Искатели сокровищ - Алик Затируха

– Круто! – одобрили мои слушатели амуницию Володи Кузьпелева. – Наших вахтерш не всякое землетрясение со стула поднимет.

Продолжаю:

– Визит «фельдъегеря» организовали так, чтобы в это время в квартире никого, кроме Вани, не было. Вручил Володя Ване пакет и заставил расписаться в его получении на каком-то клочке бумаги. Еще строго приговаривал при этом: «Только разборчивей, пожалуйста, товарищ Быков! Это вам не за валенки расписываться». Ваня все время норовил встать по стойке «Смирно!», а когда Володя уже собирался уходить, шепотом спросил: «Конфиденциально – это как?» Володя поднес к его носу кулак и тоже шепотом пригрозил: «Попробуй только проболтаться кому-нибудь!..»

– Ну а что было написано в том вашем фальшивом приглашении? – поглядывая на часы, поторопил меня Федор Павлович. Ему, кавалеру нескольких трудовых наград, смешочки над самой главной из них казались неуместными.

– А текст «Приглашения» был такой: «Уважаемый товарищ Быков Иван Федулович! В связи с присвоением Вам звания «Герой Социалистического Труда», Вы приглашаетесь в Георгиевский зал Кремля для торжественного вручения Вам Золотой Звезды и Почетной грамоты. Настоятельно рекомендуем постирать носки, выучить Гимн Советского Союза и постричься под «полубокс». Вход в Кремль – через Спасскую башню. Калоши сдать часовому. При встрече на территории Кремля с членами Политбюро следует представляться: «Новоиспеченный Герой Социалистического Труда – Быков. Прибыл для увенчивания лаврами».

Прочитал Ваня приглашение – смотрим, что-то очень уж он засуетился. Часто и надолго из общежития стал отлучаться. Ну, думаем, или текст Гимна где-то в библиотеке зубрит, или самую лучшую парикмахерскую ищет. А ведь не говорит никому ничего – приказ фельдъегеря о соблюдении конфиденциальности выполняет. Но вот как-то приходит довольный и что-то завернутое в газетку под кроватку свою прячет. Подсмотрели. Калоши. Так и пошел в Кремль в назначенное время – с калошами подмышкой.

Федор Павлович молча встает – сигнал, что перекур окончен. Историю наградного похода досказываю уже на ходу.

– Что там было с Ваней Быковым у Спасской башни – тайна великая. А только домой он приплёлся глубокой ночью. Пьяный в дым и без калош. Вот после этой воспитательной акций комендантша мне и сказала: «Вы, Затируха, – мелкий политический провокатор. В СССР так не шутят!» Решила от меня избавиться и добилась моего перевода в бибиревскую общагу. Поближе к границам Москвы. Я, говорит, уверена, что ваш следующий переезд, гражданин Затируха, будет уже за 101-й километр.

Общее мнение: после организации ещё одного подобного глумления над высочайшими правительственными наградами родина поступит со мной еще более жёстко.

Выходим из курилки, снова взбираемся на фермы. Теперь – до обеда.

В начале перерыва на обед бригаду собрали в вагончике начальника участка. Всем ее членам, победителям социалистического соревнования, посвященного ХХV съезду КПСС, были торжественно вручены одинаковые электробритвы, самые дешевенькие из производимых в стране. А также обещаны сегодня, в день получки, еще и скромные денежные премии.

Прежде чем отпустить бригаду на обед, начальник участка спросил, кого Федор Павлович хочет оставить за бригадира на время своего отпуска.

– Затируху… Или Ведяшкина. Пусть бригада голосует.

– Беру самоотвод, – сразу сказал я. – Только два навыка, необходимых каждому советскому строителю, я развил в себе лучше, чем Коля Ведяшкин. Бегать на обед и проверять деньги, не отходя от кассы. Коля должен остаться за бригадира, тут и думать нечего.

Из-за награждения с обедом припозднились. В столовой метродепо «Калужская» стояли уже не тамошние работяги в черных промасленных спецовках, а конторский народ депо. Их меньше, они привыкли к простору, неспешному выбору блюд.

Витя Кудрявцев этого не учел и тут же получил увесистую оплеуху:

– Ну, куда вы лезете! Не успеете что ли! – зло сказала ему стоявшая перед ним у стойки самообслуживания дама, когда он, потянувшись за стаканом кефира, осквернил нечаянным прикосновением своих брезентовых штанов ее юбку. – Лезет!.. Вас вообще не должны были пускать в столовую!

С пролетариями, даже столичными, Витя всегда был готов к любому диспуту на привычном для сторон языке. Но вот свое владение нормативной лексикой оценивал очень скромно и перед конторскими служащими, своими и чужими, тушевался.

Перевожу разговор на себя:

– Должен вас поправить: пускать нас в столовую должны. Об этом у нашего треста есть письменная договоренность с вашим депо.

Отповеди не получилось. Оказывается, она знала об этой договоренности не хуже моего. Не сама ли её составляла или печатала.

– С двенадцати до двенадцати тридцати, – и еще раз брезгливо одернув свою юбку, будто про себя, но внятно добавила:

– Лимита бестолковая!

Даже вновь и вновь становясь победителями соцсоревнования, мы никогда не обижались на «лимитчиков». Да мы и сами себя так называли. Но вот ведь фонетические тонкости – «лимита» почему-то била хлыстом и болезненно задевала нас. Большой знаток родного языка придумал это убойное словцо.

Злость дамы была явно несоразмерна нашим проступкам перед работниками метродепо «Калужская». Хотелось указать ей на это.

Вежливо интересуюсь:

– А вы, сударыня, надо думать, из самых знатных московских фамилий происходите? Не боярынькой ли какой-нибудь в тридцать третьем колене будете?

Дама свой яд никакой показной вежливостью не разбавляла:

– Боярынька не боярынька, а коренная москвичка. В столовую прихожу в свое время, на головы другим людям не лезу, идиотских острот не сочиняю!

Взгляды и шепотки конторских красноречиво подтверждали: «Да, мы, коренные, все делаем как положено, а вот от бестолковой „лимиты“ в Москве уже проходу не стало».

– Коренная москвичка, ишь ты!.. – Витя, кажется, намерен был обострить противостояние «лимиты» и «коренных» у котла с рассольником, но я не дал разгореться пожару.

– Не принимай, Витя, близко к сердцу эти нападки. Некоторые товарищи просто еще не знакомы с последними работами ведущих советских социологов. А их исследования убедительно показывают: лимитчики нигде и ни в чем не уступают коренным жителям. Более того, их отличает особая сметка, особая ловкость в работе, особая восприимчивость к историческим указаниям партии и правительства. Поэтому они намного чаще других трудящихся становятся победителями социалистического соревнования и награждаются пепельницами, мыльницами и другими ценными подарками.

«Коренные» дружно хмыкнули. В запале я еще более повысил статус нашего брата:

– Если хорошенько разобраться, Рюрик тоже был лимитчиком…

С аппетитом уплетая жиденький деповский супец, Витя Кудрявцев суммировал свои столичные наблюдения:

– Говорят: «Коренной москвич» – как грудь в орденах показывают.

Я тоже категорически не принимал этого московского расизма:

– Когда «коренной» гордо заявляет: «Я – коренной москвич!», он должен сразу добавлять: «А ты – саранча залетная, которая прилетела в Москву только для того, чтобы обжирать нас». Иначе пафос первой части просто непонятен.

– Наверное, рассчитывают на сообразительность нашу, – предположил Витя. – Сами о второй части догадаемся.

Оказалось, не всегда рассчитывают.

– Рюрик педикулёзный… – негромко, но отчетливо сказала «боярынька», проходя мимо нашего стола на выход из столовой.

Облизывая ложку, Витя сказал:

– Ну, что такое Рюрик, – это я приблизительно знаю. А вот что такое «педикулёзный» Рюрик? Что-то венерическое?

– Хуже, Витя, – огорчил я его. – Педикулёз – это вшивость.

После обеда мы снова работали на ферме рядом.

Пока краном подавали очередной швеллер, Витя спросил:

– А чего ты, Алик, от бригадирства отказался? Большинство было бы за тебя…

– Не хочу никого обманывать, Витя. Не блестящая строительная карьера – настоящая цель моего приезда в Москву. Меня влекут более возвышенные занятия. Например, работа ночным сторожем. Одна из древнейших и почетнейших профессий. Она очень стимулирует творческие способности. Оставляет досуг для глубоких философских размышлений и многогранной общественной деятельности. Если когда-нибудь получу постоянную московскую прописку – сразу уйду в ночные сторожа.

– И с чего начнешь свою общественную деятельность?

– Наметки, с чего начать, есть. Можно начать, например, с бескомпромиссной борьбы за превращение Садового кольца действительно в кольцо садов. А то – одно название. Приезжает человек в Москву, идет к Садовому кольцу полакомиться яблоками и грушами, а что вместо этого получается? Вместо этого, отравленный выхлопными газами, он становится жертвой дорожно-транспортного происшествия с многочисленными сотрясениями и переломами. И хорошо ещё, если это произойдёт рядом с Институтом Склифосовского… А Коля Ведяшкин будет хорошим бригадиром, вот увидишь, Витя. По моим наблюдениям, природа лепит лучших бригадиров по единому шаблону: нос – картошкой, ладонь – лопата и угрюмости в лице – на три похоронных команды. Нос и ладони у Коли – что надо. Угрюмости вот пока маловато, но это дело наживное…