Замок из дождя - Кристина Лестер

Алиса сама рубила сук, на котором сидела. Она делала это планомерно, в течение всех четырех месяцев, пока они «встречались», она делала это, когда у Филиппа появилась свеженькая любовница, и вот наконец срубила совсем. Нельзя с ним говорить о свадьбе. Нельзя. Во всей жизни, то есть в романах с женщинами (а вся его жизнь и была один сплошной роман с женщинами), Филиппа интересовали две вещи: первое — как доставить наслаждение и прослыть умелым любовником, и второе — как, прослыв умелым любовником, сохранить свободу и личную неприкосновенность.

Интересно, как это Алиса умудрилась так быстро кому-то себя просватать? Неужели тоже параллельно встречалась с кем-то еще? Вот негодяйка! Жила в его доме, ела и одевалась за его счет (да еще в Милане!), а сама спала с каким-то парнем! А главное — от него, Филиппа, можно не скрывать бедность, а тот парень настолько хорош, что ничего не должен об этом знать! Интересно, что думает по этому поводу ее пуританская семья?

И вообще, когда это ей успели сделать предложение, если они в общем-то официально не расставались? Впрочем, Филипп никогда ни с кем официально не расставался, полагая, что девушки и сами должны понимать, что наступил конец отношениям. Некоторые понимали, некоторые — нет. Те, кто не понимал, устраивали глупые разборки друг с другом. А те, кто понимал больше чем надо, устраивали разборки ему. Филипп на секунду задумался. Нет, Алиса никогда не была умна. Вряд ли она смогла бы инсценировать такой спектакль просто ради денег. Но и с другой стороны: если она и правда собирается выходить замуж, это тоже обидно слышать. Трудно разобраться, чего больше всего не хочется признавать: ее ум или ее коварство. И в том, и в другом случае — его собственная персона во всей этой истории выглядит просто комично. А ведь еще в среду он себя уважал за хитрость и дальновидность. И считал, что отучил ее устраивать сцены на людях. Правда, результат кое-какой тоже имелся: до конца недели Алиса больше не звонила и не приходила.

А в субботу утром Филипп уехал с городской квартиры в свой лесной домик, потому что вдруг полюбил дождь. И единственным, кого он хотел сейчас видеть, был полосато-серый старый кот по имени Луциан, который прожил с ним пятнадцать лет и считался уникальным, потому что умел выговаривать некоторые слова. Впрочем, теперь это было не важно: почти все время они молчали и слушали дождь. Филипп был готов до конца жизни слушать дождь.

Звонок в дверь, похожий на удар гонга, нарушил размеренный ход его мыслей. И хотя мысли были, правду сказать, далеки от полного спокойствия, обстановка любимого дома, сонный дождь за окном и довольный сытый Луциан — вступали в спор с уместностью этого звонка. Зачем здесь какие-то посторонние? — подумал Филипп. Зачем здесь вообще кто-то нужен, кроме них с Луцианом?.. И на секунду он заколебался: а стоит ли вообще открывать? Свет нигде не горит, пламя камина с улицы не видно, а времени еще только половина третьего, так что если этот гость немного постоит у закрытой двери, то вполне может еще развернуться и засветло доехать до Берлина. Но звонок повторился, и в его непреклонной настойчивости Филипп почувствовал Судьбу. Он нехотя встал и пошел к двери. «Только бы не женщина!» — успел подумать он, прежде чем холодный влажный воздух обрушился на него в очередном припадке осеннего ветра.

Но на пороге стояла именно ОНА. Потом, день спустя, когда было, откровенно говоря, уже поздно, Филипп вспомнил, что ОНА выглядела именно так. Но не сейчас. Сейчас он с досадой посторонился, впуская ее внутрь, и молча притворил дверь. Непогода, которую он только что любил сильнее всего и не хотел ни с кем делить, осталась за дверью, а эта посторонняя лишняя девушка — тут. Но зачем?..

Она вытерла воду с лица, откинула светлые волосы со лба и вдруг заговорила по-французски:

— Простите. Но мне надо где-нибудь обсохнуть и согреться… Я ехала не сюда, так получилось.

Французский он знал не очень хорошо, поэтому ответил устало и раздраженно:

— Я так и понял.

Она всмотрелась в его лицо.

— О. А я вас узнала. Мы уже встречались. Помните?

— Надеюсь, что вспомню. Теперь мне полагается вас греть, кормить и развлекать?

Филипп говорил и удивлялся: разве когда-нибудь он позволял себе так разговаривать с девушками? Сейчас он должен рассыпаться в любезностях, сейчас он должен… Она скинула сумку с плеча и бесцеремонно уселась в кресло возле камина. Луциан счел это безнравственным, презрительно выгнул спину и ушел на диван.

— И ничего вам не полагается, — отвечала девушка. — Просто дайте мне немного согреться… Чертов таксист!.. И можете выгонять.

Филипп с тоской закатил глаза. Так начинались миллионы его связей. Сначала девушка просит помощи, причем в какой-нибудь банальной ситуации типа этой, потом соглашается провести с ним ночь, а потом ему приходится объяснять ей, что он не знакомит с мамой и папой первых встречных и к ее родителям на выходные тоже не поедет…

— Да, это точно вы, я вас вспомнила. Это было впечатляюще! Но давно. Лучше дайте что-нибудь поесть.

Чем-то она напоминала Алису. Наверное, своей бесцеремонностью.

— Где же это я вас успел впечатлить? — на всякий случай спросил Филипп и устремился в кухню.

Вот, теперь ему придется готовить еду. А он не умеет. Он только что съел отменный обед, доставленный из местного ресторанчика, а что можно сделать из имеющегося запасного сырья в холодильнике, он не знал. Если только пару бутербродов — и то не первой свежести, потому что продукты лежат тут со вторника, когда они с Люси, последовательницей Алисы, устраивали тут ночь любви.

— Да вы не мучайтесь, — услышал он голос за спиной. — Я сама приготовлю, только покажите, что где лежит.

Филипп молча кивнул на холодильник и ушел, оставляя их наедине друг с другом. В комнате он улегся на диван и положил кота себе на живот. Луциан полностью разделял неодобрение хозяина. Он опасливо косился на кухню, брезгливо подергивал усами, словно человек, который морщит верхнюю губу, и иногда что-то отрывисто мяукал.

Сомнений быть не могло: впервые за пятнадцать лет совместной жизни кот не одобрил девушку Филиппа. Что было само по себе удивительно, ведь обычно они все ему очень нравились. А к тем, у кого имелась аллергия на кошачью шерсть, этот негодяй был особенно внимателен и ласков. Безошибочно чуя неприязнь девушки, он со злорадным видом мог подолгу сидеть рядом, и только у Алисы хватило духу откровенно сказать Филиппу:

— Твой кот так внимательно смотрит! Еще немного, и он начнет давать советы, как нам надо ЭТО делать… В общем, так: или ты запрешь его в другой комнате, или с этого момента можешь целоваться только с ним!