Орфей - Николай Полунин

Нога привычно заныла, я скосил глаза на сапог с заштопанным проволокой следом давнего проруба. Два пальца в самодельном лубке неправильно срослись, хромота, к смене погоды мозжит.

Зато барометра не надо, подумал я. Вот такая у меня теперь жизнь. Нерегламентированная и вольная. И спокойная. И счастливая. Что ж, счастливая по-своему, конечно. Да. Так вот. Вот таким вот образом.

Я вспомнил. Как поспешно отвел глаза, когда наткнулся на знакомый невзрачный томик. Вздохнул. Нагнулся за ведрами. И накатило.

...Панорама наезжает скачками, как. переключаются уровни панкратического бинокля.

Вечерний аист (С1сопidае) в полете над дальней кромкой леса. Откуда аист, до ближайшей деревни с магазином и водонапорной башней, где селятся аисты, девять километров. Откуда быть аисту над лесом? Я не хожу в магазин, у меня редко бывают деньги. Щелк. Будто с расстояния в десяток метров, маховые черные перья загнуты, как пальцы. Щелк. Крупно - круглый желтый глаз в неприятно морщинистой, чешуйчатой какой-то темно-красной коже.

Бац! Смена направления, смена вида зрения, теперь все в инфра.

Джунгли, светящиеся, с копошащимися в них тварями. Джунгли? Щелк, Теперь анфас. Антенны, усики, фасеточные глаза. Глаза светятся особенно ярко.

Боже, это ж муравей! Трава под ногами и муравей в траве. Муравей (Formica) куда-то, суетясь, удирает, я вижу только мелькнувшее слабо фосфоресцирующее тело с "талией" - и почти полная темнота, лишь светится на валунах (песке) слизь улиточного следа.

Бац! Смена вида зрения, теперь интро. Направление то же, вниз.

Сквозь крупинки песка, кажущиеся глыбами, сквозь путаницу корней травы. Какая глубокая, ведь весна только, откуда? Ах, да, травы ж многолетние!.. Щелк. В почве ворочается, оживает пупырчатое тело. Жаба (Bufonidae) готовится вылезти на поверхность после зимней спячки. Отвратительное с виду, совершенно напрасно оболганное в смысле бородавок, безобиднейшее существо. Кто не верит, читай Даррелла, у него там так прямо и написано. Щелк. Еще куда-то, глубже, глубже...

Все. Кончилось. Если так можно сказать...

Шурупы, появившиеся в висках, продолжали ворочаться. Я пока не мог оторвать руки от грозящих выпрыгнуть из орбит глаз. Хорошо, ведра на земле стояли, не то б я их уронил. Как бывало.

А может, и не уронил бы. Точно, не уронил бы. Аккуратно поставил бы, а уж потом повалился. Но сейчас-то устоял? Вот и молодец, привыкаешь. Давай-ка принимай меры, ты знаешь, какие.

Обычно боль проходила уже через несколько минут, но если "принять меры", то можно успокоить и за минуту. Вместе с ней, уходящей в подколенную дрожь, к горлу подступала обида. Тем более нелепая, что не имела никакого конкретного адресата.

Ну за что мне так? Зачем? Как говорит Римское право - "кому выгодно"? Разве мало мне моего? От чего я, подчиняясь неизбежному, побежал, бросив все? Не из-за этих же припадков, которые начались только здесь?

Я обвел взглядом тропинку, и деревья, и небо над вырубкой с погасшими радугами. Все было одинаково серым в подступивших сумерках, двоилось и плыло у меня перед глазами.

На тыльных сторонах ладоней, в основаниях больших пальцев свежо кровенели два неровных пятна с пятирублевую монету величиной. Я сорвал подсохшие струпья, когда с силой растирал сейчас эти места, чтобы унять невыносимую резь в голове. Между большим и указательным расположены соответствующие точки акупунктуры, только и всего. Мне, например, помогает лишь это, и руки у меня перестали заживать много месяцев назад.

О, Эжени.

По щекам текли капли. Но это была испарина. Или остатки дождя.

Я поднял оба коромысла и пошел к Дому, до которого от этого пенька оставалось - с четырьмя ведрами - сто два или сто три шага.

Завернув за угол крыльца, я увидел незнакомого мужчину, сидящего на дорожной сумке, но первой мне в глаза бросилась именно она. Из-за расцветки.

***

Красное и черное.

- Странно. Что нашли вы меня так не скоро. И что вы один, странно. Я как-то иначе нашу с вами встречу представлял. Ну, не с вами конкретно, вас я не знаю, но вообще. Странно. Не к добру.

- А как же по-другому, как же иначе-то? Являться к вам с молодцами... - Он произнес "молодцы" с ударением на первом "о". - ...С молодцами при автоматах, окружать вас, похищать вас?

- Ну да.

- Нет, почему, согласен, делается, конечно, и так. Просто я хочу сказать, что с вами не тот случай. Мы же все-таки не бандиты какие-то. Мы вас можем только попросить. Мы понимаем, с кем имеем дело.

Красное и черное. Красная сумка с черными диагоналевыми вставками. Отчего она так бросилась мне в глаза?

- Угощать-то мне вас особо нечем. Ухи хотите? Тут у меня речка...

- Ну-у, зачем вы так, ей-богу. - Он сделал вид, что обиделся.

Положив перед собой на стол заскорузлые свои лапы в полузаживших ссадинах и заусеницах, я потеснил кучу деликатесов, вываленных из его замечательной сумки. Банки, пакетики, упаковки, коробочки, свертки, бутылки. От вида всего этого изобилия делалось нехорошо. Я уже дважды отходил подкинуть полешко в плиту, хотя в этом не было никакой необходимости.

От моего гостя пахло немыслимой какой-то туалетной водой, незнакомым пряным ароматом, очень мужским. Он вообще был ничего себе. К сорока, крупный, но поджарый. Светлые волосы, светлые глаза, широкое, располагающее к себе лицо. Слишком чистый и отмытый для одной моей большущей комнаты во все внутреннее пространство Дома, и я его сразу за это невзлюбил. Он не вписывался в интерьер с закопченным потолком, неистребимыми паутинами и мебелью моего собственного кустарного производства.

- Знаете, что первое подумалось, когда на прошлой неделе мне прокрутили пленочку с вашим... обитаемым островом? Подумалось: не может быть. Ошибка. Не он. Вы, как представлялись по прежним материалам, простите, типичный горожанин. Хомо асфальтус. А тут? Глухомань, безлюдье. Дорога... страшно сказать. Мертвые и полумертвые деревни кругом. Никаких удобств, никакой техники, скудный набор примитивных инструментов. Электричества, и того нет. Как нашли забубенье такое...

- На Руси много.

- Не скажите. Сейчас все строятся. Да и вы, гляжу, не отстаете по мере сил. Что тут было, когда приехали?

- Прибрел в разброде, раздрызге да еще с оглядкой на ваших же, между прочим, не знаю, кто вы там по званию.

- Три с половиной, почти четыре года. Многое изменилось. Погодите, я о другом. Что вы нашли здесь? Голые стены? Непаханая земля, которую еще надо было поднимать? Все своими руками, на своем, простите, горбу. Тем более не могу не отдать должное тому, чего вы добились. Я посмотрел. Настоящая робинзонада...

Он имел, конечно, план встречи, "беседы" со мной, этот симпатичный гость, которого меня все почему-то подмывало назвать про себя Кроликом, хотя вовсе не похож. Он представился каким-то несуществующим именем, я тут же забыл. А он заметил и не обиделся.