КМ - Мария Фомальгаут

Нет, не мои.

Вернее, немножко мои.

Это не я.

Но часть меня.

– Который час?

Нет, не то.

– Где я нахожусь?

Тоже не то.

– Кто я такой?

Вот это больше подойдет.

Спрашиваю в пустоту:

– Кто я такой?

Мне никто не отвечает, отвечать некому. Лежу в пустой комнате на широкой постели, в распахнутое окно слышен шум большого города, не вижу, но чувствую, – лежу я на последнем этаже, если не выше, если может быть что-нибудь выше, здесь, под самой луной. Город… отчаянно пытаюсь вспомнить название города, название не вспоминается, какими-то остатками памяти понимаю, что названия у города нет.

Вот так.

Город есть, а названия нет.

Каждый вдох дается с трудом, что-то как будто давит на грудь, мешает дышать, хотя точно знаю – на груди ничего нет.

Встаю. Вернее, не так. Пробую встать. Не могу, ноги меня не держат, видно, долго болел, или нет, это не болезнь, это другое что-то.

Другое…

Ну да.

Смотрю на свое тело, если это можно назвать телом, это не тело, это насмешка какая-то, бред шизофреника. Что-то тонкое, вытянутое, руки и ноги как спички, нет, не так, как бывает у истощенного человека, а правда как тонкие-тонкие палочки, и такое же истонченное туловище. Так штрихами рисуют человечков для какой-нибудь схемы, но я-то не нарисованный, я-то настоящий. Мне так кажется. Щиплю себя за руку, чтобы убедиться, настоящий я или нет, – рука не щиплется, пальцы натыкаются на твердый материал, хоть убейте не понимаю, металл или пластик. Дергаю себя за рукав чего-то среднего между пиджаком и куртешкой, думаю, из какого это материала, куртешка, брюки, ботинки, черт его пойми, из какого материала, это не одежда, это подобие одежды, кажется, из того же материала, что и мои руки и ноги, только очень тонкого. Хочу ущипнуть себя за веко, – показалось, померещилось, а века у меня и нет…

Оглядываюсь. Смутно вижу свое отражение в прозрачном куполе, под которым лежу. Огромные глаза, не глаза – скорее, объективы фотокамер, думаю, на что они мне, в темноте, что ли, видеть… надо проверить. Лицо какое-то ненастоящее, будто нарисованное поспешными штрихами, нос треугольником, безгубый рот…

Вздыхаю – с трудом. Голова кружится, швыряет меня на постель, задним числом думаю, как хорошо, что не встал, сейчас бы все кости переломал себе…

Входит человек. Именно что человек, не что-нибудь, обычный человек, каких множество, резкими движениями смахивает светлые пряди со лба. Входит через неприметную дверь, энергично потирает руки, устраивается в кресле спиной ко мне, водит по одежде, будто собирает ворсинки, – не сразу вижу на его костюме неприметные экраны.

Как будто не замечает меня – да я и не хочу, чтобы он меня заметил. Не знаю, почему. Не нравится мне этот человек, сильно не нравится, будто сделал что-то плохое то ли он мне, то ли я ему. Хочется потихоньку встать и уйти, если бы это было еще возможно – встать и уйти. И не просто из этой комнаты или из этого дома – а из города, который спешит сам и гонит тебя куда-то, давит, душит, не дает остановиться, оглядеться, одуматься…

Человек оборачивается.

Смотрит на меня, холодно, пристально, оценивающе.

– Очнулись?

С трудом выжимаю из себя слова, пугаюсь своего голоса, неожиданно низкого.

– Вроде… да.

Жду, что он скажет про мое тело. Ничего не говорит, как будто так и надо, как будто у него каждый день тут ходят человечки со спичечными ручками и ножками. А может, и правда каждый день ходят.

– Отлично. Чай, кофе? Или… что покрепче?

– П-покрепче.

Хозяин – почему-то кажется, что это хозяин – открывает шкафчик на стене, перебирает названия, которые мне ничего не говорят:

– Каберне Совиньон, Шато Марго, Романе Конти, Херес де-ля-Фронтер…

Хватаюсь за первое знакомое:

– Каберне.

– Отличный выбор, – хозяин разливает вино, думаю про себя, пил я раньше или не пил. Здесь бы спросить – кто я такой, только после этого вопроса можно в дурку загреметь, а в дурку греметь как-то не хочется.

Поэтому спрашиваю другое:

– А… где я нахожусь?

– У меня. Чувствуйте себя, как дома.

– С-спасибо.

Спрашиваю еще одно. То, что уже может показаться странным. Но все-таки спрашиваю.

– А вы кто?

– Не помните?

– Прошу прощения… нет.

Он улыбается. Как-то фальшиво, наиграно, не нравится мне эта улыбка, не нравится, с такой улыбкой самое время нож в спину засадить, вот что я вам скажу… Кому вам? Не знаю. Что-то подсказывает мне, что я должен запоминать все, что со мной случилось, будто кто-то пишет историю моей жизни, и очень важно, какая она будет, эта история…

– А я ваш злейший враг.

– А если серьезно?

– И я серьезно.

Молчу. Здесь нужно что-то сказать, только ничего не говорится. Враг, враг… Вспоминаю что-то, что-то не вспоминается, я стою напротив него, бросаю ему в лицо какие-то проклятия, он улыбается – вот так же, холодно, сдержано. Я ору, еще сам себе удивляюсь, что могу орать, что он отнял у меня что-то, что-то, что-то… И тут же ловлю себя на том, что не он отнял, не он, тут что-то другое случилось, что никто не виноват, а (чего-то важного) нет…

Он протягивает мне бокал.

– Ну что же… за встречу.

Смотрю на вино недоверчиво.

– Отравите?

Усмехается. Кажется, возмущен, но не подает вида.

– Зачем мне вас травить.

Подбираю слова, слова не подбираются, путаются, ускользают.

– Ну… враг же… хотите… избавиться… от меня…

– Друг мой, если бы я хотел от вас избавиться, я бы сделал это давным-давно. Пока вы лежали здесь…

– Здесь? А как я сюда попал?

Теперь он даже не скрывает своего возмущения.

– Это я у вас должен спрашивать, как вы сюда попали. А правда что, интересно, как вы сюда попали, охрана вдоль и поперек, а ведь как-то попали… или пропуск у вас был?

– Н-не помню.

Он хватает меня двумя пальцами за подбородок, смотрит в глаза, чувствую себя нашкодившим мальчишкой.

– Притворяетесь, или правда ничего не помните?

– Правда… не помню.

– И зачем сюда приходили, тоже не помните?

– Нет.

– Или вы убить меня приходили?

Хочу ответить – нет. Понимаю, что не могу ответить нет, понимаю, что сам не знаю, зачем пришел, и убивал я кого-нибудь раньше, или нет…

Нет.

Отбитая, отшибленная память подсказывает мне – нет. Меня убивали, было дело, но я не убивал, нет.

– Ваше здоровье, – объявляет хозяин.

Чокаемся.

Пьем.

Вернее, он пьет. Я пытаюсь проглотить вино, вино не проглатывается, выплескивается изо рта на покрывало.

Тьфу, черт…

Враг (не знаю его имени) хлопает меня по спине. Делаю еще глоток, вернее, пытаюсь сделать глоток, понимаю, что глотать мне некуда. Сплевываю вино в бокал, хозяин оторопело смотрит на меня.

Мотаю головой:

– Прошу прощения.

– Что-то не так?

Хочу ответить, что все-то не так.

– Некуда… глотать.

– Что, у вас и пищевода нет? Надо же как оно… Как же вы едите-то?

Понимаю, что не знаю, как я ем. И кто я такой…

Враг услужливо предлагает:

– Может… инъекции какие-нибудь? Капельницы?

Испуганно мотаю головой. Вспоминаются какие-то больницы, иглы, вонзенные в вену, врач качает головой – ну что я могу сказать, плохие новости у меня, осталось вам…

Ну а сколько мне осталось, и что потом было, хоть убейте, не помню. Много что было. Знать бы еще, что…

Враг резко выпрямляется.

– Что же… перейдем к делу.

Взмахиваю рукой, рука меня не слушается.

– Стоп-стоп-стоп, к какому делу, мне бы поесть сначала…

Понимаю, что нужно поесть, хоть что-нибудь, хоть как-нибудь, быть такого не может, чтобы мне вообще не нужно было есть…

– А что вы едите? От розетки, что ли, подзаряжаетесь?

Хочу усмехнуться, понимаю, что не смешно. От розетки, от розетки… Протягиваю руки к розетке, чувствую, как тело наполняется живительным теплом.

– Сработало, – говорю не столько врагу, сколько самому себе.

– Вот видите, как хорошо, а вы боялись. Решение есть всегда, нужно только его найти.

Морщусь. Не нравится мне эта его фраза, еще не знаю, почему – но не нравится. Похоже, и правда были мы с ним врагами, да еще какими, вот он мне еще ничего не сделал, а у меня уже мерзехонько так на душе, хочется дать ему по морде, тьфу, что я несу, человек мне жизнь спас, а я ему по морде дать хочу…

– А из-за чего мы поссорились?

Нет, не так.

– Почему вы мой враг?

Нет, не то.

– Я прошу прощения, если в чем-то виноват перед вами.

Тоже не то. Слишком длинно. И вообще, кто сказал, что это я перед ним виноват, может, это он…

…что он?

Припоминаю. Не припоминается. Убил моих детей. Были у меня дети? Не знаю. Увел у меня жену. Была у меня жена? Тоже не знаю. Разрушил мой дом… А вот дом у меня точно был, быть того не может, чтобы без дома, только даже припомнить не могу, какой у меня был дом, и был ли…