать, отвернувшись к стене.

Анна Сергеевна проснулась рано, точно её кто толкнул, и сразу вспомнила и вчерашнюю сцену и план, созревший в её уме. Она встала неслышно как мышь, накинула капот, надела мягкие туфли и, ощупав в кармане, что нужно, вышла из комнаты; было пять часов утра, весь дом спал. Войдя в кабинет мужа, она на всякий случай заперла за собой дверь на защёлку, затем подошла к письменному столу, достала из кармана ключ, открыла правый ящик, там лежал красный кожаный портфель, она вынула из него деньги, ровно 500 рублей, положила обратно бумажник, затем уронила в ящик золотое сердечко, поднятое ею вчера на ковре зала, и заперла ящик снова на ключ. Анна Сергеевна была убеждена как всегда в правоте всех своих поступков, но, тем не менее, эта «экстренная» мера заставила её побледнеть. Минуту её руки так тряслись, что она не находила своего кармана, чтобы спрятать туда деньги и ключ. Когда она дошла до двери, ей послышались в коридоре чьи-то шаги, что, ежели муж? Сердце её болезненно замерло. Она открыла дверь — никого! Вернувшись в спальню, она, дрожа, легла в постель и закрылась одеялом, но сон уже не являлся. Она встала в восемь часов утра и скользнула в уборную, избегая как всегда делать мужа свидетелем неграциозных деталей своего утреннего туалета.

За чаем Анна Сергеевна имела вид строгий и пристально подолгу поглядывала на Люси, этою тактикою она скоро привела молодую девушку в волнение и смущение; m-lle Люси начала говорить невпопад, нервно смеяться и обратила на себя внимание Алексея Петровича. Тогда Анна Сергеевна, улучив минуту общего молчания, вдруг спросила:

— M-lle Lucie, вы потеряли ваше сердце?

Люси вспыхнула, Алексей Петрович не донёс стакана до губ и тоже взглянул на жену.

— Я спрашиваю, где ваше золотое сердечко? Я так привыкла видеть этот брелок у вашего браслета.

Люси, заметившая утром свою пропажу, уже искала брелок в зале, на ковре, теперь, подозревая, что Анна Сергеевна говорит неспроста, чуя намёк на вчерашнюю сцену, растерянно поглядела на Лебедева. Но тот не понимал ничего, он видел только смущение, почти испуг девушки, но не находил объяснения, потому что не связывал потерю брелка со вчерашним вечером, притом он был убеждён, что жена его ничего не видала и ничего не подозревала.

Не давая возможности Люси объясниться с Алексеем Петровичем, Анна Сергеевна немедленно после чаю отправила её с Андрюшею к своей матери, надавав ей мимоходом массу поручений, она сама проводила ребёнка и гувернантку до прихожей и стояла там, пока человек не запер двери.

Алексей Петрович пошёл в свой кабинет, открыл ящик письменного стола, чтобы достать деньги, и вдруг остановился как испуганный; золотое сердечко, оторванное от тонкой цепочки, лежало перед ним на бумагах. Он ничего не мог понять, что такое, зачем, каким путём? Он взял брелок с суеверным недоверием, как будто тот мог исчезнуть из его руки. Да, это «её» сердечко, то самое, которое он подарил ей два месяца тому назад; но как могло оно попасть сюда? Ничего не понимая, он положил его в свой боковой карман, затем взял портфель, открыл его и ахнул: денег в нём не было. Он посмотрел внизу, наверху, дрожащими руками перебрал бумаги, и вдруг краска стыда залила его лицо. Мысль, пришедшая ему в голову, даже испугала его. Между тем это сердечко, очевидно, оторванное второпях и упавшее в его ящик… Разве это не доказательство?

В дверь Алексея Петровича постучали, он быстро захлопнул ящик и, обернувшись, спросил:

— Что надо?

— Это я, друг мой…

— Аня? Войди…

Анна Сергеевна подошла, взяла его за голову двумя руками и мягкой, почти материнской лаской поцеловала в волоса.

— Я бы хотела, Алёша, поговорить с тобою по одному очень печальному и щекотливому делу, но боюсь расстроить тебя.

— Меня? По какому делу? Ты, пожалуйста, говори, если начала, я не люблю недомолвок.

Алексей Петрович волновался: «Неужели жена что-нибудь подметила, пойдут слёзы, упрёки, жалобы. Ах, чёрт знает, вечно вляпаешься, сколько раз давал себе клятву дома никогда не заводить ничего»…

— Алёша, не волнуйся, ради Бога, ни ты, ни я, мы тут не можем ничего, — Люси…

— Что такое Люси? Верно какие-нибудь сплетни!

— Алёша, ты знаешь, что я не способна слушать никаких сплетен. Я знаю, что ты добр, справедлив, знаю, что мне ты первый друг и помощник, вот я пришла переговорить с тобою.

Алексей Петрович ничего не понимал, но тон жены начинал успокаивать его душевную тревогу.

— Ты так добр, сколько я наблюдала твоё поведение с Люси… — она остановилась.

— Ну… — нервно подогнал её муж.

— Я поняла, что ты жалеешь молодую девушку, так же, как и я… Молода, талантлива, хороша собою и — гувернантка. Ведь ты видел, что я делала всё, что могла: я вывозила её, баловала, она была у меня в доме скорее как дочь…

— Ты добрая, милая, — Лебедев поцеловал руку жены и подумал: «Вот женщина! Никогда в её чистом сердце даже не умещаются подозрения!»

— Видишь, Алёша, я начинаю бояться, что это — ловкая интриганка…

— Аня!..

— Подожди, дай мне высказаться: она служила у Трипольских. Те подержали её всего полгода.

— Но Трипольский не давал ей прохода!..

— Алёша, это говорит она; может быть, уйдя от нас, она будет говорить то же самое о тебе. Она жила у Прохоровых, и те, уезжая за границу, взяли другую гувернантку с собою, а её рекомендовали нам.

— И как рекомендовали!

— Ах, Боже, да неужели я теперь, если отпущу её, решусь скомпрометировать молодую девушку? Прохоров говорил только об её занятиях и умении обращаться с детьми; что же, это всё справедливо, но дальше…

— Аня, да в чём ты её обвиняешь?

— Знаешь, мне даже стыдно сказать. — Анна Сергеевна подошла к дверям, плотнее закрыла их и продолжала вполголоса. — У меня с некоторых пор стали пропадать из комода и туалета деньги и вещи…

— Аня! — Алексей Петрович весь вспыхнул и невольно рукою ощупал в боковом кармане золотое сердечко.

— Я бы никогда не посмела сказать ничего такого, — продолжала жена, — но вот ключи. — она подала ему связку небольших ключиков. — Вот этот подходит ко всем моим ящикам.

Алексей Петрович взял в руки металлическое кольцо, на нём был костяной ярлычок с надписью: «Lucie Mureau». Между другими ключами он увидел дубликат своего от письменного стола и чуть не выронил связку из рук.