Соблазненный граф - Софи Барнс

– К сожалению, мне не удалось выкроить время, чтобы наведаться к ней, но я собираюсь навестить ее в ближайшее время. Рад слышать, что вы поддерживаете отношения, хотя…

– Патриция всегда была мне хорошим другом. Я с удовольствием вспоминаю наши игры в детстве.

– Вы обе доставляли мне массу забот, когда были маленькими, – заявил Люсьен, покачав головой. – Ты помнишь, как вы надели на головы супницы и потом не могли их снять? До сих пор не понимаю, зачем вы это сделали! О чем тогда думали?

– Мы представляли, что супницы – это модные шляпки, – объяснила Кэтрин.

Люсьен нахмурился.

– Да уж, хороши шляпки! Зачем они вам понадобились? Ведь у вас обеих была уйма головных уборов!

– Ну, надевать обычные шляпки было не так весело, как супницы. Впрочем, тебе этого не понять!

Вздохнув, Люсьен сказал себе, что женская логика всегда будет для него непостижимой.

Они снова помолчали. Затянувшаяся пауза начала тяготить Кэтрин, и она вновь первой нарушила молчание:

– Люсьен, я не могу отделаться от чувства, что ты что-то недоговариваешь и намеренно пытаешься отвлечь меня от чего-то важного забавными разговорами о наших детских проказах. Но у меня есть еще вопросы, которые требуют ответов. Мне кажется странным, что ты, вернувшись с войны, вскоре снова уехал из дома. Скажи мне, почему ты неожиданно решил покинуть Англию?

Стиснув зубы, Люсьен попытался унять волнение. В висках гулко стучала кровь. Он давно научился сдерживать эмоции и не хотел, чтобы они сейчас, когда ему необходимо сохранять полное самообладание, вдруг выплеснулись наружу.

– Ну, хорошо, я объясню тебе это… Дело в том, что мои родители, после того как ты связала себя узами брака, решили, что я должен последовать твоему примеру. Смерть моего брата подкосила их. Они заявили, что теперь на меня возлагается долг продолжить наш род и произвести на свет наследника. Честно говоря, женитьба не входила в мои планы. После того, что случилось, я меньше всего хотел бы сковать себя оковами брака. В то время я с трудом вставал по утрам с кровати, и мне было не до поисков невесты. Дело дошло до семейных раздоров, это в первую очередь и заставило меня уехать из дома. Короче, я повел себя как трус и просто бежал из Англии.

Это, конечно, было полуправдой. Но Люсьен лучше дал бы отрубить себе руку, чем признался в том, что истинной причиной его внезапного отъезда была острая душевная боль.

Гэвин, старший брат Люсьена, которым он всегда восхищался и перед которым преклонялся, мечтал поехать во Францию, чтобы бороться с Наполеоном, но его положение наследника рода мешало ему исполнить свою мечту. По иронии судьбы, он умер в своей постели от лихорадки. Вернувшись домой с войны, Люсьен застал Гэвина на смертном одре. Родители пытались утешить друг друга. В доме царило отчаяние.

Сидя у постели брата, Люсьен сжимал его слабеющую руку. Гэвин весь горел, его била мелкая дрожь, лицо блестело от пота. Перед тем как испустить дух, он обратился к Люсьену со словами:

– Я знаю, ты любишь ее, иди к ней и будь счастлив… Сделай ее своей женой.

После смерти Гэвина Люсьен долго безутешно рыдал – и не только из-за невосполнимой утраты, но и потому, что брат попросил его сделать невозможное. Гэвин не знал, что Кэтрин уже была замужем за Кросби и теперь находилась в свадебном путешествии. Люсьен не застал ее в Англии. Он никому не признавался в своих чувствах к Кэтрин, но когда Гэвин заговорил о них, Люсьен не стал отрицать очевидное.

– Прости меня, Люсьен. – Голос Кэтрин прервал его воспоминания. – Я не подозревала о том, что творится у вас дома. Твоя мать никогда не рассказывала о семейных скандалах и раздорах. Она всегда была сдержанной, скрытной женщиной. Скажи, ты успел помириться с отцом до того, как он умер?

– Нет, – резко ответил Люсьен.

Он злился на себя, обвиняя в поспешности и неразумности. Сейчас Люсьен понимал, что поступил опрометчиво, внезапно покинув родительский дом. Но тогда он чувствовал, что его сердце разбито, и ему не хватило мужества и зрелости, чтобы взять на себя ответственность за судьбу родных. Люсьен не привык нести бремя семьи на своих плечах.

Каждый раз, когда Люсьен вспоминал об отце, он ощущал тягостное чувство вины. Он не ожидал, что отец так рано уйдет из жизни. Люсьен думал, что скоро вернется в Англию, выпьет со стариком по стаканчику бренди и попросит у него прощения за то, что вел себя как избалованный ребенок. Однако судьба распорядилась иначе. Отца Люсьена подвело больное сердце, и он, не дождавшись возвращения блудного сына, скоропостижно скончался.

– Прости, мне очень жаль, – прошептала Кэтрин и, наклонившись вперед, накрыла руку Люсьена своей. – Я сочувствую тебе…

Она вела себя с ним, как с испуганным ребенком. Для Люсьена ее слова были слабым утешением, но он оценил этот жест и наслаждался обществом Кэтрин. Долгая разлука научила его одному: Люсьен понял, что, как бы далеко ни находился от Кэтрин, любовь к ней оставалась вечным источником острых эмоций. И надо было смириться с пыткой, к каким бы последствиям ни вели его чувства.

– Спасибо, – сказал он. Кэтрин убрала свою руку, и Люсьен продолжал: – Это я должен просить у тебя прощения за то, что так долго находился в отъезде. Я даже не подозревал, что ты носишь траур. Мама не сообщила мне о смерти твоего мужа, когда писала о кончине отца. Она умоляла поскорее вернуться и взять на себя обязанности главы семьи. Последние две недели я был очень занят и искренне благодарен за то, что ты приняла мое предложение сопровождать тебя сегодня вечером в Кингсборо. Честно говоря, я думал, ты пошлешь меня ко всем чертям.

Кэтрин засмеялась. Это был первый признак веселья или, во всяком случае, хорошего расположения духа за то время, которое Люсьен провел с ней после возвращения в Англию. Всего лишь час назад он появился на пороге ее дома после четырехлетней разлуки. Накануне он послал Кэтрин короткую записку с предложением заехать за ней, чтобы вместе отправиться на бал. Поместье Люсьена располагалось неподалеку от Крест-Хейвена, поэтому его приглашение было вполне разумно. Но, по правде говоря, он руководствовался не доводами разума, а желанием поговорить с Кэтрин наедине во время поездки, и был счастлив, что она согласилась сесть в его карету, хотя вполне могла счесть это предложение дерзким.

– Знаешь, я долго колебалась, прежде чем дать согласие, – сказала Кэтрин. – Однако любопытство взяло верх над благоразумием. Я решила, что тебе пора объясниться со мной. Кроме того, я не держу долго зла на людей. Я не злопамятна. Мы с тобой соседи, и нам нехорошо жить в обиде друг на друга, это может создать массу неудобств. Надо оставить прошлое в покое и двигаться дальше по жизни.