Искатели сокровищ - Алик Затируха

Попытаться хоть чуть развлечь его – что еще могли мы сделать для Михаила Карповича.

Просматривая газеты, говорю:

– А вы не находите, товарищи, что наша медицина как-то очень кисло откликается на исторические предначертания ХХV съезда родной КПСС? Растут надои молока, увеличивается выплавка чугуна и стали, больше заготавливается хвойного кругляка и щетины, а медицина как бы отстранилась от всеобщего энтузиазма. Где сводки Информбюро о битвах с глистой и холерными вибрионами? Где послесъездовская сшибка мнений о путях борьбы с косолапостью и облысением советского человека?..

– Где рапорты с мест об искоренении поноса на 120 процентов? – подхватывает Моня.

– Где… – вращая глазами по сторонам и прищелкивая пальцами в поисках нужного слова, Вася тоже пытается вступить в заданную игру, но я, дабы не потерять вдохновения, эгоистически не дожидаюсь его прихода к другому:

– Предлагаю написать и повесить в нашей образцовой палате лозунг дня: «Медик, кальций – не панацея. Шире внедряй в организм больного калийные и фосфатные удобрения! Крепи кость трансурановыми элементами!» Нарисует лозунг дня Моня, а повесит его на видном месте, конечно, Вася. С его огромным опытом по развешиванию транспарантов…

В этот момент Михаил Карпович как-то очень нехорошо захрипел и отчаянно замотал головой.

– Что такое, Карпыч? Что, старина, плохо тебе? – всполошились мы. – Позвать врача?

– Никого не зовите. Слушайте меня внимательно и не перебивайте… Моня, приготовь бумагу и карандаш. Пусть хоть у вас останется память обо мне. Успеть бы только…

Успел.

Потом мы позвали медработников.

До следующего дня старый шофер не дожил.

Глава III. На контроле ЦК

– Разрешите, товарищ генерал?

– Проходите, Владимир Кузьмич.

В кабинет генерала КГБ Лунина входит майор Посин.

– Садитесь, закуривайте… Как вы, наверное, догадываетесь, Владимир Кузьмич, вызвал я вас не для пожелания счастливого отпуска. Увы, все сюрпризы и неожиданности в графики наших отпусков не заложишь. Понимаю, что эта немудрёная сентенция будет слабым утешением для вашей супруга, но…

Генерал Лунин развел руками, давая понять, что как раз эта немудреная сентенция и будет единственным утешением для супруги майора Посина.

– Понимаю, товарищ генерал.

– Владимир Кузьмич, что вы слышали о «Красном алмазе»?

– Нечто похожее на мифы и легенды о Янтарной комнате доводилось слышать.

– Верно, есть у Янтарной комнаты и сокровищ «Красного алмаза» общее. Это общее – тайна исчезновения. Но есть, как вы, должно быть, заметили, и существенное отличие. Мифы и легенды о Янтарной комнате сочиняются и муссируются всеми, кому ни лень. Догадкам, предположениям нет числа. Литература о ней – это, теперь, пожалуй, уже самостоятельный предмет для исследований.

– Да, нетрудно заметить, Янтарная комната – не запретная тема.

– И понятно, почему, Владимир Кузьмич, Янтарная комната – тема не запретная. Ее вывезли немцы. Они похитили наше национальное культурное достояние. Как ни поверни – грабеж. Поэтому естественно желание многих и многих энтузиастов у нас и за рубежом помочь нам в ее поисках – хотя бы еще одной порцией самых фантастических догадок и предположений. А вот к исчезновению сокровищ «Красного алмаза» иноземные завоеватели прямо не причастны. Но не только это заставляло никогда не афишировать их пропажу, да и само их существование в природе.

– Что же они собой представляли, товарищ генерал?

– Сокровища «Красного алмаза» представляли собой собрание уникальных по своей художественной ценности драгоценных ювелирных изделий, составной частью каждого из которых были крупные бриллианты… Вы, Владимир Кузьмич, конечно, понимаете, почему после революции возникла необходимость в создании такого отдела при ВЧК? – генерал Лунин пытливо посмотрел на майора Посина.

Да, майор Посин понимал – почему тогда возникла такая необходимость.

Каждой великой революции – свой великий грабеж. Кого грабить – революцией названы. Кому – тут первыми и самыми способными станут те, кому при любом режиме грабить – на роду написано. И вот уже у многих красных командиров и командирчиков завелись заветные шкатулки, а то и сундучки, в которых сверкают ласкающие глаз вещички. Верные ординарцы и во сне их из рук не выпускают. И в тылу узаконенная революцией экспроприация способствует появлению у многих ответственных за нее товарищей таких заветных кубышек. Вот тут паханам революции и пришлось показать – кто в разграбленном доме хозяин.

«Сдать! Всё!» – строго отстучали телеграфы по всем направлениям революции. Пустить в показательный распыл дюжину-другую мелких красноштанных атаманов, не поспешающих выполнять приказ Центра и норовящих расховать содержимое своих кубышек по чердакам и подвалам. Все драгоценности ныне и впредь сдавать уполномоченным созданного при ВЧК отдела «Красный алмаз».

… – Вот и потекли отовсюду драгоценности в этот отдел, – продолжал генерал Лунин. – Там с ними работали высочайшие профессионалы. Они ни в чем не уступали своим коллегам из «Антиквариата», конторы, которая работала с ценностями Оружейной палата. Да и знал ли кто в этой почтенной конторе о возникновении тайной сокровищницы и масштабах работы в ней.

– А в чем была суть этой работы, товарищ генерал? – спросил майор Посин.

– Говоря попросту – в сортировке. Шедевры оставлялись в хранилище «Красного алмаза», а остальные драгоценности… Что происходило с остальными – это вопрос. Не исключено, что эти, менее ценные, бриллианты пошли в тридцатые годы на бурильные установки, когда государству остро не хватало промышленных алмазов. Возможно, часть из них была продана за границу. Для финансирования ускоренной индустриализации страны все средства были хороши.

– А как в отделе поступали с теми изделиями, которые признавались шедеврами ювелирного искусства?

– Никак – если можно так сказать. Со дня поступления и до таинственной пропажи все эти уникумы оставались в хранилище «Красного алмаза», в Фуркасовском переулке. Можно предположить, что за все время существования отдела наверху так и не было решено – что же делать со всем этим великолепием. И это затруднение, Владимир Кузьмич, понять можно. Как, действительно, следовало поступить с ними? Использовать уникальные бриллианты для промышленных целей? Распиливать и в таком виде продавать за границу? Но ведь все это – предметы огромной материальной, художественной, исторической ценности. Уродовать их было бы варварством.

– А почему, товарищ генерал, нельзя было выставить их на зарубежные аукционы?

– Этому, надо полагать, мешала революционная форма изъятия их у бывших владельцев. Многие из этих драгоценных шедевров, переходящих из поколения в поколение, значились в соответствующих каталогах. Каждому такому лоту могла сопутствовать истерика какой-нибудь экс-графинюшки, узнавшей фамильную реликвию. И мародерство большевиков опять стало бы главной темой буржуазной печати.

– А почему тогда эти драгоценные изделия не экспонировались в наших музеях, уж коли так велика была их историческая и художественная ценность? – спросил майор Посин.

– Число музеев, где могут экспонироваться такие уникумы, очень ограничено. А достойных экспонатов и без того достаточно. Например, в той же Оружейной палате даже не все яйца Фаберже выставляются. Некоторые эвакуированные туда из Петрограда еще в 1914 году драгоценные изделия из сокровищницы императора и по сей день остаются упакованными в ящики и сундуки.

– Да, запасники наших главных музеев будут, наверное, побогаче их открытых экспозиций.

– Ну, самое достойное, конечно, выставляется. Хотя бы в порядке очередности. Но вот как можно было выставлять вещички «Красного алмаза»? Сколько недоговоренности было бы в такой экспозиции. Чего скрывать, ведь порой с тел без суда и следствия казнённых людей снимались те вещички.

– Возможно, товарищ генерал, наверху было решено выждать какое-то время, чтобы подзабылось происхождение этих драгоценностей? А уж потом как-то с пользой распорядиться ими.

– Очень может быть, Владимир Кузьмич. Как говорят летчики-испытатели – когда не знаешь, что делать, не делай ничего. Со временем сокровища «Красного алмаза» только бы прибавили в цене. Так или иначе, а пролежали они без движения до самой войны.

– Как я понимаю, товарищ генерал, в 1941 году их должны были эвакуировать из Москвы?

– Вот мы, Владимир Кузьмич, и подходим к тайне их исчезновения. Да, «Красный алмаз» эвакуировал свои сокровища. Для удобства транспортировки было решено отправлять только одно, так сказать, место. По специальному заказу на заводе «Серп и молот» был срочно изготовлен из стальных листов ящик-сейф. К нему приварили восемь ручек. Только восемь достаточно крепких мужчин могли переносить этот стальной короб с упакованными в нем драгоценностями. 16 октября 1941 года его погрузили в автофургон, выкрашенный как санитарная машина, и вывезли из хранилища в Фуркасовском переулке. Только «старший» машины знал – куда ехать. Но до места назначения фургон не доехал. И вот уже тридцать пять лет о сокровищах «Красного алмаза» не было ни слуху, ни духу.