Срок приговоренных - Чингиз Абдуллаев

Славный мальчишка. После развода прошло уже несколько лет, и сейчас он учился уже в шестом классе. Достаточно взрослый парень, чтобы соображать, что к чему. Вообще мы с ним дружили. Правда, виделись нечасто. Аленка сильно комплексовала, поэтому я не настаивал. Главное, что парень рос самостоятельным и толковым человеком, а это со стороны мне было заметно. Звали нашего сына Игорем, в честь отца Алены, умершего незадолго перед рождением внука. Хороший мужик был. Мы с ним друг друга неплохо понимали. Вполне приличная семейка могла быть, если бы не скандалы моей жены и мое нежелание долго их терпеть. Теперь же меня интересовало, как она живет с Андреем. Неужели и с ним постоянно ругается? Но у сына я никогда не спрашивал, неудобно все-таки влезать в чужую жизнь. Да и при сыне не хотелось выглядеть таким рохлей: потерял жену, а все еще интересуюсь. Но, видимо, Андрей оказался действительно неплохим мужем. У них родилась девочка, единоутробная сестренка моего сына. Именно единоутробная. Я не ошибался. Почему-то о таких детях часто говорят, что они сводные брат и сестра. Ничего подобного. Сводные — это когда вообще чужие. Каждый пришел со своим ребенком в семью. А единоутробные — родные по матери. Если по отцу, то единокровные. Мне эти тонкости один филолог объяснил, мой самый лучший друг. В отличие от меня он никогда не был женат принципиально. Считал, что семья сковывает творческие силы человека. Его звали Виталиком, и мы обожали сражаться за шахматной доской. Правда, он меня здорово обставлял. У него мастерский норматив, а у меня только первый разряд. Но иногда партии бывали чертовски увлекательные.

Виталик вообще не от мира сего — специалист по древнерусской литературе. Вы представляете, в наше время иметь такую профессию? Он получает раз в пять меньше меня, хотя уже давно защитил кандидатскую и пишет докторскую. Но, видимо, доктора наук нужны в нашей стране меньше, чем мои накачанные бицепсы охранника. Поэтому я, подполковник службы охраны Президента, получаю больше пяти докторов наук. И никто не видит в этом ничего оскорбительного.

В общем, в тот день позвонила Алена. Когда она начинала плакать, я ничего не мог понять и всегда терялся. На сей раз она не плакала. В ее голосе появились какие-то неизвестные мне нотки. Я чувствовал, что она едва держит себя в руках. И это тоже на нее очень не похоже. Обычно она не сдерживалась. Обычно она сначала кричала, потом ругалась, потом плакала, потом снова ругалась. И так, пока не доказывала свою правоту. Но в этот день она не кричала.

— Леня, — сказала она незнакомым тихим голосом, — нам нужно срочно встретиться и поговорить.

Странно, что она вспомнила, как называла меня раньше. Последние годы перед разводом она называли меня либо полным именем, либо по фамилии, когда очень злилась. Впрочем, мою фамилию она поменяла сразу, как только мы развелись.

— Что-нибудь случилось? — догадался я.

— Случилось, — отвечает она, — я хочу, чтобы ты тоже знал. Все-таки ты его настоящий отец.

— Что с Игорем? — завопил я, уже плохо соображая.

— Пока ничего. Но врачи подозревают… — Она ничего не сказала, потом как-то странно всхлипнула и попросила: — Ты можешь приехать?

Таким голосом она меня в жизни ни о чем не просила. Если бы она так всегда разговаривала со мной, мы бы никогда не развелись.

— Приеду. Прямо сейчас приеду. Ты где находишься?

— Я… — Она искала и не находила слов. Может, поняла, если назовет больницу, я все пойму. — Приезжай к нашему дому, — сказала она, — мы сейчас с Андреем приедем.

Значит, дело совсем плохо, если они вместе с Андреем приедут, понял я. Уже плохо соображая, бегу к Семену Алексеевичу с просьбой отпустить меня. Сообразив, что у меня дома что-то случилось, он молча кивнул головой. Вот за такие вещи мы его и уважали. Он всегда молчал, когда нужно, и говорил очень редко. Всегда по делу. Теперь он даже не спросил, когда я вернусь.

Я бросился к машине и едва не стукнул свою «девятку», когда выезжал со стоянки. А потом, выжимая из автомобиля все возможное, гнал к дому моей бывшей жены. Уходя, я оставил им свою квартиру, а сам снимал комнату. Потом, правда, Семен Алексеевич выхлопотал мне двухкомнатную, в которой я жил один, как король. Все девицы, которые иногда появлялись в моей огромной квартире, изумлялись ее величине — она вполне могла сойти за пятикомнатную в «хрущобах».

Я домчался на место через пятнадцать минут, хотя обычно дорога занимала минут тридцать — тридцать пять. На трассе многие сотрудники ГАИ знали меня в лицо, поэтому-то мне и удалось проскочить так быстро. Когда я приехал, их еще не было у дома. Я в нетерпении кусал губы, гадая, что именно могло произойти, но уже тогда понимал, что просто так Алена мне бы не позвонила.

Они приехали еще через пятнадцать минут. Я бросился к машине. В автомобиле, кроме Андрея и Алены, никого не было.

— Где Игорь? — заорал я не своим голосом.

— Он дома, — ответил Андрей, и я обессиленно прислонился к машине. Честное слово, я предполагал самое худшее…

— Успокойся, — сказала Алена, выходя из машины. Она, видимо, поняла мое состояние. Ведь если разобраться, у меня, кроме них, никого не было. Ну, может, еще Виталик. И больше никого — на всем белом свете. Знакомых много, есть даже такие, которых по привычке называю друзьями. Есть женщина, с которой я встречаюсь последний год. Но по-настоящему близких людей у меня не так много, это я отчетливо понял именно в тот момент у машины.

— Что случилось? — спрашиваю я, а на мне уже лица нет. Только белая маска.

— Игорь заболел, — коротко ответила Алена. Вообще она стала какой-то другой. Или я раньше ее не видел. Более четкая, более собранная, что ли. Почему я раньше не замечал, что она выросла? Мы ведь поженились, когда ей еще двадцати не было.

— Как это заболел, — не понял я, — чем заболел? Почему он дома? Где вы были? Откуда ты мне звонила?

— Нам показали результаты анализов, — твердо сказала она. — У него… — Она отвернулась, кажется, всхипнула. Но сразу взяла себя в руки. Господи, неужели должна была случиться такая трагедия, чтобы она из истеричной бабы превратилась в настоящую женщину? — У него… — Она снова не смогла найти подходящего слова. — В общем, его нужно срочно на Полное обследование. Очень срочно. Врачи считают, что ему можно помочь, если все сделать достаточно быстро. У него непорядок с сердцем.

Она ответила на все мои вопросы. Почти на все.

— Где Игорь? — спросил я.

— Дома, наверху, — она кивнула головой. Забыл сказать, что, пока мы говорили, Андрей отошел в сторону. Да, очень хороший парень, хотя и рыжий. Почему Алене понравился рыжий? Хотя я тоже не очень черноволосый. Волосы у меня русые, сейчас больше седые. Ну мне и лет побольше, чем Андрею.

— У него плохо? — спрашиваю я, чтобы больше не говорить на эту тему.

Она кивает головой и снова молчит. Черт возьми, я даже не думал, что она может так измениться. И всего за несколько лет. Она отвернулась в сторону, наверное, пыталась собраться с мыслями. К нам подошел Андрей.

— Мы уже все решили, — твердо сказал он, — мы продадим нашу квартиру и переедем к моей маме. На эти деньги мальчика можно повезти за границу. Они говорят — лучше в Германию или в Швейцарию. Можно в Израиль, сейчас там много хороших врачей, у меня немало друзей уехали туда.

— Как это квартиру? — спрашиваю я, ничего не понимая. — Ты будешь продавать квартиру? Вы переедете к маме?

— Вообще-то это твоя квартира, — смущенно говорит Андрей, — если ты не будешь возражать, конечно.

Он хочет продать квартиру, в которой живет, в которой успел сделать ремонт, поменять всю мебель, прожить с женой несколько лет. И в которой родилась их девочка. Продать, чтобы спасти моего сына. Представляете, каким подлецом я окажусь, если вдруг начну отказываться.

— Но почему продать? — все еще не понимаю я.

— Обследование очень дорогое. А если назначат полный курс лечения, это вообще большие деньги, — тихо проговорил Андрей. — Ты не думай, я все свои сбережения отдам. Машину продам. Но у меня много нет, ты ведь знаешь, мы все в ремонт ухнули. И мебель новую купили.

— У вас ведь трехкомнатная квартира, — машинально говорю я, — много не дадут.

— У нас четырехкомнатная, — возражает Андрей, — хорошая квартира. Я ведь тебе объяснил, что все деньги на ремонт ушли. Помнишь Варвару Николаевну, вашу соседку? Мы ее двухкомнатную квартиру у сына купили, когда она умерла. А потом из двух квартир сделали одну.

— Кто купил? — спрашиваю я, все еще ничего не соображая.

— Мы купили, — он даже в этот момент не говорил, что это он купил. Как он мог купить квартиру? Откуда у врача, пусть даже такого опытного, как Андрей, могло появиться столько денег?

— Я дачу свою продал, чтобы купить их квартиру, — поясняет он, словно извиняясь. И он еще спрашивает моего разрешения!