Эпиграммы - Томас Мор

Сына в бегущем узнав, гневно спартанка глядит;

Вот поднимает копье и, подняв, беглеца поражает

И над убитым затем молвит мужские слова:

"Выродок, Спартой рожденный, отправься же в Тартар немедля,

Ибо собой запятнал род свой и родину ты".

11. АГАФИЯ. НА ХРОМОГО И ГЛУПОГО

Разумом хром ты и на ногу хром; и во внешней природе

Верные признаки есть внутренних качеств твоих.

12. НЕИЗВЕСТНОГО. ДИЛЕММА ФЕОФРАСТА,

ПРИВЕДЕННАЯ У АВЛА ГЕЛЛИЯ

вар. 1

Если б ты знанием мог избежать неизбежных страданий,

Знать наперед хорошо и о страданьях своих.

Если ж возможности нет избежать того, что предвидишь,

Польза какая вперед знать о страданьях своих?

вар. 2

(ямбический триметр)

Когда б ты знал вперед, что предстоит страдать,

И мог бы не страдать, то благо - знать вперед.

Но если знаешь ты, и все ж удел - страдать,

Что пользы в знанье том? Ведь все равно - страдать.

13. ПАЛЛАДА. НА ДВУХ БРАТЬЕВ, РОЖДЕННЫХ И УМЕРШИХ

В ОДИН ДЕНЬ

Братьев могила скрывает в себе четырех, из которых

Двух и родил, и сгубил день для обоих один.

14. НЕИЗВЕСТНОГО. О ПРЕВРАЩЕНИЯХ ЮПИТЕРА

Леду, Данаю любя, Антиопу, Европу, Юпитер

Лебедем, золотом был, был он Сатиром, быком.

15. НЕИЗВЕСТНОГО. НА САПФО

Девять есть Муз, говорят, но бесспорное здесь заблужденье,

Ибо с Лесбоса Сапфо Музой десятою чтут.

16. АГАФИЯ СХОЛАСТИКА. НА МЕДНУЮ СТАТУЮ САТИРА

вар. 1

Статуя создана дивным искусством, стоит облеченный

Или той медью Сатир, или Сатиром - она.

вар. 2

Или Сатир облекает собой изваянье из меди,

Или Сатир облекается сам изваянием медным.

17. НЕИЗВЕСТНОГО. НА СТАТУЮ НИОБЫ

Каменной сделали боги меня, но пусть я и камень,

Снова из камня живой сделал Пракситель меня.

18. СИМОНИДА. НА СТАТУЮ НЕОПТОЛЕМА

Неоптолем, чтит тебя этой статуей город Кекропа.

Пусть он и чтит, но творцы статуи - честь и любовь.

ЭПИГРАММЫ

1. ТОМАСА МОРА, ЛОНДОНЦА, ПОЗДРАВИТЕЛЬНАЯ ПЕСНЬ

НА ДЕНЬ КОРОНАЦИИ ГЕНРИХА VIII,

СЛАВНЕЙШЕГО И СЧАСТЛИВЕЙШЕГО КОРОЛЯ БРИТАНИИ,

И ЕКАТЕРИНЫ, ЕГО СЧАСТЛИВЕЙШЕЙ КОРОЛЕВЫ

Если какой-либо день, если время, о Англия, было

То, когда боги тебе милость явили свою,

Это - тот день, что означить нам следует камешком белым,

Радостный день, что внести должно в анналы твои.

День этот - рабства конец, этот день - начало свободы,

Он - и печали предел: радость с него началась;

Юношу он, украшенье, достойное памяти века,

Днесь помазает, твоим ставит его королем,

Властвовать не над одним кто народом достоин, - над целым

10 Кто неизменно царить миром достоин один.

Да, королем, кто у всех на глазах пусть слезы осушит,

Радости пусть учредит вместо стенаний былых.

Каждое сердце ликует, рассеяв заботы, обычно

Так, облака разогнав, блещет сверкающий день.

Вот и свободный народ выбегает с улыбкой на лицах,

Сам понимая едва все ликованье свое.

Рад, торжествует, ликует, гордясь, что таков их властитель,

И повсеместно король только один на устах.

Знать, что недавно была в подчиненье подонков народа,

20 Знать, что так долго была только названьем пустым,

Голову ныне подъемлет, гордится таким властелином,

И справедливо она может гордиться теперь.

Тьмою поборов недавно торговец задавленный, ныне

Море отвыкшее вновь стал кораблем бороздить.

Раньше лишенные силы и вред принужденные сеять,

Рады законы теперь силу свою обрести.

Все они рады равно, благодарны равно, воздавая

Ныне грядущим добром за причиненный ущерб.

Прежде сокрытые страхом в убежищах тайных богатства

30 Ныне владелец любой рад и дерзает явить.

О, сколько радости видеть, что столько воров и немало

Рук загребущих теперь тщетно добычи хотят!

Нет в том вины никакой (а была она прежде немалой),

Чтобы добром обладать, нажитым честным путем.

Страх не шипит уже больше таинственным шепотом в уши,

То миновало, о чем нужно молчать и шептать.

Сладко презреть клевету, и никто не боится, что ныне

Будет донос, - разве тот, кто доносил на других.

Значит, все сходятся здесь - пол и возраст любой, и сословье:

40 Нет опасений у них, чтобы скрываться в домах,

Чтобы не быть здесь, когда, по свершеньи священных обрядов,

В знаменьях добрых король всходит на царства свои.

Всюду теснится толпа, обуянная жаждою видеть,

И позволяет едва узкой тропою пройти.

Множество люда в домах, и кровли под тяжестью стонут.

Крик отовсюду один с новой любовью звучит.

Мало им видеть однажды. Места многократно меняют,

Если откуда-то вновь смогут увидеть его.

Трижды отрадно смотреть: да и как на него наглядеться,

50 Если любимей его нет у природы даров?

Он в благородном величье средь тысячи спутников виден,

И августейшая стать силой такой же полна.

На руку быстр он не меньше, чем сердцем исполнен отваги,

Нужно ли дело вершить, меч обнажив для того,

Или же ярые копья скрестить в необузданной битве,

Или направить стрелу, что устремится к врагу.

Пылкая сила в глазах, обаятелен облик, а щеки

Цвета такого, какой видим мы разве у роз.

Лик восхищенья достоин за живость крылатую, - равно

60 Нежная дева и муж лик этот могут иметь.

Был вот таким же Ахилл, притворившийся девой, таким же

На Эмонийских конях Гектора тело он влек.

О, если б доблесть такую души в сочетании с телом

Можно бы было постичь, в помощь природу призвав!

Больше того, и лицо как бы доблесть собой излучает,

Истинно, это лицо - вестник достойной души.

Как рассудительный ум преисполнен зрелости мудрой,

Сколько покоя в его сердце, лишенном сует!

Как он умеет свой жребий нести, любым управляя,

70 Сколько о скромности он кроткой являет забот!

Как безмятежная кротость питает спокойствие духа!

Сколь далеко отстоит спесь от подобной души!

Нашего принцепса лик необычный такие приметы

(Что измышлять их) несет истинно сам на себе.

Но в справедливости той, что владеет искусством правленья,

В том благочестье идет он за народом своим.

Весь этот блеск непреложно на лицах у нас отразился,

Все это должно узреть в нынешнем благе у нас.

Мы восторгаемся так потому, что владеем свободой

80 И что опасности, страх, боль и утраты ушли,

Что возвратились сюда мир и польза, и смех, и веселье,

Что с этих пор на виду принцепса доблесть у всех.

Власть без границ погубила поистине добрые взгляды,

И у великих людей это в обычай вошло.

Но хоть и прежде он был благочестен, все ж должные нравы,

Чтобы властителем быть, высшая власть принесла.

Ибо добро, что иные лишь в старости поздней свершили,

Тотчас же он совершил в первый вступления день.

Схваченных тотчас он ввергнул в оковы. Любой, кто недавно

90 Умыслом злобным своим вред государству чинил,

Тот, кто доносчиком был, укрощается ныне в оковах,

Чтобы он сам претерпел зло, что другим причинял.

Он для торговли моря отверзает. И если торговец

Был притесняем, теперь малый он платит налог.

Бывшее долго в презренье сословье людей благородных

В первый правления день древнюю честь обрело.

Должности все в государстве, которые прежде негодным

В откуп давались, раздал людям достойнейшим он.

И со счастливой в делах переменой отличья, какие

100 Ранее неуч имел, ныне ученый обрел.

Тотчас законам (они ниспровержены были и сами

Ниспровергали) вернул мощь и достоинство он.

И если прежде совсем отстраняли любое сословье,

Сразу же снова к себе все он сословья привлек.

Если же что-то в законах он сам пожелал уничтожить,

Чтобы народу суметь тем услужить своему,

То это было, он знал, что родителю нравилось прежде:

Но, как и должно, отцу родину он предпочел.

Я не дивлюсь: ведь не все ли, что принцепсом этим вершится,

110 Кто благородным рожден и с просвещенным умом,

Коего девять сестер омыли кастальскою влагой,

Философией самой было ему внушено?

Множество было причин, что народ раболепствовал целый

Пред королем: это зло лишь и пугает его.

Мог бы, однако, король, если б он захотел, отовсюду

Страху в угоду богатств нагромоздить без числа.

Всем этим он пренебрег: снова всех безопасными сделал,

Всякое зло удалил, что породила боязнь.

Так вот, других королей страшились народы, его же

120 Любят: страшиться при нем нечего больше теперь.

Принцепс, надменным врагам страх внушать ты должен немалый,

Твой же не должен народ, принцепс, страшиться тебя;

Те боятся тебя, - мы тебя почитаем, мы любим.

Будет наша любовь, - что ты боишься, - у них.

Так, безмятежным тебя, защищенным без всякой охраны,

Здесь охраняет любовь; там же - единственно страх.