Teen Spirit - Виржини Депант

С Сандрой можно было обсуждать телепередачи, что уже немало. Уверенной в себе девице, какой она хотела казаться, не стоило, по ее понятиям, злословить обо всех подряд, и оттого она защищала, хотя и без энтузиазма, ведущих, актеров и т. д.: у такого-то, дескать, большие данные, такая-то заслуживает внимания… В действительности же она только и мечтала послушать, как я их всех лажаю.

Она была моложе меня на семь лет, и разница оказалась существенней, чем я предполагал. Она из тех, кто не знал мира «до» — то есть до падения Стены, иначе говоря, до полного краха всего. У нее мозги были устроены иначе, более патетически, что ли, и легковесней, но как объект наблюдения — любопытно.

Мне нравилось ненавидеть Сандру, и ей меня тоже. Я всякий раз отвечал на ее звонки, выделяя ее таким образом из всех окружающих. В отличие от большинства людей, она хотя бы никогда не спрашивала: «Ну что, когда увидимся?» Простившись, мы пережевывали про себя несформулированные обиды, потому что все наши разговоры были пронизаны непроизнесенными упреками и невинными на первый взгляд, но колкими намеками — только намеками, ничего в открытую. Если один из нас откровенно признавался, что ему хреново, другой спешил его поддержать, за исключением случаев, когда мы ссорились всерьез. Так или иначе, равновесие сохранялось.

Вытянувшись на зеленом продавленном диване и скрестив ноги на подлокотнике, я приготовился к длительной болтовне. Изложил последние новости:

— Я тут перестремался жутко. Мне позвонила одноклассница, непременно желала со мной увидеться. И я договорился о встрече. С тех пор меня плющит, сама понимаешь как. Успокою сразу: я никуда не двинусь. Меня мутит от одной только мысли, что я мог куда-то пойти.

— Кто такая? Что ей понадобилось? Зачем она хотела тебя видеть?

Безусловное достоинство Сандры: ее реально интересовало, что со мной происходит.

— Алиса Мартен… Лицейская подружка. Дочь хирурга. В те времена фанатка «Берю». Офигительная девка и серьезная. Я так толком и не понял, почему она на мне съехала. Сексуальная. Я заторчал, как только ее услышал, воспоминания самые приятные. Помню, она взяла в рот… у меня это было в первый раз… в парке, на скамейке, нас все видеть могли… в общем, клевота…

— Ну, а в остальном что она собой представляла?

— Маленькая такая, хрупкая, беленькая, ручки крохотные, дырка широкая… Кукольный носик и глаза светлые-светлые. Потомственная буржуйка, таких на протяжении тридцати поколений натаскивают на то, чтобы стать лучшими б… для элитных самцов… Я подвернулся ей под руку аккурат в протестный период, и она вцепилась в сына железнодорожника, как голод в этот мир… Ее трясло от одного моего прикосновения, называл ее своей электрической шлюшкой, улётнейшая телка. Жили они в особняке, всего каких-нибудь пять этажей, в саду цветов — не продохнуть. Комнату свою она оклеила постерами Сида Вишеса, мечтала, когда вырастет, стать наркоманкой. Судя по всему, с тех пор ее пристрастия изменились. Это было в выпускном классе.

— Ты сдавал на бакалавра?

— Сдавать сдавал, раза три, но не сдал.

— Ты был в нее влюблен?

— Это слово не входило в мой тогдашний лексикон, но она мне нравилась… Мне такие редко попадались… На ней попрыгать мечтал бы каждый клещ в лицее. Я подметил, что такие фифы обычно ни на что не годятся в постели. Думают, небось, им нет нужды тратиться понапрасну. Тут мораль напрашивается: с которой авантажно пройтись под руку, та в постели — ноль. И наоборот. Алиска была исключением: супер и так, и так, и не капризная.

— И долго у вас продолжалось?

— Месяца три-четыре… не помню точно… А потом в один прекрасный день меня шарахнуло в полный рост: она переехала, ну просто испарилась, и я больше о ней не слышал… до сегодняшнего утра.

Разговаривая, я зеленым фломастером чертил какие-то лабиринты и спирали на обороте телефонного счета. Сандра, думаю, мыла посуду или не знаю что: у нее лилась вода, и звякали металлические предметы. Я представлял ее себе такой, какой видел в последний раз. С тех пор много воды утекло.

— Страдал?

— Я тогда старался жизнь себе не осложнять. Особенно из-за девок. Одолжил мопед, смотался в Туль, купил на автобазе ящик резинового клея, подышал дня три-четыре и думать о ней забыл.

— Вот как? Даже не взял гитару и не сочинил что-нибудь душещипательное?

— За кого ты меня принимаешь? Я не пишу песен, когда меня кидают.

— И ты в самом деле не представляешь, зачем она звонила?

Нотка сомнения в ее голосе мне категорически не понравилась. Сандра тут же попыталась переменить тему — на нее не похоже. Пришлось тянуть клещами, и в конце концов она призналась.

— Смотри, осторожней. Ты меня знаешь, я всегда драматизирую… но я бы на твоем месте пошла на встречу.

— Что у тебя на уме? Выкладывай! Или не надо было показывать, будто ты о чем-то догадываешься…

— Я думаю о СПИДе и не понимаю, почему тебе это не приходит в голову.

Две секунды я молчал, как пришибленный.

— Сандра, полтора десятка лет прошло!

— Ну и что? Ты анализ сдавал? Помнится, ты говорил, что не собираешься.

Я швырнул трубку. Гестапо, на фиг. Почему она помнит абсолютно все, что я ей рассказывал? Картотеку, что ли, ведет?

В этом вся она: участие проявляет, вытягивает на доверительный разговор, а потом доброжелательным тоном подпускает гнусные инсинуации, расшатывающие психику хуже, чем откровенное хамство…

Я пытался рассуждать логически, но логика давала сбой. Напрасно я повторял себе, что, будь у меня СПИД, за тринадцать лет он бы выявился и без анализа… И чем больше меня забирала травка, тем менее абсурдной казалась мне догадка Сандры.

И вот под вечер я, как последний кретин, потащился на улицу. Мне, как всегда, повезло: с неба падала ледяная морось, и бар был битком набит людьми, зашедшими укрыться и натащившими грязи.

Я пришел на пять минут раньше назначенного, выбрал место поближе к выходу, чтобы улизнуть, когда стремно станет, положил на стол часы с твердым намерением слинять, если Алиса опоздает больше чем на три минуты, и надеясь, что именно так она и сделает, давая мне повод с ней не встретиться.

Меня разбирал мандраж. То ли оттого, что я сидел в переполненном баре; то ли от мысли о предполагаемом СПИДе, казавшейся мне ужасной и привлекательной одновременно, потому что, если б он у меня обнаружился, я бы точно переменил образ жизни; то ли от перспективы увидеть девицу, которая могла за это время сдвинуться, подурнеть, скурвиться или не знаю что…

Судьба обошлась со мной милостиво, по крайней мере в одном отношении: за тринадцать лет я почти не изменился физически. Не потолстел, не облысел, и зубы не гнилые, и рожа не распухла от пьянства. Встречая людей, которых я знал молодыми, я впадал в отчаяние, когда воображал себя на их месте.

Алиска притащилась вовремя, я увидел, как она выгружается из такси, и меня сразу торкнуло: она это что, нарочно, — мол, у нее бабок завались? Унизить меня хочет?

За эти годы она слегка усохла. В атмосферу бара на проспекте Сталинграда она вписывалась плохо, всем выделялась: слишком много меха на воротнике пальто, слишком изящно спадающего на слишком дорогие сапоги, слишком изысканная косметика и вычурная прическа по контрасту с прочей промокшей публикой.

В целом баба ничего. Возбуждающая.

Она села напротив меня. Я со страхом вглядывался в ее лицо: вправду ли она похожа на человека, пришедшего сообщить бывшему партнеру, что заразила его СПИДом?

Не думаю, чтобы мои опасения как-то отражались у меня на физиономии: не прилагая к тому никаких усилий, я обычно имею вид скорее вызывающий, чем испуганный. Я уже вышел из того возраста, когда кажется, будто люди способны читать тебя, как книгу: нет, они видят ровно столько, сколько им показываешь. И твои внутренние переживания им на фиг не нужны.

Алиска же явно тушевалась. Или, может, наоборот, подумалось мне вдруг, может, она только корчит из себя робкую и ранимую, и как раз потому, что ничего такого не ощущает.

Она поглядывала на меня украдкой, с беспокойством. Будто я насекомое — заведомо гадкое, но неясно, насколько опасное.

Задала два-три стандартных вопроса, как поживаю и прочее. Я солгал:

— Перевожу. Перевожу художественное, научное. С английского, немецкого, испанского… Написал роман, вот как раз издателя нашел.

На самом деле я попереводил немного научной фантастики и пару-тройку романов для издательства «Арлекин», переутомился, схватил депрессуху и забил. Я тогда сошелся с Катрин, она сказала мне: «Пиши, а я пока поработаю за двоих». Соглашаясь, я поклялся себе закончить роман в два счета. Одна только мысль, что я у женщины на содержании, будет мне настолько нестерпима, что подстегнет к работе, полагал я. Оказалось, нет.