Молчаливый странник в Лондоне - Цзян И

Хотел бы я знать, позабавят ли подобные наблюдения читателей. Естественно, у меня и в мыслях нет польстить высоколобым ученым людям. Помню, как однажды в беседе со мной одна леди заметила, что никогда бы не стала писать книгу, состоящую из таких разрозненных эпизодов, ради чьей-то забавы. Ни один достойный эрудированный человек, вещала леди, не позволит себе опуститься до такого. Любопытно, что ученые люди во всем мире одинаковы. Многие китайцы согласятся с этой леди. Как вы знаете, конфуцианские идеи оказывают огромное влияние на образ мысли китайцев. И темы, не связанные так или иначе с конфуцианскими принципами справедливости, искренности, любви детей к родителям и т.д., не будут серьезно обсуждаться в кругу ученых людей. Если книга не проникнута этими добродетелями, вряд ли ученый муж будет держать ее в своем кабинете или в комнате, где хранятся достойные вещи, из-за боязни оскорбить классиков. Те книги, которые я пишу, китайцы относят к разряду «книг под подушкой». Могут назвать «книгой после чашки чая или бокала вина». Но, скорее всего, нарекут «книгой на ночном столике». К сожалению, я не смогу написать эссе, подобное «Комплиментам читателям» Джонатана Свифта, в котором этот писатель разделил читателей на три класса: поверхностные, невежественные и эрудированные. Как утверждает Свифт, он искал подходящие слова, чтобы приспособить свое перо к возможностям каждого. А мне лишь остается надеяться, что мои читатели не будут слишком сетовать на то, что моя книга посвящена вещам, которые большинство считает не стоящими внимания.

Я полагаю, многим из тех, кто знает толк в китайской кухне, знакомо выражение «Чоп суй». В Лондоне я частенько приглашал моих английских друзей в китайские рестораны, и они обычно заказывали «Чоп суй». Когда блюдо появлялось на столе, спрашивали, из каких продуктов оно приготовлено. Я отвечал: «Из чего угодно». Все китайские повара и официанты знают, что английские гости любят это блюдо. На общепринятом китайском языке, который основан на фонетике пекинского диалекта, его называют «Цза суй» – «смесь всякой всячины». Цза – «размешивать», суй – «фрагменты, кусочки». Здесь есть хорошие кусочки мяса, много овощей плюс кусочки чего угодно оставшегося на кухне. И все это имеет странный запах. После этих объяснений я позволю себе назвать свою книгу «Лондонский Чоп суй». Может быть, она и не представляет какой-то особой ценности, но вдруг некоторым покажется аппетитной?

Мне повезло: за эти пять лет, проведенных в Лондоне, один за другим происходили такие важные события, как Серебряный юбилей царствования короля Георга V из виндзорской династии, а вскоре и смерть Георга V, коронация его старшего сына Эдуарда VIII, затем неожиданное его отречение от престола [3] и коронация младшего брата Георга VI, отставка яркого политика Антони Идена с поста министра иностранных дел и т.д. Такие драматические события за столь с исторической точки зрения короткий срок происходят нечасто. Как же повезло мне, человеку Востока, что они случились на моих глазах. Я видел – правда, на расстоянии – трех правителей, и в старом императорском Китае считался бы достопочтенным господином. Правда, в нашем, республиканском, Китае [4] такие вещи уже не поражают воображение.

Я, конечно, не буду пытаться комментировать политические события, потому что это не мое амплуа. Между тем за эти годы каждый в Лондоне рассуждал о политике и интерпретировал события так лихо, что я чувствовал себя самым глупым и тупым и шокировал людей, когда говорил, что ровным счетом ничего не понимаю в политике. Как-то вечером я вышел из дома опустить письмо в почтовый ящик и столкнулся со старым почтальоном, с которым был знаком четыре года. Это случилось вскоре после вторжения германских войск в Австрию. Почтальон поинтересовался моим мнением на этот счет и был буквально ошарашен, когда я ответил, что ничего не могу сказать по этому поводу. Тогда я в свою очередь спросил его: «А что вы думаете о случившемся в Абиссинии, Испании, Китае?» Он сказал, что у него много идей по поводу этих конфликтов, но каждый из них имеет свою специфику, поэтому разговор будет очень долгим. Многие думали так же и неистово спорили со мной, когда я уверял, что проблемы этих стран в сущности не отличаются друг от друга. Все утверждают, что стремятся к миру, но, на мой взгляд, на самом деле почти каждый или воюет или готовится к войне. Ежедневно вы встречаете в газетах слово «мир», но столь же часто в тех же газетах встречается слово «война». «Абиссинцам необходима цивилизация». «Австрийцы находятся под тираническим гнетом режима канцлера Шушнига». «Китайцев, не желающих признавать закон, надо обуздать». С широко раскрытыми глазами взирал я на тех, кто произносил подобные сентенции, приводившие меня в изумление. Года три назад молодая леди пришла ко мне на чай, и мы долго разговаривали обо всем происходящем под солнцем. Она полностью одобрила действия итальянцев, которые, оказывается, «цивилизовали» абиссинцев, потому что, на ее взгляд, последние были «варварами». Не сказав ни слова, я рассмеялся и, выдержав паузу, спросил: «А что вы думаете о китайцах?» Она ответила, что мы в высшей степени цивилизованные люди и она испытывает отвращение к нашему «дружественному соседу» за то, что он предпринимает против нас. Я был, естественно, польщен, но позволил себе не согласиться с нею в том, что мы не варвары. Иначе, почему мои предки называли голландцев, французов, англичан – фактически всех европейцев – «заморскими дьяволами», да и некоторые мои современники по-прежнему так же их величают. Мне кажется, что «варвар» – не такое уж плохое слово, все зависит от того, как определить свое отношение к этому понятию. Индийцы, например, тысячи лет назад называли нас «варварами». Когда наш великий монах Сюань Цзан в пору династии Тан (618-907) отправился в Индию изучать буддизм, тамошние монахи почувствовали в нем «своего» и решили отговорить его от возвращения в Китай.

«Индия, – говорили они, – видела рождение Будды, и хотя Он покинул землю, его священные следы все еще находятся здесь. Посетить все эти святые места, одно за другим, поклониться им, неустанно петь славу Ему – разве это не путь, который сделает вас счастливым? И какой смысл в том, чтобы приехать сюда и внезапно покинуть нас? Кроме того, Китай – страна варваров. Китайцы пренебрежительно относятся к монахам и к вере. Вот почему Будда не пожелал родиться в их стране. Взгляды ее обитателей узкие, а грехи их глубоко укоренились. Вот почему причисленные к лику святых и мудрецы Индии не ездят туда».

(Рене Груссе. «По следам Будды»)

Хотя ответ Сюань Цзана, по утверждению его биографов, был всплеском национальной гордости, за которым последовала хвала конфуцианскому традиционализму и гуманизму, я все равно не понимаю, почему нас не следует называть варварами. Я, например, совершенно уверен, что египтяне должны были называть нас варварами пять тысяч лет назад. Покойный сэр Джеймс С. Локкарт, в течение сорока лет работавший в правительстве Гонконга, обладал потрясающими знаниями Китая. Я посещал его каждое утро в субботу, пока он серьезно не заболел. Сэр Джеймс обладал неподражаемым чувством юмора. Когда он просил меня объяснить ему какой-нибудь пассаж на китайском языке, он называл себя «заморским дьяволом с весьма скромными знаниями». С его стороны было очень «патриотично» (не могу найти слова, лучше определяющего его чувства, хотя он и не был этническим китайцем) вычеркивать иероглиф «и», означающий «варвар», из китайских текстов, которые он отбирал для антологии стихов и прозы «Драгоценности китайской литературы», впоследствии переведенные на английский язык профессором Гербертом Джайлсом. К сожалению, в большом эссе все тот же злополучный иероглиф «и» – «варвар» встречался много раз, и он поменял его на другой иероглиф «и», означающий мое имя (эти иероглифы произносятся одинаково, но графически отличаются друг от друга и разные по смыслу) [5]. Однажды я принес ему эту книгу и заметил с сарказмом: «А я все-таки варвар». Он взревел от хохота и затем объяснил мне, что, видимо, шанхайский издатель сделал обратную замену, восстановив первоначальный текст. О, это был счастливый момент в моей жизни, который навсегда останется в памяти.

Эта книга иллюстрирована моими рисунками, которые, хочется верить, придают ей особый колорит, благодаря которому она будет отличаться от других книг о Лондоне. Спустя год моей лондонской жизни я попытался с помощью кисти выразить то, что увидел в городе. Но мой английский друг, который хорошо разбирался в китайской живописи, стал уверять меня, что кисть не принесет мне успеха в изображении английского пейзажа, сколько бы я ни старался. Он думал, что мои упражнения лишь нанесут вред моему оригинальному стилю. Я поблагодарил его за интерес к моей живописи, но совет его не принял. Хотя за эти годы у меня было много неудач, но мои работы, иллюстрировавшие книгу об английских озерах, были тепло приняты читателями. Я особенно благодарен тем, кто откровенно и предметно критиковал мои работы, отмечал удачи. Надеюсь услышать мнения и о тех рисунках, которые воспроизведены в этой книге.