Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - Балинт Мадьяр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Схема 5.1: Три возражения против неоклассического синтеза, которые ставят под сомнение три его основные аксиомы
• Поведенческая экономика ставит под сомнение неоклассическую аксиому об экономических акторах, то есть о рациональности их выбора. Проще говоря, рациональность в экономике означает, что принимается то решение, которое приносит максимальную прибыль (и минимальные затраты). Модели неоклассической микроэкономики подразумевают, что люди рациональны, потому что (1) поведенческие отклонения от рациональных вариантов решения случайны и в итоге статистически дополняют друг друга, и (2) те, кто ведет себя иррационально, несут потери и в перспективе оказываются вытеснены с рынка, то есть иррациональные акторы перестают быть его участниками, а наполняют его именно рациональные акторы[6]. Поведенческая экономика ссылается на психологию и утверждает, что иррациональность не случайна, но закономерна, и функционирование рынков определяют, как правило, такие явления, как эвристика и когнитивные искажения (боязнь потери / loss aversion, создание условий / framing, эффект «якоря» / anchoring и т. д.)[7]. Поэтому поведенческая экономика считает, что в экономических моделях неоклассическая аксиома рациональности должна быть сформулирована с учетом так называемой ограниченной рациональности.
• Институциональная экономика ставит под сомнение неоклассическую аксиому о рынке, то есть о том, что обмен происходит на основе спроса и предложения. Неоклассический синтез утверждает, что всякий раз, когда (1) участник рынка имеет A и оценивает его дешевле, чем B, и (2) другой участник рынка имеет B и оценивает его дешевле, чем A, между ними происходит добровольный обмен A на B. Это объясняется тем, что первый участник считает выгодным обмен своего менее ценного А на более ценный В, и наоборот, другой предпочтет обменять менее ценный для него В на более ценный А[8]. Институциональная экономика утверждает, что это не всегда так (1) из-за наличия или отсутствия институтов (таких как имущественные права, договоры и социальные нормы), а также (2) из-за транзакционных издержек, то есть всего, что стоит на пути добровольного обмена между людьми[9]. Таким образом, институциональная экономика считает, что неоклассическую аксиому о том, что только личные предпочтения или спрос и предложение регулируют распределение ресурсов, необходимо дополнить акцентом на существующие и меняющиеся ограничения, которые структурируют политическое, экономическое и социальное взаимодействие[10].
• Реляционная экономика ставит под сомнение неоклассическую аксиому о государстве, то есть о том, что его роль заключается в исправлении фиаско рынка (market failure). Основываясь на принципе рациональности, неоклассическая микроэкономика приходит к выводу, что государство должно вмешиваться в свободный рыночный обмен, только когда рынок терпит фиаско, то есть когда рациональность индивидов не приводит к рациональности группы (когда каждый человек принимает правильное решение, а группа при этом принимает неправильное решение)[11]. Наиболее распространенными примерами здесь служат загрязнение окружающей среды и недопроизводство общественных благ, таких как уличные фонари и дамбы. Расширяя определение фиаско рынка, макроэкономика добавляет, что для исправления общенациональных провалов, таких как экономические кризисы, инфляция и безработица, необходимо вмешательство государства[12].
Реляционная экономика полагает, что предписания о том, куда должно вмешиваться государство, игнорируют фактические механизмы политики и ошибочно подразумевают, что, если государство вмешивается, то оно теоретически применяет оптимальные меры, выработанные экономистами. Вместо необоснованных предположений о «всезнающем великодушном диктаторе»[13] реляционная экономика утверждает, что (1) политики ведут себя так же, как все другие люди, и как и экономические акторы, могут быть более или менее меркантильны, (2) их мотивации формируются в русле взаимоотношений публичных и частных акторов, и (3) таким же образом принимаются политические решения[14]. Следовательно, реляционная экономика считает необходимым расширить неоклассическую аксиому, рассматривающую государство как институт исправления рыночных фиаско, дополнив ее анализом реально существующих процессов и феноменов (взаимосвязей), которые влияют на приятие государственных решений, а также анализом последствий этих решений с точки зрения взаимосвязей.
Помимо того, что все три упомянутые неортодоксальные школы оспаривают базовые неоклассические аксиомы, между ними есть еще два сходства. Во-первых, все они утверждают, что неоклассическая мысль, опирающаяся на методологический индивидуализм, не учла, что на предпочтения и действия индивидов может влиять группа, и в силу этого она тоже должна быть предметом экономического анализа[15]. Во-вторых, что более важно для нашей книги, все три направления обращают внимание на реальность, то есть на реальное положение дел участников рынка, структурирующих рынок социальных институтов и государственных акторов. Они призывают включить эти идеи в экономическую теорию, чтобы она лучше отражала эмпирическую реальность[16].
В рамках нашей структуры наиболее подходящей для посткоммунистического региона теорией является именно реляционная экономика. Это не означает, что идеи других школ (или других неортодоксальных школ, которые мы не упомянули) не могут применяться для анализа этих стран. Скорее мы утверждаем, что реляционная экономика может дать наиболее полное представление о функционировании посткоммунистических режимов, поскольку другие, представленные выше направления экономической мысли не могут описывать государства, которые руководствуются принципом элит. Следовательно, пока мы относимся к государству как к великодушному актору, который исправляет фиаско рынка и служит общему благу, исключается сама возможность того, что государство исходит не из принципа общественных интересов. Однако, как мы отмечали в Главе 2, государства в посткоммунистическом регионе (и в частности, мафиозные государства) часто реализуют принципы интересов элит, и игнорирование этого факта не позволило бы точно описать посткоммунистические режимы.
Можно возразить, что «реляционная экономика» – это избыточный неологизм. В конце концов, теория общественного выбора уже отвергает неоклассическую аксиому о государстве, когда утверждает, что альтернативой свободному рынку любых продуктов или услуг является «политический рынок», а ответ на вопрос о том, дает ли он тот желаемый результат, которого не может достичь частный рынок, зависит от угла зрения[17]. Кроме того, мы используем множество уже существующих теорий о получении ренты, регуляционном вмешательстве, хищничестве и коррупции. Зачем нужен новый термин? Во-первых, в отличие от теории общественного выбора реляционная экономика представляет собой не экономический анализ политических процессов, но политический анализ экономических процессов[18]. Говоря точнее, нас интересует то, как функционирует экономика, которая испытывает значительное воздействие нормативных актов и других типов государственного вмешательства, и чем она отличается от экономики в режимах с иной степенью разделения сфер социального действия. В определенном смысле реляционная экономика – это направление политической экономии, которое сочетает в себе сравнительный анализ режимов и экономический анализ. С помощью первого можно описать формальные и неформальные отношения публичных и частных акторов в шести режимах идеального типа,
